Материал любезно предоставлен Tablet

Многие из нас либо уже в пути, либо надеются побывать в неведомых краях в ближайшее время. Другие больше склонны идти по стопам предков — а те выбирались из дома лишь изредка или предпочитали ездить куда‑нибудь поближе, в пределах Соединенных Штатов.

Но даже во времена этих предков, в начале ХХ века, до чудес большого мира добраться было легко. Вам требовалось всего лишь доехать поездом, например, в 1893 году до Чикаго или спустя лет десять — до Сент‑Луиса, чтобы окунуться в умопомрачительные, ошеломительные приключения, сходные с заграничными турпоездками, но куда менее обременительные для организма и кошелька. Вас ожидало все великолепие Всемирных выставок.

Всемирная выставка в честь Луизианской сделки Луизианская сделка, она же Луизианская покупка — сделка, в результате которой в 1803 году США приобрели у Франции ее владения в Северной Америке. Всемирная выставка в Сент‑Луисе была приурочена к 100‑летию Луизианской сделки и должна была открыться в 1903 году, но состоялась в 1904‑м. Примеч. перев. в Сент‑Луисе, задуманная так, чтобы от ее фантастического размаха перехватывало дух, произвела настоящий фурор. Эта затея, затмившая даже свою предшественницу — весьма грандиозную Всемирную выставку в Чикаго, предполагала строительство 1500 зданий непомерного масштаба на территории почти в 500 гектаров, причем каждый квадратный метр земли был занят: тут и фонтаны, и пруды, и каналы, и величественные лестницы, и эспланады, и ботанические сады, и все это еще сильнее впечатляло благодаря «умопомрачительным электросветовым эффектам».

Чтобы полюбоваться настоящим дворцом, американцам уже не приходилось отправляться в Европу. В Сент‑Луисе дворцов было полно: Дворец машиностроения, Дворец транспорта, Дворец обрабатывающей промышленности, Дворец сельского хозяйства, а также Дворец садоводства и овощеводства, где в экспозиции штата Калифорния демонстрировали гигантского слона из миндаля.

Хочется острых ощущений? Всемирная выставка в Сент‑Луисе могла похвастаться огромным колесом обозрения (где, как восторгался один его фанат, «можно видеть, как крутятся шестерни»), а также другими популярными аттракционами. Проголодались? Посетителям предлагали широкий выбор: хотдоги, сладкая вата, мороженое в вафельных стаканчиках, арахисовое масло, 40 сортов кетчупа и всевозможные желе: выставка, по выражению одного историка кулинарии, подстегнула развитие американской «культуры еды». Хочется поднять себе настроение или смеяться до колик — к вашим услугам Храм Веселья.

Всемирная выставка в Сент‑Луисе, где каждый нашел бы себе что‑нибудь по вкусу, щедро выделила пространство и для удовлетворения духовных потребностей посетителей, воссоздав святой город Иерусалим и разместив в самом центре территории выставки не только 22 улицы, базары и высокочтимые достопримечательности этого города, но и несколько сотен его «реальных обитателей».

«Не упустите случая посмотреть круговую панораму «Распятие», лагерь бедуинов, Храм Соломона!» — зазывала реклама экспозиции «Иерусалим», добавляя (не очень уместно, зато полезно c практической точки зрения): «Повсюду на территории вы найдете удобные чистые туалетные комнаты, исключительно бесплатные».

На четырех гектарах этого «достоверно воспроизведенного» древнего города, обнесенного иерусалимскими каменными стенами, посетители имели возможность пройти путем Иисуса, помолиться в одной из многочисленных городских церквей и часовен, покататься на ослике, приобрести сувениры из Святой земли и пообщаться с горожанами. Один из авторов цветистых рекламных текстов уверял: эта версия Иерусалима «поразит гостей, произведет впечатление видения, грезы, а не чего‑то реального». Весьма курьезное замечание, при том что достоверность и подлинность были визитной карточкой проекта — благодаря им он и надеялся прославиться.

Большая часть религиозных достопримечательностей в экспозиции отражала то, что дорого сердцам христиан: Храм св. Гроба Господня, Виа Долороза, Гефсиманский сад. Были два исключения: Храм Соломона и Западная стена (ее обозначили как «Место плача евреев»). И если вы сочтете, что ее включение в маршрут свидетельствует о прогрессивной гражданской позиции, поразмыслите над тем, как эту достопримечательность описывают:

«Для человека вдумчивого зрелище евреев, которых мы там находим — плачущих, в промежутках между покаянными рыданиями читающих нараспев фрагменты книг пророков, — картина трогательная и пророческая; заливаясь слезами, целуя камни, утыкаясь лицами в щели стены и с любовью приклоняясь к ней головами, они признают свои грехи и грехи своей нации».

Это еще не все, но общую мысль вы уже уловили.

Экспозиция «Иерусалим», будучи в равной мере коммерческим предприятием и чем‑то вроде центра паломничества (так или иначе, «неотразимо притягательным магнитом»), извлекала выгоду из давних связей Америки с Библией и очарованности этой книгой, а заодно играла на жажде странствий, овладевшей некоторыми состоятельными гражданами США, и стремлении публики не к подлинным, а постановочным впечатлениям. Добавочную притягательность «воссозданному Иерусалиму» придавал его «благотворный эффект»: экспозиция умеряла кое‑какие не слишком приличные, вульгарные аспекты выставки, облагораживала ее тон.

Если кое‑кому из жителей Сент‑Луиса проект и казался сомнительным, то они держали это мнение при себе. Никто — во всяком случае публично — не счел ни в коей мере нелепой или «кичливой» идею разместить древний, святой город в бурлящем американском мегаполисе на среднем Западе. Экспозицию «Иерусалим» восторженно приняли и тепло приветствовали местные бизнесмены, самые разные священнослужители и президент США Теодор Рузвельт: последний счел, что это «в высшей степени мудро» и, вероятно, «не только принесет вещественную пользу, но и повысит притягательность Всемирной выставки». Этому отзыву вторил местный баптистский священник: «Не все дороги ведут в Иерусалим, но все входы на выставку определенно приведут в этот Новый Иерусалим».

Решение включить Иерусалим в дивный ландшафт выставки приветствовали как способ присоединить веру и религиозность к спектру современных американских ценностей, которые должна была прославлять выставка: прогресс, научно‑технический опыт и смекалка. К тому же экспозиция сулила инвесторам изрядный барыш, что тоже шло на пользу делу.

Сочли даже, что «Иерусалим, Сент‑Луисская выставка» (как его именовали на сувенирных открытках) — живое свидетельство предприимчивости и непомерной уверенности американцев в себе — куда лучше настоящего. Пилигримы, посещавшие Иерусалим на Ближнем Востоке, «лишь поверхностно знакомятся» с городом, существенные, но не очевидные его сокровища им неведомы, уверяли посетителей новоиспеченного Иерусалима: «Зато здесь воспроизведут и покажут много такого, чего тысячи гостей Иерусалима никогда не видели».

Этот поток похвал не произвел впечатления на целый ряд руководителей еврейской общины: они были настроены к экспозиции скептически, особенно когда группу «ортодоксальных евреев», по преимуществу «патриархов», облаченных в «священные молитвенные одежды», выставили вместе со свитком Торы на всеобщее обозрение: это входило в церемонию торжественного открытия в первый день, ожидалось, что они будут молиться публично, на глазах десяти тысяч зрителей.

Этот «показ молебна» не понравился, к примеру, и газете «Америкэн исраэлит»: она укоризненно замечала, что организаторам рекламы экспозиции недостает «того такта, которым должны обладать руководители подобных начинаний», и советовала: «Надеемся, управителям сколка Иерусалима достанет мудрости изменить свои методы».

Предостережения газеты, впрочем, не остановили американских евреев: они валом валили на выставку. Англо‑еврейская пресса не забывала упомянуть в колонках светской хроники, что г‑н и г‑жа Дж. К. Харрис из Эйвондейла (штат Огайо), и мисс Хэтти Огаст из Рочестера (штат Нью‑Йорк), как и многие их единоверцы, приехали из своих городов, чтобы «осмотреть достопримечательности выставки».

Спустя некоторое время наступили Великие праздники, и несколько сот евреев отметили Йом Кипур в эрзац‑Иерусалиме: эта постановка должна была служить подтверждением (как бы это сказать?) подлинности новоиспеченного Иерусалима.

Создатели «американского Иерусалима» питали надежду после закрытия Всемирной выставки отправить его на «гастроли» и «перевезти в другие места». Но их планам не суждено было осуществиться.

Экспозиция разделила судьбу выставки, которую, за исключением считанных зданий — таких, как Дворец изящных искусств (впоследствии там разместился Сент‑Луисский художественный музей), — сровняли с землей. Если что и осталось нам в наследство от Всемирной выставки 1904 года, так это песня «Встретимся в Сент‑Луисе», которую Джуди Гарленд сделала популярной спустя годы. К ее тексту, как дань уважения истории, теперь можно было бы добавить: «В будущем году — в Сент‑Луисе».

Оригинальная публикация: Our Fair City