Как парижане и как евреи

Беседу ведет Семен Довжик 18 ноября 2015
Поделиться

О реакции на теракты, обстановке и ситуации с безопасностью в Париже корреспондент «Лехаима» поговорил с русскоязычными евреями, живущими во французский столице.

Семен Довжик Где вы находились в момент теракта и как узнали о происшедшем?

Сергей Кузнецов (писатель, главный редактор проекта «Букник») Позвонили друзья из Америки, спросили: «Вы как?» — мы ответили, что все в порядке. «Ну, слава Б‑гу!» — сказали и повесили трубку. Тут мы вспомнили такие же звонки из Москвы, разбудившие нас 11 сентября, и полезли в интернет.

Юрий Кисин (оперный певец) Был дома. Как ни странно, позвонили друзья из Израиля, спросить, в порядке ли я.

Эвакуация людей из концертного зала «Батаклан». Париж. 13 ноября 2015

Эвакуация людей из концертного зала «Батаклан». Париж. 13 ноября 2015

Светлана Жибер Во время теракта я находилась на вечеринке журнала «5 Республика», ему исполнялся год. Из‑за детей я должна была уйти в самый разгар мероприятия, где‑то в 22.15. Поболтала с подругой на выходе, она туда только приехала и еще ничего не знала. Связь там не работала. Я спокойно села в метро, где объявили, что некоторые станции закрыты из соображений безопасности. Такое иногда бывает, и я не обратила внимания, но тут стала получать сообщения с вопросом: «Ты в порядке?» Позвонила домой успокоить мужа, что со мной все в порядке, он еще ничего не знал. По дороге мне позвонил знакомый журналист. Дома по телевизору сообщили, что произошло чрезвычайное для нас событие. Мы с мужем пялились в него и не могли поверить своим глазам, параллельно отвечая на сообщения и обзванивая родных и близких. Особенно беспокоились за друзей, работающих в индустрии музыки, они чаще прочих ходят на фестивали и концерты. Потом выяснилось, что у одной знакомой из этой сферы погибло как минимум 10 коллег… Другой знакомый пролежал на полу в «Батаклане» 40 минут, они ему показались вечностью. Он видел, как рядом с ним стреляли в людей. И перезаряжали, и перезаряжали, как он сказал: проблем с амуницией не было…

Евгений Израйлит (кинорежиссер) Я находился в этот момент на премьере фильма. Мы вышли на улицу, и стоявший рядом парень слушал радио на своем телефоне.

СД Как отреагировали окружающие на сообщение о теракте? Паника, ужас, страх?

СК Мы сидим дома, все безопасно. Ни паники, ни страха. Конечно, печально: ведь сразу было известно, что погибли люди. Но часов в 12 мне пришлось пойти на улицу, встретить мужа нашей гостьи — он как раз приехал на вокзал и не мог до нас добраться. И да… тут гостья испугалась, как же мы дойдем.

ЮК У населения, скорее, шок и откровенное непонимание — за что? Ведь мы хорошие, всех любим. Не то что израильтяне или русские — там понятно. Потом, конечно, страх и ужас. И у некоторых осознание того, что начинается новая эра. То, что поразило, — это абсолютно новый нарратив у левых центристов.

СЖ Люди просто в шоке, в оцепенении. Многие говорили о страшном сне, настолько не хотели в это верить.

В воскресенье я случайно встретила знакомую, которая уже лет 15 отвечает за самую большую станцию метро и пригородных поездов, «Ля Дефанс», она сказала, что еще никогда не видела таких пустых станций. Люди боятся. Хотя сейчас я еду в метро, все вроде как обычно. Нельзя же перестать жить.

ЕИ Никто толком не мог понять, что на самом деле произошло. Услышав новости, люди говорили: «Черт побери» — и шли ужинать. Это Париж. Я не видел ни страха, ни ужаса, ни паники. При этом я два часа не мог выйти из одного джаз‑клуба, хозяин которого не выпускал на улицу никого из посетителей, пока не прояснится ситуация и не поступит указание из комиссариата. Все пытались дозвониться до своих родственников и друзей. Но никто не бился головой об стенку.

После теракта. У ресторана «Ле карийон», Париж. 17 ноября 2015

После теракта. У ресторана «Ле карийон», Париж. 17 ноября 2015

СД Это уже второй теракт в Париже в этом году. Есть ли разница в реакции парижан на теракт в «Шарли эбдо» и на последние события?

СК Да, в этот раз в городе больше чувствуется испуг. В прошлый раз удар был нанесен по свободе слова — и парижане вышли защищать свободу слова, но большинство из них чувствовали лично себя в безопасности. Сейчас понятно, что удар нанесен вслепую, и поэтому каждый чувствует себя под ударом. Примерно как после взрывов в Москве.

Разница, впрочем, в том, что парижане не опасаются, что их правительство завтра начнет отменять выборы или закручивать гайки. Если честно, в России эти перспективы казались мне всегда более ужасающими, чем перспективы новых терактов: вероятность стать жертвой теракта невелика, а сворачивание гражданских свобод ударяет в конечном счете по всем. Французы этого по понятным причинам не боятся.

ЮК «Шарли» и «Иперкошер» воспринимаются здесь как два разных теракта. Естественно, и реакция иная, дело не числе жертв, а, скорее, в вопросе: «За что?» В первых двух случаях понятно, сейчас же враг Франция, а не конкретно евреи или журналисты, обидевшие «чувства верующих».

СЖ Для меня лично разница огромная: на этот раз открыто стреляли по всем! Не по евреям, не по карикатуристам, не по солдатам. Просто по «неверным, которые веселились в местах разгула и аморальности», как написали террористы.

ЕИ Пока не заметил особой разницы, хотя в этот раз намного больше печали — погибло больше людей.

СД Насколько вы чувствуете себя в безопасности? Как парижанин и как еврей?

СК Как житель Парижа чувствую себя гораздо лучше по сравнению с жителем Москвы: в Москве за то время, что я там жил, было куда больше массовых терактов и политических убийств, чем в Париже.

Как еврей я, как всегда, чувствую себя в руках Г‑спода. Без Его воли волос не упадет с моей головы.

ЮК Как еврей я чувствую себя в большей безопасности, чем француз. Все еврейские институты защищены, их атаковать значительно сложнее. Естественно, лучше избегать определенных районов Парижа. Теперь французам придется учиться тому, что израильтяне знают и умеют уже много лет. Самим находить и замечать подозрительных личностей. Сообщать властям. Об этом уже начали говорить даже по французскому ТВ.

СЖ Я очень давно не чувствую себя в безопасности — и как еврейка, и просто как белая женщина. Я уже лет 10 не ношу магендовид, никаких других отличительных знаков. Проблема в том, что из‑за экономического кризиса участились акты насилия и воровства. Причем нет уже места, которое можно назвать спокойным. И любое, самое незначительное обстоятельство может обернуться трагедией из‑за еврейского происхождения жертвы. Подобное уже случалось, к сожалению.

ЕИ Я лично чувствую себя в такой же безопасности, как в любой другой части света. Я не отождествляю себя с еврейством, скорее, чувствую себя, как любой другой житель Парижа.

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

The New York Times: Памяти Шалома Нагара, которому выпал жребий казнить Адольфа Эйхмана

Его назначили палачом, который должен был привести в исполнение приговор беглому нацистскому преступнику — это был единственный случай смертной казни в истории Израиля. Нагар признавался, что Эйхман, живой или мертвый, производил устрашающее впечатление. Рассказывая о казни, Нагар вспоминал Амалека — библейского врага древнего Израиля: Б-г «повелел нам уничтожить Амалека, “стереть память его из-под неба” и “не забывать”. Я выполнил обе заповеди»

Баба Женя и дедушка Семен

Всевышний действительно поскупился на силу поэтического дарования для дедушки Семена. Может быть, сознавая это, несколькими страницами и тремя годами позже, все еще студент, но уже официальный жених Гени‑Гитл Ямпольской, он перешел на столь же эмоциональную прозу: «Где любовь? Где тот бурный порыв, — писал дед, — что как горный поток... Он бежит и шумит, и, свергаясь со скал, рассказать может он, как я жил, как страдал... Он бежит... и шумит... и ревет...»

Дело в шляпе

Вплоть до конца Средневековья в искусстве большинства католических стран такие или похожие головные уборы служили главным маркером «иудейскости». Проследив их историю, мы сможем лучше понять, как на средневековом Западе конструировался образ евреев и чужаков‑иноверцев в целом