Образованные люди — в большей степени антисемиты?
Материал любезно предоставлен Tablet
Один из основополагающих принципов борьбы с ненавистью в Америке — убежденность в том, что нетерпимость вообще и антисемитизм в частности — плоды невежества и просвещение способно их побороть. Свидетельство этого мы наблюдаем всякий раз, когда обеспокоенность нетерпимостью или антисемитизмом усиливается. Решение этой проблемы видят в улучшении просветительских мероприятий, посвященных Холокосту, и увеличении количества семинаров, где граждан знакомят с идеями разнообразия, равенства и инклюзии . Рисуя портрет типичного антисемита, обычно описывают малообразованного белого жителя сельской местности или столь же малообразованного горожанина из расового или этнического меньшинства. Люди образованные обычно считают, что ограждены от антисемитизма своим высоким социальным статусом, и мнят, что угроза межгрупповой ненависти сконцентрирована в других слоях общества.
И действительно, широко цитируемые исследования антисемитизма подкрепляют веру во взаимосвязь антисемитизма с низким уровнем образования. Например, опрос «Глобал 100» Антидиффамационной лиги, направленный на выявление антисемитизма во всем мире, показал: «Среди христиан и тех, кто не соблюдает религиозных обрядов, высокий уровень образования влечет за собой снижение уровня антисемитизма». Опрос, проводившийся, в том числе, в Иране и Турции, показал: «Среди респондентов‑мусульман верно обратное…» Однако, если исключить из исследования те системы образования, которые, возможно, открыто насаждают ненависть к евреям, то образованность, по‑видимому, и впрямь уменьшает антисемитскую настроенность. Отрецензировав несколько исследований, социолог Фредерик Уэйл заключил: «В США среди людей, получивших хорошее образование, намного меньше антисемитов, чем среди малообразованных, причем эту взаимосвязь невозможно объяснить никаким другим мерилом общественного статуса (например, уровнем доходов или родом занятий)».
Это убеждение широко распространено и со времен Луиса Брандейса определяет подход американской еврейской общины к противодействию ненависти. Но проблема в том, что оно опирается на такие вопросы в социологических анкетах, которые вряд ли могут уличить высокообразованных людей в антисемитизме. В большинстве этих исследований уровень антисемитизма измеряют, попросту интересуясь у респондентов, как они относятся к евреям или соглашаются ли они с откровенно антисемитскими клише. Но люди образованные поднаторели в ответах на тесты и контрольные и понимают, что ответ «да» на такие вопросы «неверен».
Например, недавнее исследование, призванное измерить уровень антисемитизма в высших учебных заведениях, исходило из того, в какой мере респонденты соглашались с такими утверждениями: «У евреев чересчур много власти на международных финансовых рынках», или: «Евреев не волнует ничья судьба, кроме судьбы их соплеменников». Искушенные респонденты, скорее всего, часто догадываются, о чем их расспрашивают на самом деле, и дают ответы, желательные для общества, но, по всей вероятности, не выявляющие их антисемитизм куда более изощренного свойства. Следовательно, вполне возможно, что теория взаимосвязи антисемитизма с низким уровнем образования родилась из наблюдений над теми, кого подлавливают вопросы анкет, а вовсе не основана на реальных взаимосвязях между уровнем образования и уровнем антипатии к евреям.
Чтобы проверить эту гипотезу, мы разработали для опросов новое мерило, выявляющее двойные стандарты, — их активист‑правозащитник, в прошлом советский отказник Натан Щаранский считает определяющей чертой антисемитизма. Мы разработали два варианта одного и того же вопроса: в первом варианте респондентов просили применить некий принцип к примеру из еврейской жизни, а во втором — к примеру из жизни неевреев. Участникам опроса — совершенно случайно — доставался один из вариантов: либо первый, либо второй, причем ни одному респонденту не показывали оба варианта. Поскольку никто не видел обоих вариантов, искушенные респонденты никоим образом не могли догадаться, что мы замеряем их отношение к евреям, и не могли вычислить, какой ответ будет «правильным».
Когда мы применили это мерило двойных стандартов при опросе более чем 1800 человек, отобранных так, чтобы они представляли собой общенациональную репрезентативную выборку, наши результаты сильно разошлись с устоявшимся взглядом на взаимосвязь уровня образования и антисемитизма. Мы и впрямь обнаружили, что более образованные люди применяют принципы к примерам из еврейской жизни куда жестче. Так как наш опрос не позволял респондентам догадаться, что мы выясняем их отношение к евреям, мы обнаружили: в США у людей с более высоким уровнем образования неприязнь к евреям куда сильнее, чем у малообразованных.
Вопреки прежним выводам образованность, по‑видимому, вовсе не предохраняет от антисемитизма, а возможно, на деле потворствует ему, в том числе подсказывая, как выразить свои антисемитские взгляды более изощренным и более приемлемым для общества способом.
Наша анкета содержала 29 предметов обсуждения: респондентов спрашивали о различных политических вопросах и спорных ситуациях, а также просили указать их демографические характеристики и биографические данные. Мы также сделали дополнительную выборку, опросив школьных учителей и преподавателей высших учебных заведений, чтобы собрать добавочную статистику, позволяющую судить о более образованных людях. Объединенную выборку подвергли взвешиванию , дабы удостовериться, что она репрезентативна для США. Среди других предметов обсуждения в опроснике было семь, предполагавших, что респонденты должны применить какой‑то принцип к примеру либо про евреев, либо про неевреев.
По причинам, которых мы коснемся ниже, мы замеряли антисемитизм своим методом, сосредоточившись на четырех из семи предметов обсуждения. Первый: должно ли «правительство установить минимальные требования к учебным программам частных школ», в качестве примера в первом варианте упомянуты ортодоксальные еврейские школы, а во втором — Монтессори‑школы. Второй: «порождает ли привязанность человека к другой стране конфликт интересов, когда этот человек выступает в поддержку определенных внешнеполитических позиций США», примером служит Израиль либо Мексика. Третий: «позволительно ли армии США» запрещать головные уборы, свидетельствующие о религиозной принадлежности человека, как элемент военной формы, примером служат либо еврейская кипа, либо сикхский тюрбан. Четвертый: об отношении к скоплениям людей во время пандемии — «угрожают ли они здоровью населения и следует ли их предотвращать», примером служат похороны ортодоксальных евреев либо протестные акции движения БЛМ.
Логика этих двойных стандартов такова: в «еврейском» и «нееврейском» примерах ситуации настолько сопоставимы, что на оба варианта вопроса респонденты должны отвечать в среднем почти одинаково. Люди могут одобрять усиление или, наоборот, ослабление регулирования учебной программы частных школ, смотреть опасливо или, наоборот, спокойно на проблему лояльности двум странам, уважительно или не очень относиться к требованиям армейского устава касательно военной формы, верить или не верить в опасность скоплений людей для здоровья населения. Но, несмотря на свой взгляд на любую из этих немаловажных проблем, респонденты в совокупности не должны отвечать на вопрос по‑разному из‑за того, «еврейский» или «нееврейский» пример в нем упомянут.
Что касается остальных трех предметов обсуждения, то в этих пунктах анкеты обстоятельства, отличавшие «еврейский» вариант вопроса от «нееврейского», разнились настолько сильно, что на разные варианты вопроса респонденты могли отвечать иначе, но в этом не отражались их антипатия или благоволение к евреям. Первый: является ли Основной закон Израиля дискриминационным из‑за утверждения «Государство Израиль — национальное государство еврейского народа»? В «нееврейском» варианте того же вопроса спрашивали либо про параграф конституции Дании: «Евангелическая лютеранская церковь является официальной церковью Дании и как таковая пользуется поддержкой государства», либо про параграф конституции Иордании: «Государственной религией является ислам, а государственным языком является арабский». Второй: следует ли научному сообществу бойкотировать израильских (в другом варианте — китайских) ученых, «чтобы выразить протест против нарушений прав человека правительствами этих стран»? Третий пункт: следует ли увольнять преподавателей за отрицание Холокоста (в другом варианте — за критику иммигрантов)? Во всех трех случаях можно счесть, что ситуации настолько несхожи, что среднестатистический респондент отнесется к ним по‑разному, поэтому мы не учли эти предметы обсуждения при замере уровня антисемитизма. Тем не менее результаты опроса оценивались по одним и тем же критериям. Мерилом уровня антисемитизма в каждой из двух подгрупп мы считали разницу между ответами на «еврейский» и «нееврейский» варианты каждого вопроса анкеты.
Мы обнаружили, что респонденты с более высоким уровнем образования заметно чаще, чем малообразованные, применяют двойные стандарты не в пользу евреев. Рассмотрим четыре предмета обсуждения в анкете, «еврейские» и «нееврейские» варианты которых, на первый взгляд, сильно схожи — причем объединенная выборка отвечала на оба варианта примерно одинаково; оказывается, респонденты, окончившие бакалавриат, на 5% чаще применили некий принцип к евреям жестче, чем к неевреям. Среди респондентов с ученой степенью не ниже магистерской на 15% чаще оценивали примеры про евреев неблагожелательнее, чем примеры про неевреев.
Рассматривая каждый предмет обсуждения отдельно, обнаруживаем: высокообразованные респонденты проявили больше недоброжелательности к евреям в ответах на три вопроса, а на еще один ответили более или менее ровно. Отвечая на вопрос о регулировании программы частных школ, более образованные люди выступают за усиление государственного регулирования, но что бы ни служило примером — ортодоксальная еврейская школа или Монтессори‑школа, особой разницы в применении этого принципа не видно.
На вопрос, «порождает ли привязанность к другой стране конфликт интересов», респонденты с четырехлетним высшим образованием и люди с ученой степенью не ниже магистерской выражали обеспокоенность, соответственно, на 7% и на 13% чаще, если шла речь о привязанности к Израилю, чем если речь шла о Мексике. Люди с ученой степенью не ниже магистерской одобряли запрет еврейской ермолки как элемента военной формы на 12% чаще, чем запрет сикхского тюрбана. Люди с четырехлетним высшим образованием отвечают на этот вопрос одинаково, вне зависимости от того, приведен ли пример про евреев или про сикхов.
Объединенную выборку очень озаботили скопления людей во время пандемии, и 61% респондентов одобрили запрет таких скоплений, будь то похороны ортодоксального еврея или протестные акции БЛМ. Люди с четырехлетним высшим образованием на 11% чаще осуждали такие скопления на еврейских похоронах, чем скопления на протестных акциях БЛМ. Люди с ученой степенью не ниже магистерской на 36% чаще выражали желание запретить прилюдные похороны ортодоксальных евреев, чем желание запретить протестные акции БЛМ.
Наш метод измерения антисемитизма по двойным стандартам не позволяет установить абсолютный уровень антисемитизма в США, поскольку мы сосредоточиваемся на пунктах анкеты, «еврейский» и «нееврейский» варианты которых рядовой американец сочтет сопоставимыми. Согласно нашему замыслу, результат замера у рядового американца должен быть близок к нулю. Но этот подход позволяет нам подразделить выборку по уровню образования, дабы увидеть, в каких слоях относительно большая или меньшая неприязнь к евреям. Вопреки общепринятому мнению и прежним исследованиям люди с более высоким уровнем образования, похоже, относятся к евреям менее благожелательно.
Эта обостренная неприязнь к евреям среди людей с более высоким уровнем образования — явление тревожное по нескольким причинам. Во‑первых, евреи, возможно, неверно оценивают, откуда исходят главные угрозы их интересам. Возможно, евреи уверены, что опасность исходит в основном от далеких и незнакомых им групп, а не из кругов, где они обычно вращаются. Во‑вторых, образованные люди обычно больше влияют на ход событий, а значит, их неприязнь не сулит евреям ничего хорошего. В‑третьих, наши стратегии противодействия нетерпимости вообще и антисемитизму в частности обычно продиктованы убежденностью в том, что ненависть к некой группе порождается невежеством и излечивается просвещением. И все же, если более образованные люди относятся к евреям враждебнее, чем другие, высокий уровень образования, дополнительные учебные курсы и тренинги, возможно, лишь усугубят предвзятость вместо того, чтобы ее ослабить.
Как минимум, нам представляется: дать людям образование, которое просто снабжает их информацией об исторических событиях, гражданских свободах и других культурных группах, еще недостаточно. Чтобы противодействовать антисемитизму и предвзятости в широком смысле, возможно, потребуется культивировать высокоморальные качества. А конкретно, сформировать особый характер: ведь нужно, чтобы человек не только знал кое‑что о других аутгруппах и нормах демократии, но и поступал добропорядочно, уважая интересы этих аутгрупп и избегая использовать политическую власть в личных интересах.
Как отмечала профессор Гарварда, исследователь идиша Рут Вайс, антисемитизм расцветает не на почве невежества, а потому, «что является частью некоего политического движения и служит некой политической цели». К этим политическим движениям, использующим антисемитизм, высокообразованные граждане нашей страны относятся все более сочувственно. Противодействие антисемитизму высокообразованных людей станет политической и нравственной битвой, причем привычные подходы и представления об образовании тут окажутся бессильны.
Оригинальная публикация: Are Educated People More Anti‑Semitic?
О затаенных формах расистского мышления
Кровавый навет в Америке
