23 июля 1945 года маршал Филипп Петен, французский герой Первой мировой войны, предстал перед переполненным залом парижского суда, рассказывает журналист The Times of Israel Роберт Филпот. Его обвинили в государственной измене за то, что он сдался нацистам летом 1940 года, а затем сотрудничал с ними в качестве главы режима Виши.

Трехнедельный судебный процесс, на котором 89-летнего маршала судило жюри, состоявшее из французских парламентариев и бывших бойцов Сопротивления, привлек внимание всей страны и доминировал в заголовках газет.

Но, как пишет британский историк Джулиан Джексон в своем увлекательном повествовании об этом процессе, величайшее преступление режима Виши — его роль в депортации 75 000 французских евреев в гитлеровские лагеря смерти — там едва упоминалось. Книга Джексона под названием «Франция под судом: Дело маршала Петена» была названа лучшей книгой 2023 года ведущими британскими газетами и журналами.

«Когда я писал эту книгу, думаю, одной из самых удивительных для меня вещей, глядя из сегодняшнего дня, оказалась та, насколько малое значение в суде имел вопрос о евреях», — говорит Джексон.

Действительно, пройдет еще полвека, прежде чем президент Жак Ширак признает соучастие Франции в Холокосте в своей знаковой речи 1995 года.

Дебаты вокруг самой мрачной главы французской истории завершены еще не полностью: ведущие ультраправые политики продолжают оспаривать участие их страны в Холокосте. Агентство France 24 в январе 2022 года сообщало: «Судьба французских евреев во время Второй мировой войны выглядит маловероятной темой для дебатов в преддверии президентских выборов во Франции».

Вина Петена вряд ли подвергалась сомнению. В 1945 году, спустя всего несколько часов обсуждения, присяжные вынесли свой вердикт, и маршал был приговорен к смертной казни. Шарль де Голль, который возглавлял переходное правительство Франции после освобождения, принял рекомендацию суда о замене приговора Петену пожизненным заключением из-за его возраста.

«Лицемерный нейтралитет»

Сам Петен, по-видимому, буквально «напрашивался» на осуждение. Ведь через три месяца после переговоров о перемирии маршал публично пожал руку Гитлеру во французском городе Монтэр. «Сегодня я вступаю на путь сотрудничества, — заявил он несколько дней спустя. — Это моя политика. Мои министры несут ответственность передо мной. Меня одного будет судить История».

Но, за исключением сделанного им вступительного заявления, отрицающего право суда его судить, в дальнейшем Петен хранил молчание и сохранял бесстрастность. Стенограммы его досудебных допросов, пишет Джексон, отличались «уклончивостью, забывчивостью, самообманом, перекладыванием вины или лживостью и жалостью к себе».

Несмотря на почти полное молчание Петена, процесс не был лишен драматизма. В первую неделю ряд ведущих политиков Третьей республики вышли на трибуну, чтобы рассказать о мрачных событиях июня 1940 года. Речь шла о роли Петена в подрыве усилий правительства избежать перемирия и о том, как парламент заставили провести голосование, дающее ему почти неограниченные полномочия. 

Это голосование фактически положило начало режиму Виши в южной и восточной Франции — так называемой «свободной зоне», изначально не оккупированной немцами.

Большая часть процесса была сосредоточена на «унизительном» сотрудничестве режима Виши с нацистами и его попытках помочь военным усилиям Германии под прикрытием «лицемерного нейтралитета». Доказательств было предостаточно. В своей заключительной пятичасовой речи, как пишет Джексон, прокурор Андре Морне перечислил «уступку за уступкой, капитуляцию за капитуляцией, декларацию за декларацией, послание за посланием», в которых Петен подчинил Францию нацистам. Многое было сказано о речи Петена в апреле 1944 года, в которой накануне «Дня “Д”» он похвалил немцев за «защиту континента» от большевизма и предостерег от «так называемого освобождения» со стороны союзников по антигитлеровской коалиции.

Защита Петена, основные тезисы которой продолжали развивать и пропагандировать его апологеты и в последующие десятилетия, основывалась на представлении о том, что он действовал как «щит» против наихудших эксцессов нацистского правления. Перемирие, которое, как утверждал его адвокат, было «встречено с огромным чувством облегчения», якобы избавило Францию от участи Польши и правления нацистского гауляйтера. Защита также стремилась переложить вину за преступления режима Виши на откровенно пронацистского бывшего премьер-министра Пьера Лаваля. 

Наконец была предпринята попытка создать представление о тайных контактах Петена, которого нацисты называли «старым лисом», с британцами: якобы он маневрировал с целью перехитрить немцев и обеспечить то, что один вишистский чиновник назвал «оборонительным сопротивлением» оккупантам.

По мнению защиты Петена, его «щит» защищал и французских евреев. «Я всегда яростно защищал евреев. У меня были друзья-евреи», — заявил Петен на допросе перед судом. Жак Изорни, один из членов команды его защиты, сообщил суду, что маршал сопротивлялся требованию ношения желтой звезды в «свободной зоне», отказался выполнять распоряжение нацистов о лишении гражданства «всех евреев, получивших французское гражданство после 1927 года», и утверждал, что в вишистской Франции выжило гораздо больше евреев, чем в Польше. «Беззаконно, — утверждал Изорни, — возлагать на маршала Петена ответственность за зверства, совершенные немцами… Лишь действия правительства маршала защитили их — возможно, несовершенно, но защитили».

Однако ни один из выживших евреев не был вызван для дачи показаний на суде над маршалом. «Мы хотели говорить, но никто не хотел нас слушать», — заявила позже пережившая Холокост французский политик-новатор Симона Вейль. 

О роли режима Виши в Холокосте говорили два свидетеля. Однако оба они выступали в защиту Петена.

Глава протестантских церквей Франции пастор Марк Бённер рассказал о ряде встреч, которые он провел с Петеном в знак протеста против политики Виши, включая обращение с евреями. «У меня сложилось впечатление, что он был бессилен предотвратить это ужасное зло, которое безоговорочно осуждал в частном порядке», — заявил пастор.

Защита вызвала в качестве свидетеля и Жана-Мари Русселя. Он возглавлял Комитет по денатурализации, созданный режимом для проверки статуса иммигрантов: многие из них были евреями, ставшими французскими гражданами после либерализации законодательства в 1927 году. Руссель вспоминал свои частные встречи с Петеном, который заверял его, что отвергнет требования Германии о «полной денатурализации», и хвалил «гуманный подход» комитета.

Как отмечает Джексон, показательно, но само существование комитета, который лишил французского гражданства около 15 000 человек, тем самым сделав их более уязвимыми для ареста и депортации, похоже, не шокировало суд и общественное мнение в целом.

И тот факт, что защите удалось доказать, будто Петен помог в спасении французских евреев (по словам Джексона, с помощью некоей «альтернативной истории»), демонстрирует, насколько мало значения придавалось этому вопросу на суде.

Причины того, как утверждает историк, сложны. Дело против Петена сосредоточено было на обвинении в государственной измене, а не на более широком вопросе о преступлениях против человечности, который получил развитие в Нюрнберге, три месяца спустя, когда начались процессы над видными нацистами.

Как во Франции, так и за ее пределами, утверждает Джексон, «современникам в то время не была понятна специфика Холокоста как отличительной черты нацизма». Он отмечает, что в общественном сознании не проводилось различия между людьми, пережившими Холокост и вернувшимися во Францию, и другими людьми, — например, участниками Сопротивления или подневольными рабочими, отправленными в Германию. Тогда все они были обозначены как «депортированные».

Во французском обществе сохранялась определенная доля антисемитизма (пусть и не такого убийственно-насильственного характера, как у нацистов). Это было очевидно из отвратительного обращения с выжившими, которые пытались вернуть имущество, изъятое у них во время оккупации. 

В этой «ядовитой атмосфере» недавно сформированный еврейский представительный орган, CRIF, предпочёл на суде вести себя «сдержанно», сообщает Джексон. Несмотря на то, что CRIF был приглашен, чтобы предоставить «доказательства», организация решила не давать показаний и осторожно предположила, что отсутствует документация, «демонстрирующая ответственность Петена».

Джексон признает, что правда о соучастии Виши в Холокосте не была еще полностью известна во время суда. «Подробности и на самом деле были неизвестны, — говорит он. — Суд состоялся спустя несколько недель после окончания войны. С тех пор прошли десятилетия исторических исследований, прежде чем выяснилось, что именно произошло». 

Однако даже ограниченные показания о преследовании евреев, собранные следствием до суда, в процессе не использовались. «Их это не особо интересовало, — говорит Джексон о суде и прокурорах. — Это точно не было главным в суде».

«Альтернативная история», рассказанная защитой, помогла сформировать послевоенный взгляд на Виши и евреев, который не подвергался серьезной ревизии вплоть до начала 1970-х годов. Как писал в 1973 году американский историк Роберт Пакстон, антисемитские законы Виши, такие как «статут о евреях», запрещавший им заниматься ключевыми профессиями и занимать должности на государственной службе, в армии, сфере образования и медицине, возникли не в результате давления со стороны Германии.

Обвинения против Петена лишь кратко намекали на преследование евреев, обвиняя режим Виши в принятии «отвратительных расовых законов», бросающих вызов «французским законам и традициям». Но эта формулировка, считает Джексон, «затуманивает степень того, насколько антисемитская политика Виши была доморощенной».

«Щит» для евреев

А как же насчет идеи, что Виши служил «щитом» для евреев? Защитники маршала ссылались на тот факт, что уровень выживаемости евреев во Франции, составлявший 75%, был одним из самых высоких в оккупированной нацистами Европе: это резко контрастировало с 25%, зафиксированными в Нидерландах, и 45% в Бельгии. Из почти 75 000 евреев, депортированных из Франции в концлагеря, около 70% были иностранными гражданами. 

«Виши защищал французских евреев и отдавал иностранных», — заявил недавно скандальный телевизионный эксперт и политик-еврей Эрик Земмур, баллотировавшийся в качестве ультраправого кандидата на президентских выборах 2022 года во Франции.

Джексон отвергает идею о том, что Виши можно причислить к режимам, защищавшим евреев. По его мнению, «доморощенный» антисемитизм Виши был направлен на «исключение евреев из национального сообщества», но не на их убийство, как поступали нацисты. Однако, по его словам, немцы не смогли бы депортировать и убивать евреев в таком количестве без помощи Виши. 

«Немцам был нужен Виши, — говорит Джексон, — им не хватало людей для реализации “окончательного решения” в стране».

Таким образом, в июле 1942 года правительство Петена заключило с нацистами «сделку с дьяволом». Беспокоясь о том, что немцы угрожают ограничить его автономию и взять на себя прямой контроль над полицией, режим Виши согласился, чтобы французская полиция арестовывала и интернировала евреев, оговаривая, что она будет преследовать только евреев-иностранцев. 

Впрочем, вишисты добровольно включили в свои облавы неоккупированную зону. Евреи-иностранцы, заявлял Лаваль министрам, обсуждавшим сделку, были просто «мусорными отходами, отправленными немцам».

Участие Виши в облавах, по словам Джексона, было обусловлено «скорее логикой коллаборационизма, чем антисемитизма», но его влияние было значительным. Без Виши, отмечает он, немцы, несомненно, все равно приказали бы французской полиции арестовывать евреев, но она, возможно, была бы менее склонна к сотрудничеству.

Джексон также отвергает идею о том, что Виши сопротивлялся «желтым звездам» из заботы о евреях: скорее эта позиция мотивировалась заботой об общественном мнении. Более того, в декабре 1942 года режим дал указание, чтобы все евреи в своих документах имели штамп со словом «еврей» — а это было решение, которое могло стать для многих смертным приговором. 

Историк полагает, что и утверждение апологетов Петена о том, что он заблокировал полную денатурализацию евреев, также по сути «более сложное». Первоначально, в июне 1943 года, режим удовлетворил просьбу Германии, но совершил «разворот» два месяца спустя, когда высадка союзников на Сицилии показала, что ход войны меняется.

Именно география Франции — ее размеры, ландшафт, а также границы с Испанией и Швейцарией — облегчили евреям возможность скрываться и бежать. По мнению Джексона, это и было «ключевой переменной», объяснявшей более высокие показатели выживаемости в стране. Более того, как показали более поздние исследования Пакстона, безопаснее было евреям на небольшой территории Франции, оккупированной Италией, чем в «свободной зоне». Учитывая эти обстоятельства, а также «предположительно независимое правительство», «настоящее преступление режима Виши в том, что он мог сделать больше», утверждает он.

Личная ответственность Петена за преследование евреев очевидна, говорит Джексон. Помимо своей определяющей роли главы государства, он лично ужесточил «статут о евреях», приказав устранить их из сферы образования и юриспруденции. После соглашения с немцами, заключенного в июле 1942 года, он говорил по поводу облавы на евреев, что «проводить различие между французскими и иностранными евреями справедливо, и это будет понято общественным мнением».

За последние четыре десятилетия исследователями рассказана правдивая история соучастия Виши в Холокосте. Преемники Ширака в Елисейском дворце последовали его примеру и подтвердили ответственность Франции. Отмечая 75-ю годовщину печально известной облавы в Вель-д’Иве в июле 1942 года, когда было арестовано более 13 000 евреев, в том числе 4 000 детей, Эмманюэль Макрон многозначительно заметил: «Ни один немец не принял в этом участия».

Несмотря на попытки ультраправых, в том числе Марин Ле Пен, отрицать очевидное, подавляющее большинство французов согласны с этой оценкой.

Однако опросы последнего времени показали, что избиратели сохраняют «на удивление снисходительное» отношение к самому Петену: 50–60% французов полагают, что он искренне пытался защитить французские интересы.

По мнению Джексона, это «необъяснимый парадокс». И роль Петена в убийстве тысяч французских евреев, возможно, в очередной раз была преуменьшена, если не извинена или оправдана.

Но история — которая, словами Петена, «будет его судьей» — вынесла маршалу гораздо более осуждающий приговор.

«Во всех ужасающих истинах, составляющих процесс Петена, — писал поэт Анри Герц, когда дело уже подходило к концу, — есть еврейская правда. И она отличается от любой другой».