Говорящее пространство

Песня из стали

Евгения Гершкович 28 декабря 2016
Поделиться

Для разговора о Роне Араде сегодня много поводов. Первый — юбилей, 65 лет, который отмечает один из самых влиятельных архитекторов и дизайнеров современности. Мимо даты не прошла и Москва: в галерее Гари Татинцяна до 1 февраля проходит ретроспективная выставка Арада. Второй повод — его кинетическая скульптура «Spyre» этим летом украсила двор лондонской Royal Academy of Art. И только что в Израиле представлен проект башен Арада TоHA, которые станут самыми высокими в Тель‑Авиве.

«Всегда рисовал, сколько помню себя. Мать твердила каждый раз, видя мой рисунок: “Будь архитектором”. Не хотела, чтобы я стал, как она, художником, — вспоминает Рон Арад. — Карандаш уже тогда был моим инструментом и спустя целую жизнь остается таковым».

Рон Арад на фоне своей инсталляции «Последний поезд»

Он родился 24 апреля 1951 года в Тель‑Авиве в артистической еврейской семье: отец профессиональный фотограф, брат — музыкант. Когда настала пора выбирать институт, Рон, разумеется, пошел в «Бецалель», Академию искусств в Иерусалиме, и проучился там пару лет. В 1973 году отправился в Лондон — и вот он уже студент Архитектурной школы Архитектурной ассоциации (как хотела мама!), ученик Петра Кука, знаменитого «бумажника», основателя «Archigram», объединения, оказавшего значительное влияние на развитие постмодернистской архитектуры. В стенах учебного заведения царила далекая от академизма атмосфера свободы, позволившая Араду выйти за рамки архитектурного формата и искать удачи на стороне. И это не фигура речи.

Дизайн или искусство

В Лондоне начала 1980‑х годов и так мало что строилось, проекты оставались в идеях и на бумаге. Многогранность же всегда была счастливым свойством природы Арада: «Я не методический человек — беспокойный и ленивый и вечно перескакиваю с одной темы на другую. Думаю, скука является матерью творчества».

Одним словом, молодой израильтянин пошел в дизайн и довольно скоро открыл свою мастерскую. Отсутствие инвестиций его не остановило, скорее подстегнуло, а индивидуализм, граничащий с нигилизмом и наглостью, вдохновил на создание мебели из промышленных отходов. «Рон был художником, который использовал дизайн как средство для самовыражения. У него была мебель, сделанная вручную из металла, — по сути, это были скульптуры. Он хотел превратить эти формы в мягкую мебель, но понятия не имел, как это происходит», — вспоминает те времена Патриция Морозо, арт‑директор легендарной мебельной марки «Moroso».

Грань между скульптурой и дизайном у Арада уже тогда была весьма тонкой. Его пластичные объекты, не лишенные функциональности, хоть и не так уж необходимые в быту, этакий симбиоз хайтека и футуризма, скоро получают мировое признание. Арад, без сомнения, один из законодателей моды на коллекционный дизайн. Его прототипы и уникаты из галерей прямиком попадают в частные собрания и музеи.

Первый успех Араду принесло кресло «Rower», состоящее из переднего сиденья автомобиля и рамы строительных лесов. Автомобильная тема, кстати, до сих пор присутствует в творчестве дизайнера: «Pressed Flower», инсталляции из прессованных автомобилей FIAT 500, можно увидеть на московской выставке.

В поиске необычных, порой парадоксальных формальных решений, разрывая клише и каноны, дизайнер экспериментирует с алюминием и полиамидом, листовым металлом, патинированной и отполированной закаленной сталью. Арада и самого называют человеком из стали. Эта ассоциация не мешает признанному мастеру внедрять в свой дизайн новейшие технологии. Сегодня Арад с успехом сотрудничает с такими мировыми брендами как «Kartell», «Vitra», «Moroso», «Fiam», «Driade», «Alessi», «Zeus» «Noto», «Cappellini»…

Но не стоит думать, что, сфокусировавшись на дизайне, без сомнения, его прославившем, ученик Кука забыл об архитектуре.

Здание как арт‑объект

В 1989 году была основана компания «Ron Arad Associates» — Арад стал проектировать и строить в Израиле. Первым масштабным проектом на родине была Опера в Тель‑Авиве, входящая в Центр сценических искусств. Совместно с Элисон Брукс Арад разработал серию автономных конструкций сложной формы для вестибюля театра, открытого в октябре 1994 года. Автор и здесь остался верным своим пристрастиям к биоморфизму и плавным линиям, что придало интерьеру Оперы динамичность, несмотря на довольно простые формы.

С 2008 года функционирует студия «Ron Arad Architects» (RAAL), и как архитектор истинный триумф израильтянин Арад пережил 31 января 2010 года, когда в эксплуатацию был введен весьма необычный объект — Музей дизайна в Холоне, городе‑спутнике Тель‑Авива, где расположен факультет дизайна Технологического института.

Музей дизайна в Холоне

Проект здания, признанного одним из самых оригинальных архитектурных сооружений XXI века (а иные считают его новым чудом света), бюро RAAL разработало в 2003 году. К строительству музея, который обошелся казне в 65 млн шекелей, приступили через три года. Два прямоугольных блока выставочных галерей Арад обвил пятью гигантскими лентами из кортеновской стали, вторящей колориту пустыни, — от песчаного до темно‑фиолетового. В этой взвинченной форме автор идеально связал символическую бесконечность ленты Мёбиуса и героическую красоту обнаженных геологических слоев земли Израиля.

«Когда я работал над проектом Музея дизайна в Холоне, — вспоминал Арад в недавнем интервью, — каждый город на свете хотел быть похожим на Бильбао и иметь такую же архитектуру, какую Фрэнк Гэри сделал для Музея Гуггенхайма. Но меня не вдохновляет эта архитектура… Здание должно приглашать внутрь, а не кричать о себе».

C Арадом можно не соглашаться в оценке хрестоматийного проекта Гэри — оба музея абсолютные художественные объекты, однако в музее в Холоне вы действительно не увидите многого из того, что в принципе свойственно зданиям. Нет порогов, нет разграничения внутреннего и внешнего пространства — Арад добивался этого и даже настоял, чтобы не было мезузы, которая в Израиле присутствует при входе в любую квартиру или офис. Потому что и входа в здание фактически нет — то, что внутри, продолжает то, что снаружи, и архитектору, считающему Музей дизайна своим лучшим и главным проектом, было важно эту открытость подчеркнуть.

Рабочий же пригород Холон обзавелся ярким акцентом, образцом wow‑архитектуры, повысившим его туристическую привлекательность, со всеми вытекающими. Через два года Рон Арад, уже почетный доктор Тель‑Авивского университета, ставит на площади кампуса скульптуру под названием «Кешер», в память о четырех тысячах эфиопских евреев, погибших в пустыне на пути в Израиль в 1984 году. И вновь Арад использует тему бесконечности, обвивая металлическими лентами две стоящие рядом пальмы.

Free Standing China. Интерьер Рона Арада. 2009

Он постоянно и много занимается паблик‑артом: его «Evergreen!» в Токио и «Vortext» в Сеуле стоят очень давно, в 2012‑м дошел черед до Иерусалима, где в саду скульптур Музея Израиля установили инсталляцию «720 градусов», которая состоит из 5600 кремниевых стержней, образующих круг на высоте почти 8 метров, — их проекции можно рассматривать, находясь внутри конструкции или выйдя за ее пределы. В этом году в Лондоне были установлены сразу три инсталляции Рона Арада, в их числе уже упомянутая подвижная 16‑метровая скульптура «Spyre». Однако функциональная архитектура остается сегодня, это очевидно, главным делом «Ron Arad Architects».

В 2015 году архитектор приступил к проектированию здания новой онкологической больницы «Beit Shulamit» на территории медицинского центра «Эмек» в Афуле, на севере Израиля. Арад планирует корректно вписать трехэтажный объем площадью 11 тыс. квадратных метров в существующий контекст центра, расположенного у подножия горы Гиват а‑Морэ. Здесь он активно использует консольные элементы, усиливающие взаимодействие света и тени и несколько размывающие реальные границы здания, пуск которого намечен на 2019 год.

И наконец, самый амбициозный проект, из‑за которого высочайший небоскреб Израиля, 244‑метровый «City Gate Tower», рискует утратить свой статус. ToHA — спроектированный Арадом комплекс из двух башен высотой 28 и 63 этажа — будет построен в Тель‑Авиве в 2018 году. Масштабный проект — совместное предприятие инвестиционной и девелоперской компаний, выделивших под стройку участок площадью 1,8 гектара. Кроме офисных помещений в башнях предусмотрено 160 тыс. квадратных метров жилья, три уровня общественных пространств и большой сад на крыше.

Компьютерная визуализация комплекса ToHA

Автор амбициозного проекта пребывает в отличной творческой форме. Его слава гремит по всему миру, «персоналки» только что прошли в Центре Помпиду и нью‑йоркском МОМА. Рон Арад уже более 40 лет живет в Лондоне, у них с женой Алмой две дочери, одна из которых, Лайл, известная певица. Но, несмотря на хороший английский, акцент в речи Арада по‑прежнему очень заметен. Этот любитель веселых шляп и мешковатой одежды все так же любит отвечать вопросом на вопрос. 

 

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Судьба композитора Бранда

У родившегося в Лемберге (Львове) и учившегося у Карла Шрекера в Вене и Берлине Бранда было свое видение союза между пустой сценой, машиной и звуком. В каком‑то смысле об этом была и его знаменитая опера «Машинист Хопкинс», созданная с учетом эстетики не только Шрекера, но и Арнольда Шенберга, Курта Вайля и Эрнста Кренека; уже в первый год после дуйсбургской премьеры в 1929‑м опера выдержала 134 представления.

Показать изнанку

«Фрики — те, кого я часто снимаю, — писала Арбус. — С ними я испытываю особые чувства — смесь стыда и благоговения. Дело в том, что многие из нас идут по жизни, пытаясь избежать травм и потрясений. Фрики рождаются с травмой. Они уже прошли это испытание. Они от рождения — аристократы».