Как парижане и как евреи

Беседу ведет Семен Довжик 18 ноября 2015
Поделиться

О реакции на теракты, обстановке и ситуации с безопасностью в Париже корреспондент «Лехаима» поговорил с русскоязычными евреями, живущими во французский столице.

Семен Довжик Где вы находились в момент теракта и как узнали о происшедшем?

Сергей Кузнецов (писатель, главный редактор проекта «Букник») Позвонили друзья из Америки, спросили: «Вы как?» — мы ответили, что все в порядке. «Ну, слава Б‑гу!» — сказали и повесили трубку. Тут мы вспомнили такие же звонки из Москвы, разбудившие нас 11 сентября, и полезли в интернет.

Юрий Кисин (оперный певец) Был дома. Как ни странно, позвонили друзья из Израиля, спросить, в порядке ли я.

Эвакуация людей из концертного зала «Батаклан». Париж. 13 ноября 2015

Эвакуация людей из концертного зала «Батаклан». Париж. 13 ноября 2015

Светлана Жибер Во время теракта я находилась на вечеринке журнала «5 Республика», ему исполнялся год. Из‑за детей я должна была уйти в самый разгар мероприятия, где‑то в 22.15. Поболтала с подругой на выходе, она туда только приехала и еще ничего не знала. Связь там не работала. Я спокойно села в метро, где объявили, что некоторые станции закрыты из соображений безопасности. Такое иногда бывает, и я не обратила внимания, но тут стала получать сообщения с вопросом: «Ты в порядке?» Позвонила домой успокоить мужа, что со мной все в порядке, он еще ничего не знал. По дороге мне позвонил знакомый журналист. Дома по телевизору сообщили, что произошло чрезвычайное для нас событие. Мы с мужем пялились в него и не могли поверить своим глазам, параллельно отвечая на сообщения и обзванивая родных и близких. Особенно беспокоились за друзей, работающих в индустрии музыки, они чаще прочих ходят на фестивали и концерты. Потом выяснилось, что у одной знакомой из этой сферы погибло как минимум 10 коллег… Другой знакомый пролежал на полу в «Батаклане» 40 минут, они ему показались вечностью. Он видел, как рядом с ним стреляли в людей. И перезаряжали, и перезаряжали, как он сказал: проблем с амуницией не было…

Евгений Израйлит (кинорежиссер) Я находился в этот момент на премьере фильма. Мы вышли на улицу, и стоявший рядом парень слушал радио на своем телефоне.

СД Как отреагировали окружающие на сообщение о теракте? Паника, ужас, страх?

СК Мы сидим дома, все безопасно. Ни паники, ни страха. Конечно, печально: ведь сразу было известно, что погибли люди. Но часов в 12 мне пришлось пойти на улицу, встретить мужа нашей гостьи — он как раз приехал на вокзал и не мог до нас добраться. И да… тут гостья испугалась, как же мы дойдем.

ЮК У населения, скорее, шок и откровенное непонимание — за что? Ведь мы хорошие, всех любим. Не то что израильтяне или русские — там понятно. Потом, конечно, страх и ужас. И у некоторых осознание того, что начинается новая эра. То, что поразило, — это абсолютно новый нарратив у левых центристов.

СЖ Люди просто в шоке, в оцепенении. Многие говорили о страшном сне, настолько не хотели в это верить.

В воскресенье я случайно встретила знакомую, которая уже лет 15 отвечает за самую большую станцию метро и пригородных поездов, «Ля Дефанс», она сказала, что еще никогда не видела таких пустых станций. Люди боятся. Хотя сейчас я еду в метро, все вроде как обычно. Нельзя же перестать жить.

ЕИ Никто толком не мог понять, что на самом деле произошло. Услышав новости, люди говорили: «Черт побери» — и шли ужинать. Это Париж. Я не видел ни страха, ни ужаса, ни паники. При этом я два часа не мог выйти из одного джаз‑клуба, хозяин которого не выпускал на улицу никого из посетителей, пока не прояснится ситуация и не поступит указание из комиссариата. Все пытались дозвониться до своих родственников и друзей. Но никто не бился головой об стенку.

После теракта. У ресторана «Ле карийон», Париж. 17 ноября 2015

После теракта. У ресторана «Ле карийон», Париж. 17 ноября 2015

СД Это уже второй теракт в Париже в этом году. Есть ли разница в реакции парижан на теракт в «Шарли эбдо» и на последние события?

СК Да, в этот раз в городе больше чувствуется испуг. В прошлый раз удар был нанесен по свободе слова — и парижане вышли защищать свободу слова, но большинство из них чувствовали лично себя в безопасности. Сейчас понятно, что удар нанесен вслепую, и поэтому каждый чувствует себя под ударом. Примерно как после взрывов в Москве.

Разница, впрочем, в том, что парижане не опасаются, что их правительство завтра начнет отменять выборы или закручивать гайки. Если честно, в России эти перспективы казались мне всегда более ужасающими, чем перспективы новых терактов: вероятность стать жертвой теракта невелика, а сворачивание гражданских свобод ударяет в конечном счете по всем. Французы этого по понятным причинам не боятся.

ЮК «Шарли» и «Иперкошер» воспринимаются здесь как два разных теракта. Естественно, и реакция иная, дело не числе жертв, а, скорее, в вопросе: «За что?» В первых двух случаях понятно, сейчас же враг Франция, а не конкретно евреи или журналисты, обидевшие «чувства верующих».

СЖ Для меня лично разница огромная: на этот раз открыто стреляли по всем! Не по евреям, не по карикатуристам, не по солдатам. Просто по «неверным, которые веселились в местах разгула и аморальности», как написали террористы.

ЕИ Пока не заметил особой разницы, хотя в этот раз намного больше печали — погибло больше людей.

СД Насколько вы чувствуете себя в безопасности? Как парижанин и как еврей?

СК Как житель Парижа чувствую себя гораздо лучше по сравнению с жителем Москвы: в Москве за то время, что я там жил, было куда больше массовых терактов и политических убийств, чем в Париже.

Как еврей я, как всегда, чувствую себя в руках Г‑спода. Без Его воли волос не упадет с моей головы.

ЮК Как еврей я чувствую себя в большей безопасности, чем француз. Все еврейские институты защищены, их атаковать значительно сложнее. Естественно, лучше избегать определенных районов Парижа. Теперь французам придется учиться тому, что израильтяне знают и умеют уже много лет. Самим находить и замечать подозрительных личностей. Сообщать властям. Об этом уже начали говорить даже по французскому ТВ.

СЖ Я очень давно не чувствую себя в безопасности — и как еврейка, и просто как белая женщина. Я уже лет 10 не ношу магендовид, никаких других отличительных знаков. Проблема в том, что из‑за экономического кризиса участились акты насилия и воровства. Причем нет уже места, которое можно назвать спокойным. И любое, самое незначительное обстоятельство может обернуться трагедией из‑за еврейского происхождения жертвы. Подобное уже случалось, к сожалению.

ЕИ Я лично чувствую себя в такой же безопасности, как в любой другой части света. Я не отождествляю себя с еврейством, скорее, чувствую себя, как любой другой житель Парижа.

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Пятый пункт: бай-бай, Байден, речь в Конгрессе, AdidasRIP, Рипс, Руби Намдар

Чем отличается позиция Камалы Харрис по Израилю от позиции Байдена? Что заявил Нетаньяху в Конгрессе США? И почему компания Adidas разорвала контракт с пропалестинской моделью?Глава департамента общественных связей ФЕОР и главный редактор журнала «Лехаим» Борух Горин представляет обзор событий недели

Как хасиду добиться успеха в бизнесе? 

В Израиле, где изучение Торы субсидируется правительством и многие мужчины-харедим предпочитают учиться полный рабочий день вместо всякой другой работы, светские евреи жалуются, что такой образ жизни истощает экономику и муниципальные бюджеты. Сатмарские хасиды, напротив, придерживаются трудовой этики, восходящей к началу движения в Вильямсбурге во времена после Холокоста. Духовный лидер сатмарских хасидов того времени, раввин Йоэль Тейтельбаум, призывал своих последователей зарабатывать на жизнь

Почему израильские музеи скрывают происхождение экспонатов, переданных на временные выставки за границу

Музей Израиля «не мог проигнорировать протесты, демонстрации и враждебность в отношении Израиля. Мы колебались, когда получили просьбу одолжить картину Рубенса. Это большая и важная работа. И это было впервые, когда мы колебались по поводу предоставления своей картины. Мы понимаем, что в нынешней ситуации обязаны защищать свои коллекции: это сказано и в Законе о музеях Израиля. Поэтому решили пойти на компромисс, при котором о происхождении картины не будет сказано в этикетке на выставке, но будет указано в каталоге, как это делается обычно»