В считанные минуты по фейсбуку распространилась новость, все усиливаясь, подобно крику или стону: умер Михаил Яснов. Наверное, сегодня нет в России ребенка, который бы не вырос на его произведениях. У его взрослой поэзии и переводов аудитория не столь широкая, ну так и взрослых, ценящих и понимающих стихи, куда меньше, чем любящих стихи детей.

Для тех, кто знал и любил Мишу (а не любить его было невозможно), его уход — огромное личное горе. Наше с ним знакомство продолжалось по меньшей мере 50 лет. Мне было четырнадцать, я был участником кружка юных поэтов при ленинградском Дворце пионеров, Мише — двадцать четыре, и он был нашим руководителем… Миша с нами говорил не только о поэзии, но и о любви. Ведь без любви какие стихи? Помню, он сказал: ради этого чувства можно пожертвовать своей рукой (а что такое рука для пишущего!) — и ни секунды об этом не пожалеть.

В те годы он был еще Миша Гурвич, и его жизнь складывалась очень непросто. Сейчас сложно представить, что знаменитый детский поэт так трудно начинал. Работал он почасовиком в герценовском институте — и студенты отделения северных народов категорически не хотели его слушать. Жил он вместе с тогдашней своей женой, переводчицей Еленой Баевской, в узкой комнате в коммуналке — в нее помещались два стола и диван. Миша говорил, что, когда они оба работают за своими столами, очень удобно перекидываться словарями.

Главной Мишиной проблемой была фамилия. Советский писатель мог быть евреем (как говорится, куда от них денешься), но он точно не мог иметь откровенно еврейскую фамилию. Миша походил по редакциям, наслушался комплиментов, которые всегда предшествовали отказам, и решил фамилию сменить. Обычно псевдоним берут в честь отца (так Давид Кауфман стал Давидом Самойловым), в честь сына (именно поэтому Александр Лифшиц превратился в Александра Володина), но у Миши был собственный план.

Недавно мы с Мишей вспоминали эти годы, и он посетовал: «Ну, кто я тогда был!..» Наверное, я должен был воскликнуть: «А как же твой псевдоним?!» — но почему‑то этого не сделал.

А ведь это был по‑настоящему дерзкий шаг. По крайней мере, ни о каком компромиссе точно не приходилось говорить! Своим поступком Миша рассказал, что такое «вакансия поэта»: «Она опасна, если не пуста», — вспомним формулу из стихотворения Пастернака.

Как я удивился, узнав, что Миша решил стать Ясновым! На мои слова: «Один Яснов уже есть», он отреагировал так: «Потому я и взял этот псевдоним».

Дело в том, что Михаил Яснов в то время был председателем Верховного совета РСФСР — не последним человеком в государственной иерархии. Миша, как видно, испытывал систему, хотел показать, кто на самом деле «первое лицо». Тот, кто подписывает указы, ежедневно публиковавшиеся в газетах, или тот, кто занимается творчеством?

И как же он оказался прав! Вот уж действительно, «Михаил Яснов — второстепенный политический деятель эпохи поэта Михаила Яснова». Вряд ли кто‑то, кроме родственников, вспоминает сегодня председателя Верховного совета, а прекрасного детского и взрослого автора будут читать и перечитывать всегда.

…Бывало, мы с Мишей подолгу не виделись, а когда встречались, непременно начинали с такого диалога: «Ты жив?» — спрашивал Миша, а я ему в тон спрашивал: «А ты?..»

Никто теперь не скажет, широко улыбнувшись, как это умел только Михаил Яснов: «Я‑то жив».