После фильмов о Холокосте зрители чаще всего спрашивают себя, как такое могло случиться. Совсем другой осадок оставляет картина «Нигде в Африке». Посмотрел ее и думаешь — ну что, бывает и так.

Так все и было: молодой адвокат, немецкий еврей Вальтер Редлих еще в 1937‑м догадался сбежать из Германии, но не в Швейцарию или США, а в Африку. В столице Кении тоже оказалась еврейская община, которая на первых порах его приняла, и в феврале 1938‑го за Вальтером последовала семья — дочь Регина пяти лет от роду и жена Йеттель. Со сборов в дорогу, с чтения письма Вальтера — «не бери свой фарфор Rosenthal, но привези холодильник» — начинается фильм. Трудно поверить, что в 1938 году евреи еще могли вывезти из Германии холодильник. Забегая вперед, сообщу, что в Найроби Йеттель таки привезла сервиз. Но нет оснований искать здесь исторические неточности: фильм снят по автобиографическому роману немецкой журналистки Стефани Цвейг.

К писателю Стефану Цвейгу автор отношения не имеет — Стефани родилась в Силезии в 1932 году в еврейской семье и вместе с родителями благополучно пережила войну. Именно благополучно: трудности быта, неустроенность жизни в Африке, бедность, граничившая с нищетой, — все это не в счет, если вспомнить, что вся ее родня, оставшаяся в Германии, окончила свои дни в концлагерях.

Роман «Нигде в Африке» прославил Стефани Цвейг, за ним последовали другие, тоже более или менее автобиографические. Один из них, «Где‑то в Германии», повествует о послевоенном времени, которое она провела уже на родине. О том, как ее отец, работавший после войны судьей во Франкфурте‑на‑Майне, вел дела о компенсации материального ущерба выжившим евреям, и среди его клиентов оказался отец Анны Франк. С ним Стефани тоже была знакома.

Но вернемся к ее первому роману — редкой истории про Холокост со счастливым концом. Возможно, именно нетрагический финал, без комка в горле и слез, привлек внимание режиссера к сочинению Цвейг. Так непохоже это было на все, что снималось в мире на еврейскую тему. Правда, большую часть этих картин снимали евреи. Линк же, немка, происходящая из известной в Баварии семьи кинематографистов, от еврейства своих героев просто отмахнулась.

«Мы никогда не были ортодоксами, но мы всегда были традиционными евреями, и как раз этого режиссер фильма Каролина Линк не понимала, — вспоминала писательница уже после премьеры (Стефани Цвейг умерла в 2014‑м). — Я пыталась ей что‑то объяснить. Рассказывала, что мы всегда соблюдали праздники, и, например, отец никогда бы не отправился в поездку во время Рош а‑Шана. Но она не понимала, что я имею в виду».

Режиссера больше волновало, что в 1947‑м семья вернулась в Германию. Мы об этом узнаем из последних реплик за кадром, но действительно, так и было : изменив имена, Стефани Цвейг написала почти документальный роман. В нем, как и в жизни, ее отца ждала мантия судьи. Мать не хотела покидать Кению — «здесь мы нашли приют» — и была готова после войны взять британский паспорт, а отец — нет: «В Англии я никогда не стану своим». Даже после всего, что произошло, он хотел домой. Перспектива праведного суда над нацистами окрыляла его.

Представлял ли он себе, живя в Кении, истинные масштабы Катастрофы? По фильму, не очень. Но если судить по воспоминаниям Стефани Цвейг, они имели информацию обо всем, в том числе о концлагерях. «Мои бабушка и дедушка, — рассказывала она в одном из интервью, — отец моего отца и мать моей матери, и мои две тетки не смогли выбраться из Германии, и я знала, что это значит, когда мне было всего восемь лет. А затем, в 1941 году, мы получили письмо из Красного Креста, от бабушки. Ей разрешили написать 20 слов — «мы очень рады, мы едем завтра в Польшу». И отец сказал, что под Польшей имелся в виду Освенцим».

Это письмо читают и в фильме. Йеттель пытается уловить тайный смысл и отгоняет дурные мысли : «Отправляют в Польшу работать? Наверное, появилась возможность через Польшу бежать».

Как ни странно, не эти подробности определяют повествование. Главное в фильме — Кения, ее неповторимые красоты, африканская экзотика. Ради этих гор и закатов, бесконечных перспектив, поднимающихся в воздух стай фламинго и рычащих львов сделан фильм. И понятно, с кого молодой режиссер — 36‑летняя на тот момент Каролина Линк — брала пример: со знаменитой «кенийской» драмы Сидни Поллака «Из Африки», собравшей в 1985 году урожай из семи «Оскаров». Картина «Нигде в Африке» тоже получила «Оскара» — в 2002‑м как лучший иностранный фильм.

Это было спорное решение. Не все смирились с выбором Американской киноакадемии — немецкая картина обошла тогда главного фаворита, «Человека без прошлого» финского режиссера Аки Каурисмяки. Полагали, что восторжествовала политкорректность, и в очередной раз награда была вручена фильму про гонимых евреев только из‑за темы. Кинокритики называли «Нигде в Африке» типичной голливудской ретро‑мелодрамой, снятой на экзотическом материале и сдобренной еврейскими штучками и состраданием к изгоям. В общем, они были правы, раз картина, идущая одновременно на трех языках — немецком, английском и суахили, собрала в американском прокате 6,2 млн долларов. Это много, если учесть, что американцы обычно не жалуют фильмы на чужих языках.

С фильмом Поллака немецкую ленту роднит и форма повествования — монолог от первого лица. Вспомним начало у Поллака: «Отправляясь на сафари, он брал с собой даже граммофон». А вот «затакт» у Линк: «Я плохо помнила, какой была Германия. Я знала, что там бывают снег, смена времен года. И что там живет наша семья — вся семья, а не только мама и папа». Это ее типичный трюк — в 1997 году на «Оскар» номинировался предыдущий фильм Каролины Линк, «За гранью тишины», и там тоже рассказ шел от лица девочки. Но здесь — именно цитаты, причем сознательные, из Поллака. Он ввел моду на Кению, а Линк ее с готовностью подхватила.

Она смакует экзотические нюансы быта местных племен, камера охотно задерживается на черных лицах — и мы замечаем, что Овуор, чернокожий слуга Редлихов, отчасти напоминает поллаковского Фару, а праздник в племени кажется одной из ключевых сцен. Чудные пейзажи и выразительные лица спасают этот немного затянутый (141 минута), но не лишенный очарования фильм, в котором к тому же снялись отличные актеры. Стефани Цвейг сетовала, что Юлиана Келер, яркая блондинка, в роли Йеттель совсем непохожа на ее маму. Но обе исполнительницы роли Регины — Леа Курка и Каролина Эггерц — выше всяких похвал. И очень хорош Мераб Нинидзе в роли Вальтера. Грузинского актера, сыгравшего, среди прочего, главную роль в «Бумажном солдате» Германа ‑младшего, стали узнавать после его первой же, еще юношеской роли — Торнике в «Покаянии» Абуладзе. Мы по привычке считаем его грузинским, то есть почти нашим актером, однако Нинидзе давно живет в Европе и много снимается в Германии. Чаще всего играет русских — это, увы, типичная участь артистов, родившихся в СССР. Но в роли еврея он выглядит более убедительно.

Еврейство его, напомню, в фильме не так уж важно. Гонения на евреев здесь — скорее исторический фон, трагическая причина, вынудившая героев пуститься в путь. Это Стефани Цвейг писала роман о Холокосте, но Линк снимала свой фильм о другом — о трудностях перевода и тяготах эмиграции, о взаимопроникновении европейской и африканской культур. А прежде всего, о любви, в которой неминуемо наступает охлаждение. И счастье, если потом снова приходит время любви.