Навещая могилы праведников: «Салуны расплавленной синевы»
Материал любезно предоставлен Jewish Review of Books
Пятничным утром в начале марта 2025 года, через три месяца после того как Израиль и «Хизбалла» достигли шаткого перемирия, сотни евреев, преимущественно хасидов, собрались у небольшой могилы на вершине горы Шинан в нескольких километрах к западу от пограничного израильского города Кирьят‑Шмона. Они торопливо шли вдоль внушительной бетонной стены, на которой краской из баллончика была нарисована стрелка с подписью «К могиле рава Аши». Снаружи могила была свежевыкрашена ярким оттенком голубого цвета, характерного для стен, потолков, дверей и оконных рам израильского севера (в Галилее существует пословица, приписываемая лжемессии XVI века Шломо Молхо: «Три вещи покорили мое сердце: голубое небо Галилеи, голубые стены Цфата и голубизна твоих глаз»). В течение примерно часа собравшиеся плакали, читали псалмы, танцевали, расталкивали друг друга и вообще скакали вокруг могилы, а нескольким счастливчикам удалось даже пасть ниц прямо на могилу.
После Первой ливанской войны Армия обороны Израиля установила форпост на горе Шинан, откуда видно ливанскую деревню Хула. Когда в 2000 году израильтяне вышли из южного Ливана, Шейх Аббад — так ливанцы называют и саму гору, и расположенную на ней могилу — стал популярным местом. Фанатичные шииты собирались здесь на молитвы, сжигали израильские флаги, швыряли камни и выкрикивали антиизраильские лозунги. Норвежский дипломат и представитель ООН Терье Руд‑Ларсен провел посередине могилы черту, по одну сторону которой приходили те, кто навещал могилу шейха Аббада, а по другую — паломники, почитавшие могилу рава Аши, однако в течение нескольких десятков лет мало кто из израильтян добирался сюда. После нападений 7 октября «Хизбалла» использовала позиции в окрестностях для обстрела населенных пунктов севера Израиля. В течение нескольких месяцев почти 100 тыс. израильтян эвакуировались с севера, а с другой стороны границы свои дома покинули более 1 млн ливанцев. Могила оставалась закрыта.
В ноябре прошлого года было объявлено о прекращении огня, но граница оставалась неопределенной. На момент написания этой статьи ЦАХАЛ удерживал пять форпостов на территории Ливана и продолжал поражать цели «Хизбаллы» везде, где они представляли угрозу. Тем временем израильская ультраправая организация под названием «Вставай, север! Движение за поселения в южном Ливане» привезла на границу, а порой и на ливанскую территорию десятки израильтян. Здесь их ждала могила рава Аши. В феврале этого года сюда проникла группа брацлавских хасидов. Они сломали забор, которым окружили могилу силы ООН, и перекрасили ее в синий цвет (по неподтвержденным сведениям, израильские власти арестовали восемь человек за незаконное проникновение в закрытую военную зону и камнеметание). Так были подготовлены условия для мартовского мероприятия, проходившего под надзором ЦАХАЛа.
Рав Аши жил в Вавилонии в конце IV — начале V века н. э., когда там правил персидский царь Йаздегерд I. В знаменитом талмудическом отрывке рассказывается, что рав Аши и некий Равина (хотя не вполне понятно, какой именно) достигли предела учености. Отсюда возникла средневековая традиция, будто рав Аши сыграл ключевую роль в составлении Вавилонского Талмуда — возможно, был его редактором. В Талмуде приводятся сотни цитат из рава Аши и множество агиографических рассказов о нем, в том числе история о том, как он ночевал в возводившейся неподалеку синагоге, чтобы убедиться, что строители закончат работу. Тем не менее мы почти ничего не знаем о жизни рава Аши или о его смерти. Скорее всего, он похоронен в Суре или где‑то неподалеку. В Суре, располагавшейся на территории современного южного Ирака, действовала тогда важнейшая талмудическая академия. Возможно, что рав Аши распорядился перенести свои останки в Землю Израиля — некоторые вавилонские евреи так делали (а кое‑кто из евреев диаспоры делает до сих пор), однако первое упоминание о том, что его могила находится где‑то на севере Израиля, присутствует в ивритских паломнических итинерариях XV века. Еврейские путешественники раннего Нового времени помещают могилу рава Аши неподалеку от ручья Баниас — это больше 20 километров от горы Шинан, причем по малопроходимым тропам.
Будучи исследователем Вавилонского Талмуда, я всегда мечтал посетить те места в современном Ираке, где некогда раввины, подобные раву Аши, формировали иудаизм в том виде, в котором мы его знаем. Иногда я с любопытством присоединялся к еврейским религиозным паломничествам — частично в качестве полноправного участника, а частично в качестве наблюдателя. Поэтому, когда я узнал о том, что хасиды ходят на могилу рава Аши всего в нескольких часах езды от моего дома (хотя и в военной зоне), мне очень захотелось тоже туда попасть. Я поговорил с репортерами, которые освещали этот поход, и израильскими офицерами, служившими в тех местах. Я даже попросил знакомого, живущего среди брацлавских хасидов, аккуратно навести справки по поводу планируемых визитов на могилу. К сожалению, у знакомого ничего не получилось, мои армейские контакты решительно советовали туда не соваться (один подполковник особенно язвительно отозвался об «этих психах, которые бродят по старым могилам»), а журналисты мало что смогли предложить. Поэтому я поступил так, как поступаю всегда, когда мне не везет, — отправился в библиотеку.
В 1972 году израильский археолог по имени Цви Илан путешествовал по Галилее и наткнулся возле горы Шинан на современный указатель, в соответствии с которым тут находилась могила рава Аши. Напечатанная им газетная заметка стала первой публикацией, где гора Шинан отождествлялась с местом погребения рава Аши. Идя по документальному следу, я нашел, что следующее упоминание появилось в памфлете 1981 года на идише, изданном Советом защиты могил предков — там на фотографиях до и после (фриер ун гайнт) представлены очаровательные молодые хасиды со строительными инструментами. Они соорудили постоянную платформу, позволяющую удобно подойти к могиле. В более поздних выпусках официального периодического издания совета, которое называется «Кадмонену» («Наши предки»), есть изображения красивых каменных ворот, которые обрамляют теперь вход.
Читая дальше, я обратил внимание на то, что отождествление горы Шинан с могилой рава Аши восходит к упоминаниям «Аль‑Аббада» из сообщений еврейских путешественников XV века, причем они считали, что могила расположена в Баниасе. Сегодня словом «Аль‑Аббад», которое может означать по‑арабски «служители» или «поклоняющиеся», обычно называют гору Шинан, где якобы похоронен шейх Аббад — мусульманский отшельник XVI века. Однако «Аль‑Аббад» может быть общим названием для любых могил праведников в этом регионе. Закрыв «Кадмонену» и опасаясь, что мой путь подошел к концу, я осознал, что меня интересуют не столько могила и похороненный там святой, сколько живые люди, которых эта могила притягивает.
Евреи любят мертвых евреев. Они одержимы генеалогией, с большим тщанием поддерживают кладбища и истово молятся на могилах цадиков. Задача Совета защиты могил предков состоит в том, чтобы уберечь еврейские захоронения от светских израильских политиков, застройщиков и археологов — всех их они считают нечестивыми гробокопателями. С этой целью они не только протестуют, но и изменяют реальность. Как говорится в журнале совета, «груда камней и заброшенная пещера не помешают нашим лишенным стыда соотечественникам разрушать [могилы]. Но крупная и солидная постройка, с Б‑жьей помощью, не даст им осуществить свои гнусные намерения». Они также выступают против современных богомерзких наук — археологии и истории, зато у них есть собственные методики исследования. Наряду с «устными традициями, передающимися из поколение в поколение», они изучают «десятки книг и десятки фотографий старых изданий и древних рукописей, посвященных святым местам».
К числу этих книг относятся средневековые еврейские тексты, подробно описывающие ближневосточные святилища, — вроде того итинерария XV века, где упоминается могила рава Аши. Еще более соблазнительно выглядят знаменитые сочинения еврейских путешественников эпохи Средневековья вроде «Кругосветного странствия» («Сивув») Петахьи из Регенсбурга, созданного приблизительно в конце XII века. Петахья оставил привычное окружение в Центральной Европе и отправился на Кавказ, а затем странствовал по Армении, Ирану, Месопотамии, Леванту и Греции. Как и всякое хорошее описание путешествия, его произведение содержит немалую долю фантастических рассказов вроде истории про ниневийского слона‑обжору или багдадского летающего верблюда. Но при этом рассказчик может быть и весьма приземленным — если уж на то пошло, он уделяет массу внимания тому, что, или точнее кто, лежит в земле.
Первым большим успехом Петахьи стало рекомендательное письмо от вавилонского рош ешива, «с тем чтобы повсюду давали ему провожатых и показывали гробницы мудрецов и праведников» . Среди прочих паломничеств Петахья описывает ежегодное массовое сборище, которое проходило на могиле Йехезкеля на праздник Суккот, когда десятки тысяч человек, мусульман и евреев, молились о плодородии. В ряде интереснейших фрагментов сочинения описана сложная экономика таких святых мест, в которой пожертвований хватало не только на масло для светильников и поддержание здания, но и на другие общинные нужды — от ремонта синагог до помощи нуждающимся сиротам и изучающим Тору.
Современным людям легко смеяться над культом святых с его иррациональными страхами, детскими надеждами и вульгарной экономикой. Но при этом нельзя отрицать, что эти места продолжают притягивать искренне верующих людей, которые приходят сюда со смиренными молитвами.
Несколько лет назад я побывал в Тверии и посетил могилу рабби Меира Бааль а‑Неса — святого покровителя тех, кто что‑то потерял или сам чувствует себя потерянным. Его огромная гробница расположена на холме над озером Кинерет, в нескольких шагах от прекрасного кафе‑мороженого. Выйдя из комплекса, я постоял на солнце и прослушал импровизированную лекцию заезжего циника, который объяснял, что могила появилась усилиями раввинов XIX века, искавших повод собрать денег. Но после этого, вновь повернувшись к зданию, я увидел молодую женщину, которая стояла в одиночестве и ритмично раскачивалась в молитве, прижимая к груди молитвенник, а по ее лицу струились слезы — самые настоящие и искренние. Такую сцену можно наблюдать и на могиле Рахели в Вифлееме, куда женщины, страдающие бесплодием, приходят молиться о детях, или на могиле Йонатана бен Узиэля в Амуке, куда стекаются одинокие люди, мечтающие найти мужа или жену, и, конечно, на могилах близких, где скорбящие как нигде чувствуют мистическую границу между миром живых и миром умерших.
Тем не менее жалобы на еврейский культ святых веками звучали из уст раввинов и других людей. Характерным примером могут служить резкие слова караима Х века:
Они сидят среди могил святых людей и проводят ночи на могильных камнях, ища у мертвецов заступничества и взывая: «О Йоси Галилеянин, принеси мне исцеление!» или «Даруй мне ребенка!» Они зажигают светильники на могилах святых и курят благовония на алтарях перед ними.
Конечно, защитники подобной практики — и тогда, и сейчас — настаивают, что они молятся Б‑гу, а святого лишь просят о поддержке. Они также ссылаются на традиционные источники вроде мидраша о Калебе, который молился в пещере праотцев перед завоеванием Ханаана, или на талмудические советы молиться на кладбищах во время засухи.
Оставляя в стороне традиционные тексты, можно сказать, что многих влечет на могилы мощное ощущение религиозной энергии, сосредоточенной в одном месте. Упрямое библейское требование поклоняться божеству, которого Йегуда Амихай однажды назвал Б‑гом «из бесконечного будущего — абстрактным Б‑гом, не изваянием и не рисунком, не деревом и не камнем» , может оставить сердце холодным. Трудно почувствовать близость к такому Б‑гу — еще труднее, если главным местом, освященным для этого, был храм, разрушенный в 70 году н. э. Еврейские гробницы праведников помогают удовлетворить страстное желание ощутить переполняющую божественную полноту в конкретной точке — особенно когда в этом есть особая нужда.
В Средние века идентификация могил была завязана на традиции, которую сохраняли и передавали из уст в уста. Петахья рассказывает, как один щедрый мудрец составил для него длинный список еврейских святых мест, которые можно посетить. Но к тому моменту как он вернулся в Чехию, он потерял этот список.
В раннее Новое время появились новые визионерские способы обретения забытых и утраченных святых мест и новые способы поклоняться им. Эту трансформацию возглавила примечательная группа каббалистов, приехавших в Галилею из диаспоры в XVI веке. Цфат той эпохи, куда стекались эти удивительные люди, стал богатым источником оригинальных идей, обычаев и жизненных практик, влившихся в общий поток еврейской традиции. Сюда, безусловно, относится новый культ святых, в распространении которого каббалисты сыграли важную роль. Возьмем «Шаар а‑гильгулим», книгу о реинкарнациях раввина Хаима Виталя, который учился у самого влиятельного мистика того времени Ицхака Лурии. Рассуждая о переселении душ людей прошлого, от допотопных героев (Каин и Авель) и праотцев (Яаков) до известных фигур Средневековья (Моше бен Маймон) и раннего Нового времени (Йосеф Каро), Виталь в заключение приводит своего рода тур по примерно 60 галилейским захоронениям:
А теперь я напишу о местах погребения праведников, о которых я узнал от моего учителя благословенной памяти. Я уже сказал вам, как он видел это и как созерцал души праведников во всякое время и во всяком месте, но особенно на их могилах, где, как известно, и пребывают души. Даже издалека глаза его различали души праведников, стоящих у своих могил. Так он узнавал, где находится погребение каждого цадика, и говорил с ними, и постигал от них тайны Торы.
Рассказ Виталя напоминает разворачивание потертой карты, на которой обозначены памятные места, тропки, уголки и закоулки («Отсюда поверни на тропу, которая ведет на юг, и там есть дорога, именуемая аль‑медан <…> ниже на востоке расположена долина <…> а в скале видна большая расщелина, где похоронен рабби Биньямин бар Йефет»). Иногда Виталь просто подтверждает известную идентификацию, например, когда он отмечает, что «в деревне Мерон, по общему мнению, похоронен рабби Шимон бар Йохай и его сын рабби Элиезер». В других случаях он вносит поправки: «Люди говорят, что в этой пещере похоронен [библейский пророк] Ошеа, сын Беэри. Но это не так. На самом деле здесь похоронен таннай рабби Йеошуа, но люди ошибочно называют его Ошеа».
Это не единственный случай в «Шаар а‑гильгулим», когда захоронение, имевшее иную идентификацию, приписывается раввину. Автор вообще предпочитает могилы раввинов могилам персонажей Танаха. Как отмечает в недавно вышедшей на иврите книге «Мишнаитское сознание, библейское сознание» Амнон Раз‑Кракоцкин, в отличие от современных сионистов, чьи усилия по восстановлению еврейского суверенитета в Земле Израиля вдохновлялись библейскими военными героями вроде Йеошуа бен Нуна, каббалистов раннего Нового времени, многие из которых оказались в Галилее, бежав от испанской инквизиции, привлекали пасторальные сцены и бродячие раввины, описанные в книге «Зоар».
Для настроения цфатских каббалистов характерна своего рода сексуальная тяга к призрачному. Они с большим чувством писали о своем эротическом влечении к Шхине — женскому проявлению божественного начала, которая оказалась изгнана во время разрушения Иерусалима, а теперь скитается по округе, подобно потерянной голубке. Они присоединялись к ее скитаниям, «изгоняя» себя в мистические блуждания по полям и садам. Еще они ложились на гробницы, чтобы души похороненных там праведников входили в их собственные и передавали им свою ауру и свое учение.
Наряду со святыми и со Шхиной в сочинениях галилейских каббалистов появляются и арабы‑мусульмане. Эти местные жители, подобно некоторым информантам Петахьи в XII веке, помогали приехавшим евреям отыскивать древние могилы. На самом деле галилейские мусульмане не просто показывали каббалистам, куда нужно идти. Они приглашали их совершить зийярат — паломничество по святым местам в поисках благословений и просвещения. Как оказалось, проще всего было достичь этого с помощью суфийского ритуала простирания на могилах умерших святых, который позволял общаться с духом похороненного там шейха.
Галилейские евреи потеряли голову от этих спящих святых и стали обходить могилы, чтобы регулярно общаться с ними. Они раскрашивали купола галилейских гробниц в небесно‑голубой цвет (тхелет), который ассоциировался со Шхиной и, как считалось, отгонял дурной глаз. Эти голубые купола привлекали верующих и манили их слиться с душами цадиков. (Ребенком в школе в Новой Англии я учил стихотворение Эмили Дикинсон «Я пью из жемчужных кружек»: «Я пью из жемчужных кружек / Летнего дня огонь… В салунах расплавленной синевы… Снежной шапкой взмахнет Серафим — / Святой к окну припадет» . Я никогда не понимал, о чем же там идет речь, но, возможно, это описание лучше подходит к Цфату XVI века, чем к Амхерсту XIX века.)
Но то, что случилось в Цфате, не осталось в Цфате, и это касается как отношения к святым, так и знаменитых молитв («Леха доди») и доктрин (цимцум). Это особенно хорошо видно по современному хасидизму. Тысячи людей стекаются к оэлю покойного Любавичского Ребе в Квинсе, чтобы получить совет; брацлавские хасиды говорят о желании (рацон) и вожделении (тшука) посетить могилу собственного ребе, рабби Нахмана из Брацлава, в украинском городке Умань, и тысячи людей до сих пор каждый год приезжают отметить Рош а‑Шана «вместе с ним», невзирая на войну.
В Израиле душу цадика проще всего встретить «на Мероне, где, по общему мнению, похоронен рабби Шимон бар Йохай», раввин II века и мистический персонаж классического произведения средневековой каббалы — книги «Зоар». Паломничество на Мерон происходит через месяц после Песаха, в праздник Лаг ба‑омер, и это самое большое собрание евреев, получившее печальную известность в 2021 году, когда в давке возле могилы погибли 45 человек. Менее известна мистическая ночная жизнь Мерона, которая начинается после полуночи и длится до рассвета. В «Зоаре» описывается магическое воздействие, которое можно ощутить, если подняться в полночь и учить Тору, когда «Святой, да будет Он благословен, вместе со святыми, пребывающими в Эдемском саду, слушает голоса изучающих Тору, и тянет для них нить добра».
Я редко бываю на Мероне в ночных колелях — так называются помещения, где верующие собираются каждую ночь, изучая мистические книги. Но однажды мне выдалось попасть туда вместе с другом, который любит навещать рабби Шимона как можно чаще. Хаим (я буду называть его так) разбудил меня в своей цфатской квартире посреди ночи и стремительно повез по улицам, усаженным деревьями, в стареньком фургончике, останавливаясь по дороге и подбирая брацлавцев, молчаливо стоявших по обочинам. На скорую руку погрузившись в одну из местных микв, мы добрались до гробницы в ночь полнолуния, почти опьянев от усталости и возбуждения.
Там я познакомился с несколькими завсегдатаями, среди которых был один сефард‑таксист, достигший просветления. Он тепло приветствовал Хаима, обнял и поцеловал его, воскликнув на арамейском языке «Зоара»: «Бехавивута талья мильта!», что в примерном переводе означает: «Все дело в любви!» Вдохновленные, мы сели вместе и медленно и не всегда уверенно стали продираться через восхитительно запутанные фразы мистической книги. Через пару часов мы с Хаимом вышли наружу и стали в темноте пробираться в соседний сад, чтобы найти место помедитировать. Ночную тишину иногда прорезали крики животных и выкрики «Аба!» или «Тате!» брацлавских хасидов, взывавших во тьме к своему давным‑давно усопшему ребе. Я не мастер медитации, и мои мысли блуждали и в конце концов остановились на том, до какой степени неисторична концепция святых мест и имеет ли это какое‑то значение.
Израильский историк Эльханан Райнер показал, что паломничества на Мерон совершались еще в глубокой древности, в доисторические времена, а ассоциироваться с рабби Шимоном бар Йохаем это место стало больше чем через тысячу лет после смерти талмудического мудреца, поэтому у нас мало оснований предполагать, что он действительно похоронен в гробнице, носящей сейчас его имя, пусть даже 500 лет назад рабби Хаим Виталь мистически подтвердил его присутствие там. Я не уверен, что делать с этой мыслью дальше, особенно учитывая, что изучение «Зоара» на Мероне оказалось для меня невероятно важным и значимым.
При этом я знаю, что рабби Шимон бар Йохай вовсе не был автором «Зоара», который составлен спустя более тысячелетия после его смерти. Возможно, изучение этой книги в месте, которое веками считалось местом упокоения рабби Шимона, мало чем отличается от декламирования отрывков из «Одиссеи» на островах Эгейского моря. Или от посещения горы Шинан с целью пообщаться с равом Аши. «Любители Талмуда посещают могилу рава Аши и изучают страницу из Талмуда в его присутствии», — сообщает изданный в 2005 году путеводитель «Могилы цадиков в Израиле».
Я так и не добрался до могилы на горе Шинан, но, судя по фотографиям и видео, паломничества последнего времени несколько отличаются от визитов в традиционные святые места в Галилее, вроде Мерона, где молящиеся что‑то мечтательно бормочут себе под нос. На могиле рава Аши царит более динамичное возбуждение, священное, но напряженное, как пружина. Тем дождливым мартовским утром, когда хасиды приехали туда по согласованию с ЦАХАЛом, кто‑то из молящихся подпрыгивал на месте, распевая 150‑й псалом («Хвалите Его звуком шофара, хвалите Его арфой и киннором»), кто‑то страстно выкрикивал слова молитвы, кто‑то толкался поодаль, а один юноша хитро улыбался в камеру, растопырив пальцы обеих рук в победном жесте.
Конечно, эта могила не так уж давно связана с именем рава Аши (за прошедшие годы там даже появились конкурирующие указатели на иврите, судя по которым это на самом деле могила его сына, Мара бар рав Аши). Большой вопрос, похоронен ли на горе Шинан какой‑то раввин или мусульманский отшельник, известный под именем Аль‑Аббад. Из‑за этих споров многие не готовы сюда приезжать, но есть и такие упрямые паломники, которых могила, расположенная в опасной приграничной зоне, влечет, несмотря ни на что.
Опасность всегда была неразрывно связана с гробницами и ведущими к ним дорогами. Петахья описывал некоторые риски, которые могут исходить как от живых, так и от мертвых. В ежегодных паломничествах в Умань на Рош а‑Шана брацлавским хасидам приходилось преодолевать
самые разные препятствия, от русской революции до эпидемии коронавируса и последнего российско‑украинского конфликта. Но преодоление препятствий служит знаком глубокой любви к ребе.
Опасность может стать для некоторых ключевым элементом переживания, примером чему может служить группа, состоящая преимущественно из брацлавских хасидов, которые, рискуя своей и чужой жизнью, прорываются в святые места Иудеи и Самарии. Одним из таких святых мест является могила Йосефа неподалеку от палестинского города Шхем, где в 2000 году палестинские полицейские застрелили израильского паломника. Во время этих визитов, чреватых всякими неприятностями, они периодически бросают камни в палестинцев и израильских солдат или прорываются на большой скорости через полные опасностей территории. Эти радикальные паломники, чье религиозное чувство доходит до агрессивных пределов, стоят в авангарде явления, которое израильский социолог Шломо Фишер назвал «ортодоксией индивидуалистического выражения». Оказалось, что первыми, кто добрался до могилы рава Аши в феврале 2025 года, были как раз представители этой шайки.
Такие поездки вызваны не только поисками приключений, но и искушением превратить нееврейские места в мекку для евреев. История религий полна такими изменениями конфессиональной принадлежности географических локусов: мечети строились поверх церквей, церкви — поверх мечетей, а языческие святилища становились местами еврейского культа, что, как предполагает Эльханан Райнер, и произошло на горе Мерон. Конечно, существует масса примеров межконфессионального сотрудничества и общего культа, особенно в источниках раннего Нового времени, подобных «Кругосветному странствию» Петахьи и сочинениям каббалистов XVI века. Но сегодня настроения существенно изменились, и религиозные общины стремятся к эксклюзивному контролю над святыми местами.
Недавно я вместе с приятелем, археологом и историком искусства Тауфиком Даадли, посетил бывшее мусульманское святилище на окраинах иерусалимского ультраортодоксального района Геула. Работая над магистерской диссертацией, Тауфик изучал это замечательное здание айюбидской эпохи, посвященное в мае 1251 года Хусаму аль‑Дину Абуль‑Хасану и Дие аль‑Дину Мусе — двум воинам, которые сражались с крестоносцами в войске Саладина. Тауфик услышал, что это строение, десятилетиями стоявшее заброшенным, превратили в место еврейского паломничества, и очень хотел посмотреть, как там дела.
Первое, что мы увидели, была арка при входе, выкрашенная в ярко‑голубой цвет. Войдя внутрь, мы увидели еврейские вышивки, покрывавшие могильные камни, согласно которым здесь лежат библейский Биньямин и его сыновья. (Арабскую надпись, в обнаружении которой Тауфик принимал участие, давно увезли, и сейчас она хранится в иерусалимском Музее Рокфеллера.) Мне все это не понравилось, но, по мнению Тауфика, лучше придать сооружению новое религиозное предназначение, чем оставлять его заброшенным с риском сноса или обрушения.
При всей неловкости я не мог не впечатлиться странной комбинацией исторического тяготения и сакральной гибкости этого древнего мавзолея. В Израиле есть еще минимум две предположительные могилы Биньямина — одна в окрестностях Кфар‑Сабы, в центре страны, а другая в Галилее, так что внезапное появление младшего сына Яакова в Иерусалиме несколько озадачивает. Оно напомнило мне о наблюдении, сделанном антропологом Йорамом Билу в израильских «городах развития»: там возникли небольшие святилища, посвященные марокканским цадикам, как будто мертвые святые переехали вместе с почитавшими их репатриантами из Марокко в Израиль.
И еще я задумался о простой галилейской могиле на вершине горы Шинан, на границе между Израилем и Ливаном. Кости рава Аши, скорее всего, закопаны за тысячи километров оттуда, где‑нибудь в Междуречье. Но для современных еврейских паломников талмудический учитель так близко, что к нему почти можно прикоснуться.
Оригинальная публикация: Visiting the Graves of the Righteous: Inns of Molten Blue
Восстановлена часть гробницы Йосефа, разрушенная вандалами
«Весь мир — это очень узкий мост»: 250 лет рабби Нахману из Брацлава
