Израильская палитра

Борис Барабанов 5 июня 2015
Поделиться

Градус восторгов, которые обрушиваются на каждую новую работу Леонида Федорова, будь то альбомы группы «АукцЫон» или сольные диски, записанные при поддержке контрабасиста Владимира Волкова или в коллаборации с тель‑авивской группой «Крузенштерн и пароход», всегда зашкаливает. Новый альбом Федорова и «Крузенштерн и пароход» «Взрыв цветов» исключением не стал.

baraЧитая превью к новому творению Федорова, можно быть уверенным, что интеллектуальная публика российских столиц уже готовит ладоши к аплодисментам. Такая однозначная оценка порой вызывает у критика желание быть максимально пристрастным, но выходит новый диск — и остается только поднять руки и сдаться в плен.

Первый совместный альбом Лео­нида Федорова и группы бас‑гитариста Игоря Крутоголова «Крузенштерн и пароход» «Быть везде» вышел в 2013‑м. Это был период, когда после десяти с лишним лет интуитивных звуковых и словесных экспериментов Федоров свернул в сторону более строгого песенного формата. «АукцЫон» выпустил сухой и поджарый альбом «Юла», достойный ротаций и массовой популярности. Потом был преимущественно песенный альбом Федорова «Весна». Диск «Быть везде» словно углубил эту колею. И хотя музыку «Крузенштерна» журналисты именовали «авант‑роком», это была доступная форма, которой песни были немало обязаны штатному поэту «АукцЫона» Дмитрию Озерскому.

Для «Крузенштерна и парохода» исторически было близко клезмер‑звучание. Присутствие кларнета и аккордеона, конечно, во многом диктовало саунд самостоятельных работ команды. Но даже типично «клезмерские» вещи группы не обходились без влияния панк‑рока, все же в прошлом Крутоголов — ташкентский панк‑барабанщик. И даже в «дофедоровские» времена отголоски «АукцЫона» в его песнях были слышны. А еще очевидная ассоциация — близкая Джону Зорну и лейблу «Tzadik» нью‑йоркская группа «Barbez». Недаром песни Крутоголова и его друзей в первой половине 2000‑х можно было нередко услышать на инди‑радио в Нью‑Йорке.

Альбом «Быть везде», похоже, даже как‑то дисциплинировал «Крузенштерна». Это внятная и отчетливая музыка. О новом альбоме «Взрыв цветов» нужно говорить прежде всего в поэтических категориях. Происхождению новых песен уже посвящены длинные интервью создателей диска. Главным источником вдохновения для Федорова стал не слишком хорошо известный широкой публике поэт и филолог‑экспериментатор Дмитрий Авалиани (1938–2003). К стихам приложил руку и неизменный Дмитрий Озерский. Многие поклонники Федорова отмечают сходство «Взрыва цветов» с классическими альбомами «АукцЫона». Крутоголов уверяет, что в новом альбоме еще больше гитар, чем на диске «Быть везде». Да, больше гитар, но меньше рок‑н‑ролла. С первых секунд, точнее, с первых скрипов и шорохов нового альбома ясно, что здесь Леонид Федоров возвращается к методам, которыми увлек­ся во времена альбома «Лиловый день» (2003). Ключевая партия словно вырастает из шума Вселенной, из струнной морзянки, из отстраненного гитарного скрежета. В дело идет все, что оказывается под рукой и может звучать. О традиционных представлениях о «правильном звуке» и «аранжировке» речь не идет. «Взрыв цветов» часто тревожная мелодекламация, присосавшаяся к жесткому гитарному движению. Часто — скоморошьи попевки. Часто — вкрадчивые предапокалиптические куплеты.

Альбом обрушивается холодным душем на головы тех, кто поверил, что лидер «АукцЫона» закрепился в рамках доступных песенных структур. Оказывается, в любимом Федоровым Израиле комфортный климат располагает не только к понятным песням. Здесь могут рождаться песенные демоны, способные наводить трепет на неподготовленного слушателя. И здесь есть люди, которые помогают ему выпускать их на волю.

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Баба Женя и дедушка Семен

Всевышний действительно поскупился на силу поэтического дарования для дедушки Семена. Может быть, сознавая это, несколькими страницами и тремя годами позже, все еще студент, но уже официальный жених Гени‑Гитл Ямпольской, он перешел на столь же эмоциональную прозу: «Где любовь? Где тот бурный порыв, — писал дед, — что как горный поток... Он бежит и шумит, и, свергаясь со скал, рассказать может он, как я жил, как страдал... Он бежит... и шумит... и ревет...»

Дело в шляпе

Вплоть до конца Средневековья в искусстве большинства католических стран такие или похожие головные уборы служили главным маркером «иудейскости». Проследив их историю, мы сможем лучше понять, как на средневековом Западе конструировался образ евреев и чужаков‑иноверцев в целом

«Охота на евреев» в Амстердаме подталкивает голландских евреев к алие

«Это не как в нацистской Германии. Власти здесь не антисемитские. Но на каждое слово, сказанное о насилии в отношении евреев, немедленно начинается целый разговор об исламофобии, чтобы отвлечь от проблемы. Действует мощное исламское и левое политическое лобби. Я не хочу обобщать, но просто достаю свой "калькулятор" и подсчитываю всю поддержку, которую получаю от левых и мусульман. Окончательная цифра равна нулю», — говорит главный раввин Нидерландов Биньомин Якобс