Скончался старейший автор «Лехаима» Владимир Ильич Шляхтерман.  Сам фронтовик,  он готовил расследования о советских разведчиках и военных операциях времен Великой Отечественной войны, о роли и участии в них евреев. За одно из своих журналистских расследований он был удостоен премии имени Артема Боровика (2010). В майский номер «Лехаима» Владимир Ильич готовил очередной материал, для чего, как всегда, посылал запросы в архивы МО, ГРУ и других ведомств. Он работал только по первоисточникам, документам, либо со слов свидетелей тех или иных событий. Большинство героев своих материалов он знал лично. Четыре года назад к 100-летию со дня рождения героя «Красной капеллы» Анатолия Гуревича «Лехаим» публиковал увлекательный рассказ Владимира Шляхтермана о легендарном советском разведчике.  Так получилось, что статья памяти Гуревича совпадает сегодня с публикацией памяти самого Владимира Ильича.

7 ноября легендарному разведчику «Красной капеллы» Анатолию Марковичу Гуревичу исполнилось бы 100 лет. Я обращался к начальнику Разведуправления Генерального штаба с просьбой сообщить, будет ли как-то отмечаться этот юбилей. Ответ был скорым: торжеств, круглых столов, конференций и других мероприятий по этому поводу не предусматривается. Вскоре я узнал, что юбилейные даты ряда выдающихся разведчиков — Героев Советского Союза П. Ивашутина, А. Морозовой, Р. Зорге, Х.-У. Мамсурова и других — отмечались официальными мероприятиями. Но Гуревич высокого звания Героя не удостоен, хотя, по общему признанию, совершил в годы войны такое, чего в истории разведок мира не случалось никогда.

Море в августе 1941 года оказалось теплым. В бельгийский курортный городок Остенде из Брюсселя приехали интенданты немецких оккупационных войск, сотрудничавшие с ними бельгийские коммерсанты, их жены и подруги. Организатор пикника — молодой уругвайский бизнесмен Винсенте Сьерра. Он уже несколько лет в Бельгии. Его фирма активно сотрудничает с немецкими коллегами. Последние охотно ведут дела с уругвайцем: он безукоризненно исполняет все свои обязательства, не придирается, с пониманием относится, когда немцы почему-либо задерживают выплаты — война! Впрочем, владелец этой фирмы политикой не интересуется. И — что очень приятно — заключение сделок, подписание актов на уютной вилле сопровождается пиршеством.

Вот и на этот раз, вдоволь накупавшись и изрядно проголодавшись, компания возвращается на виллу, где накрыт стол с закусками и батареями бутылок дорогих вин. Насытившись и напившись, мужчины направляются на веранды, где на столиках разложены коробки с сигарами. А женщины собираются в кружок — им есть о чем посудачить.

Интенданты — самые информированные лица. И самые словоохотливые. Как не блеснуть перед коллегами новостью, о которой в газете ни слова? Молодой уругваец переходит от одного столика к другому, во рту сигара. Это естественно: президенту «Симэкс» («Общество импорта, экспорта и коммерции») есть о чем поговорить со своими партнерами по бизнесу.

Пока хозяйка виллы на авеню Слежер Маргарет Барча развлекает собравшихся мужчин, она — главная тема женского кружка. Маргарет, молодая чешка (на самом деле еврейка, ее девичья фамилия Зингер, но к королю швейных машинок отношения не имеет), овдовела здесь, в Бельгии, муж скоропостижно скончался, оставив ее с малолетним сыном. Что обсуждать? А как же, на одной вилле живут молодая, интересная, богатая женщина и молодой, богатый, одинокий уругваец. Правда, живут они в разных концах дома. Но…

Ближе к полуночи гости покинули виллу, горничные навели порядок, Маргарет ушла к себе, уругваец — на свою половину. На вилле стало тихо. Но только для посторонних. Президент «Симэкс» расслабленной походкой доплелся до спальни, тщательно запер дверь и моментально преобразился. Извлек из тайника книгу, тетради, передатчик. И вскоре немецкие радиослужбы в который раз записали группы цифр. Что они означают, шифровальщики не знали: код им был неведом. Расшифровывали радиограмму за тысячи километров от Брюсселя — в Москве. «Директору. Срочно. От Кента…»

А уж Директор (псевдоним начальника ГРУ Красной Армии) распоряжается: это товарищу Сталину, это Жукову, это проверить и доложить. И так каждый день.

Анатолий Гуревич. Ленинград. 1932 год

Когда-то уругваец Сьерра носил другую фамилию — Гуревич, и звали его Толя, Анатолий Маркович (см.: Владимир Шляхтерман. Кент радирует центру // Лехаим. 2005. № 5; Борис Шмулин. Анатолий Гуревич. Последний из «Красной капеллы» // Лехаим. 2009. № 2). Был он вовсе не уругвайцем, а евреем, родившимся в Харькове 7 ноября 1913 года. Школу окончил уже в Ленинграде, там же поступил в институт, готовивший кадры для «Интуриста».

В школе Толя Гуревич не был круглым отличником, но поразительно легко осваивал иностранные языки. А для «Интуриста» это сущая находка. И не только для него.

В 1936 году в Испании началась Гражданская война. Студента Гуревича пригласили в Смольный, несколько мужчин, знакомых с его биографией, задали ряд вопросов, попросили преподавательницу побеседовать с Толей на фран.

цузском и испанском языках, остались довольны беседой. И сказали, что его просьба о поездке в Испанию удовлетворена. Предупредили: об этом никому, даже родителям, ни слова. А что делать в Испании — узнаете на месте.

Так Гуревич, теперь уже Антонио Гонзалес, лейтенант Республиканского флота, стал адъютантом-переводчиком командира подводной лодки «С-4» республиканского ВМФ Ивана Алексеевича Бурмистрова. Весь экипаж — испанцы, только они двое из России. На счету лодки немало славных дел, в том числе полный опасности переход через Гибралтарский пролив.

Выполнял задания Гонзалес и на суше: обеспечивал переход группы советских летчиков через франко-испанскую границу. Несмотря на сложности, Анатолий отлично справился с этим. И — что скрывать — был очень рад, когда ему официально сообщили: за работу в Испании он представлен к правительственной награде. Но награду он не получил. Уже после войны узнал: Сталин распорядился аннулировать эти представления, так как республика потерпела поражение.

Вернувшись в Москву, Анатолий Маркович вместе с другими добровольцами отчитался о проделанной работе. Участники совещания покидали кабинет, неожиданно Гуревича попросили остаться. Чекист высокого звания без всякого предисловия предложил ему перейти в аппарат военной разведки. При этом Анатолий услышал лестные для себя характеристики: исполнителен, грамотен, энергичен, инициативен, способен рисковать собственной жизнью во имя безупречного выполнения своих обязанностей в самых сложных ситуациях.

Предложение неожиданное, у Анатолия были другие планы, но он, «несколько поколебавшись» (его слова), согласился. Гуревича предупредили, что новая работа будет за рубежом, но прежде он должен отдохнуть: две путевки — в Кисловодск и Сочи.

Затем месяцы подготовки, знакомство (только по литературе) с Уругваем — страной, чьим гражданином он станет на несколько лет. Анатолий не только в деталях изучает карту, памятники, достопримечательности столицы — Монтевидео, историю, особенности католицизма — он теперь набожный католик. А встретившись ненароком с «соотечественником», с удовольствием поговорит с ним о «наших» знаменитых футболистах. Он хорошо владеет ключом Морзе для передачи радиосигналов, отлично знает шифровку и дешифровку материалов. Чему еще учили? Не знаю, да и вам знать необязательно, кому нужно, тот узнает.

Но самое важное Кенту (псевдоним дали Гуревичу в ГРУ) сообщили: резидентура в Бельгии, где ему предстояло работать, полностью законсервирована: никакой разведдеятельности до начала войны Германии с СССР. Ежели Гитлер развяжет агрессию, то тогда и наступит час разведчиков.

Сложным путем: через Финляндию, Швецию, Норвегию, Голландию, Францию — уругвайский гражданин Винсенте Сьерра очутился в Бельгии, обосновался в Брюсселе и стал «врастать» в общество. Заниматься разведывательной деятельностью заставила война, начавшаяся в Европе в 1939 году. Главным делом стал сбор материалов о планировании, практических шагах предполагаемой агрессии Германии против СССР. В том, что это произойдет, сомнений не было.

К тому времени, когда Кент прибыл в Брюссель, в Бельгии существовала крепкая советская разведгруппа. Возглавлял ее Отто. Под этим псевдонимом скрывался Леопольд Треппер. Польский еврей, член Компартии Палестины, он три года учился в Москве в Коммунистическом университете национальных меньшинств Запада (КУНМЗ). В Палестине, во Франции был на партийной и профсоюзной работе, создал еврейскую коммунистическую газету «Дер морген», подвергался арестам.

Треппер был старше Гуревича на 10 лет, с 1936 года выполнял задания советской военной разведки. В Париже издал книгу «Большая игра», которая в 1990 году появилась в русском переводе.

Многое в деятельности Треппера не устраивало Кента: например, Отто преувеличивал заслуги резидентуры и, стало быть, свои, занимался элементарным очковтирательством.

Кент, по сути, стал вторым лицом в резидентуре, а Отто был руководителем. И когда Центр дал Кенту срочное задание, он, естественно, тут же связался с Треппером. А задание было такое: выехать в Швейцарию, связаться с нашим резидентом Дорой, с которым была потеряна связь. Кент должен был передать новый шифр, программу для работы на рации, обучить работе с новым кодом.

Гуревич прекрасно справился с заданием. Дора — это был псевдоним блестящего советского разведчика, венгерского еврея Шандора Радо (см.: Владимир Шляхтерман. Дора и Соня // Лехаим. 2004. № 10).

Я встречался с Шандором Радо в 1977 году в Будапеште. Мы о многом беседовали, но о Кенте я не спросил, сам ничего о нем тогда не знал. Кстати, Шандор узнал о судьбе Кента только «из печати».

Анатолий Маркович был убежден, что Радо встречался с Треппером в Париже в 1944 году, и последний, предполагая, что Кента нет в живых, оклеветал его.

Но вернемся в Бельгию. Кент написал отчет о командировке, передал его сотруднику Центра, жившему в Брюсселе «под крышей» акционерного общества «Метро». Радиосвязи с Москвой у Кента еще не было. Но через «Метро» Директор регулярно получал важную информацию.

В ночь на 10 мая 1940 года Отто и Кент работали на квартире последнего над очередным сообщением. Оба проснулись от шума самолетных моторов: Германия напала на Бельгию. Москва немедленно отреагировала на оккупацию страны. В резидентуре было много евреев. Им, включая Треппера, было приказано срочно покинуть Бельгию. Кент оставался: он был «уругвайским гражданином».

Треппер уехал во Францию, но под разными фамилиями изредка появлялся в Бельгии. Оказавшийся в Брюсселе представитель Центра уведомил Кента, что он назначается руководителем бельгийской резидентуры. Тут же официально узаконили переход власти. При этом сомнения Гуревича в том, что он, дескать, молод (ему было 27 лет), опроверг Треппер, дав Кенту блестящую характеристику. Но до конца дней своих Анатолий Маркович так и не понял, почему ни представитель Центра, ни Треппер не сказали ему, что последний остается главным резидентом. А это имело роковые последствия для всей разведсети.

Опытные агенты покинули Бельгию, но Москва не осталась без ценной информации. Кенту пришлось работать с удвоенной энергией. А с началом германской агрессии против СССР прибавилось забот об акционерном обществе «Симэкс». Москва не могла переводить деньги для существования резидентуры. Задержки исчислялись не неделями, а многими месяцами! По сути, вся советская разведсеть в Европе «кормилась» из прибылей «Симэкса». А это требовало от главы компании недюжинных усилий.

Отец Маргарет, директор фирмы, попросил Винсенте срочно с ним встретиться. Старший Зингер заявил, что он должен тотчас покинуть Бельгию, но дочь категорически отказалась уехать из Брюсселя: она останется у могилы мужа-чеха. Отец просит уругвайца взять Маргарет и ее восьмилетнего сына Рене под свою опеку и покровительство. Он уверен в благородстве молодого человека и доверяет вести ему дела компании.

Гуревич смущен такой просьбой. Ему нравится Маргарет. Да что там нравится — он просто влюблен в нее. Об этом, конечно, ни слова ни отцу, ни самой Маргарет. Но и она знает, что неравнодушна к уругвайцу. Она понятия не имеет, кто он на самом деле и какое дело для него главное, но ей приятны его подчас неуклюжие ухаживания (опыта нет!), забота о ней и о Рене. И только спустя годы, в невероятно драматических условиях, Винсенте объяснится ей в любви и скажет, что он советский разведчик. Но и тогда не назовет своей настоящей фамилии.

Это небольшое лирическое отступление. А тогда, летом 1940 года, он заверяет Зингера, что сделает все возможное для безопасности его дочери и внука.

О предложении Зингера Кент информировал Центр. Получил «добро», а Москва — на всякий случай — присвоила Маргарет псевдоним «Блондинка», о чем она узнала через много лет. И еще штрих: за Маргарет пробовал ухаживать и Треппер, но получил решительный отпор.

Когда 22 июня 1941 года Германия напала на Советский Союз, служба радиоперехвата Германии зафиксировала сигналы неизвестных радиопередатчиков. В Берлине! Установили: сигналы эти принимает Москва. Скандал! Адмирал Канарис заверял Гитлера, что советских разведчиков в Германии больше нет.

Что ни день фиксировали сигналы все новых передатчиков в Голландии, Бельгии, Франции, Югославии. Контрразведке стало ясно: заговорили ранее умело законспирированные передатчики. Сеансы длились часами. Стало быть, информацию готовили не отдельные агенты, а десятки, сотни резидентов. Гитлер был взбешен. Ему было известно, что разведки и контрразведки различных служб, мягко говоря, не дружат, а руководители их с величайшей радостью подсиживают друг друга. Но в создавшейся ситуации к черту дрязги. Последовал категорический приказ: собрать лучших сыщиков и специалистов радиодела в одну зондеркоманду и в кратчайший срок ликвидировать советскую радиосеть. Зондеркоманду назвали «Красная капелла». Говорят, название дал сам фюрер. Это уже потом с легкой руки журналистов «Красной капеллой» стали именовать всю советскую разведсеть в Европе. Хотя реально такой единой громадной сети не было: это противоречило азбучным правилам разведки.

Маргарет Барча. 1946 год

Москва принимала исключительно важную информацию из Берлина и Брюсселя и давала своим резидентам все более сложные задания. Берлинский передатчик работает с перебоями, порой замолкает аж на две недели. Идет битва за Москву, важна любая информация о передвижениях войск, немецких резервах, планах, потерях.

10 октября 1941 года Кент получает от Директора телеграмму с пометкой «лично». В ней требование: «Немедленно отправляйтесь в Берлин по трем указанным адресам и выясните причины неполадок радиосвязи. Если перерывы возобновятся, возьмите на себя обеспечение передач. Работа трех берлинских групп и передача сведений имеет важнейшее значение…» Затем следовали точные адреса с указанием пароля. Берлинская же резидентура получила распоряжение передать скопившиеся донесения Кенту.

Хотя в телеграмме было «Кенту. Лично», она предназначалась и Трепперу: именно он информировал Центр о том, что у него есть сотрудник, имеющий разрешение посещать Германию и оккупированные ею страны. Информация оказалась ложной: этот человек не имел права покинуть Францию. В Берлин должен был ехать Кент.

Когда он показал телеграмму Трепперу, тот не удержался от восклицания: «Они сошли с ума!» И, правда, сообщать в одной телеграмме адреса нескольких своих агентов (лучших!) — вопиющая ошибка, более того, преступление. На что надеялись отправители чудовищной телеграммы? На то, что она никогда не будет расшифрована немцами? Кто убедил Директора в непогрешимости шифровки?

В СССР еще до войны были две закордонные разведки: военная, принадлежавшая Наркомату обороны и Генеральному штабу, и внешняя — структура Наркомата госбезопасности. Специалисты считают, что две разведки — вещь целесообразная: соперничество стимулирует активность, творческий подход. Когда было нужно, соседи помогали друг другу. Как в этом случае: внешняя разведка не имела возможности связаться с группой Харро Шульце-Бойзена, обратились к военной, и Гуревич получил задание отправиться в самое логово врага.

Правда, соперничество разведок принимало иногда и уродливые формы; пример тому — аресты военных разведчиков уже в Москве. Впрочем, не было секретом желание руководства госбезопасности подчинить себе  военную разведку.

Выполняя указания Центра, Кент готовился к необычной командировке. Поездка в Швейцарию с теми же задачами проходила в совершенно других обстоятельствах, не сравнимых с октябрем 1941 года. Москва уточняла задания Кенту. Он должен был сначала побывать в Праге и выяснить, почему прекратили передачи чешские подпольщики. А потом прибыть в Берлин.

Анатолий Маркович понимал, что поездка уругвайца в Германию и в протекторат, да еще во время войны на Востоке, не может не вызвать интереса у гестапо. Поэтому все документы, рекомендательные письма, заявки в туристические конторы и прочее должны быть только правдивыми, никаких фальшивок. Помогли немецкие «друзья» из интендантуры: их письма свидетельствовали о том, что «Симэкс» тесно сотрудничает с германскими властями и предстоящие переговоры в Берлине и Праге еще больше укрепят это сотрудничество. В Праге Кент убедился, что квартира подпольщиков разгромлена, они арестованы и судьба их неизвестна.

До этого Кент о берлинских подпольщиках ничего не знал. В столице рейха действовали две группы разведчиков. В группе Ильзы Штебе («Альта»), сотрудницы советской военной разведки с 1931 года, был высокопоставленный дипломат МИДа, передававший исключительно важную информацию. Другой группой руководили Харро Шульце-Бойзен и Арвид Харнак. Последний был нашим разведчиком; Харро люто ненавидел нацизм, служил в Министерстве авиации, пользовался расположением к нему Геринга. Формально разведчиком не числился, но его информация о состоянии авиации была очень ценной для советского командования. Можно себе представить, какого мужества, хладнокровия, выдержки потребовала у Гуревича эта командировка.

Он направляется на встречу с Харро Шульце-Бойзеном. На квартире Кент передал ему программу прямой радиосвязи с Москвой. А потом несколько часов записывал тут же приготовленными бесцветными чернилами сведения для передачи Директору.

Кенту не удалось встретиться с Ильзе Штебе — ее не было в Берлине. Но он плодотворно поработал с ее радистом Куртом Шульце: тщательно обучил его работе с шифровальным кодом.

Начальник Генерального штаба сухопутных сил Германии Франц Гальдер вел военный дневник. 19 ноября 1941 года он записывает: «Совещание у фюрера. Задачи на следующий год. В первую очередь Кавказ. Целью является выход на южную границу России. Сроки — март-апрель… Крайний срок овладения этими городами (Вологдой и Горьким) — не позднее конца мая…»

Эти задачи Гитлер поставил своим генералам на основе анализа общей обстановки и реальных расчетов специалистов.

Итак, главная цель на 1942-й — Кавказ. Совещание состоялось 19 ноября 1941 года. Ни Гитлеру, ни Гальдеру в самом кошмарном сне не могло присниться, что за неделю до этого совещания, 12 ноября, на столе в кремлевском кабинете Сталина лежала расшифрованная телеграмма из Брюсселя.

В один из дней Кент получает радиограмму от Директора: его ценные сведения доложены Главному хозяину (это кодовое имя Сталина) и получили его высокую оценку. За успешное выполнение задания Кент представлен к награде. Ее Анатолий Маркович не получил. Очень любопытно: кто это ослушался Верховного?

В один из декабрьских дней в Брюссель из Франции пожаловал Треппер. Не предупредив Кента, он распорядился собрать почти всех сотрудников ночью на вилле на улице Атребат, 101. А именно там были основные передатчики Кента. К тому же ночь — время обговоренных с Москвой радиосеансов. А информации для передач было много.

Супруги Харро и Либертас Шульце-Бойзен незадолго до ареста. Август 1942 года

Герш и Мира Сокол. Из книги Альбин Мишель «Треппер, великий еврей»

Милдред и Арвид Харнак. 1940-е годы. Мемориальная библиотека Висконсинского университета, Мэдисон

Активность в радиоэфире не осталась незамеченной зондеркомандой, она работала днем и ночью, записывала десятки радиограмм, но расшифровать их не могла. Оставалось одно: обнаружить передатчики. Пеленгаторы методично, по плану, рыскали по городу.

Схема была такая: машина с пеленгатором подъезжала к зданию, выключалось на некоторое время электричество и, если передатчик продолжал работать, значит, он в другом месте. Вот так, дом за домом, проверялась вся улица. На улице Атребат, 101 передатчик перестал отстукивать цифры. За виллой установили наблюдение и в ночь на 13 декабря 1941 года назначили облаву. Полицейские и солдаты оцепили район, а несколько гестаповцев ворвались в здание.

Их ждала неслыханная удача: еще тепленький передатчик, черновики радиограмм, сами радисты, потайная комната с лабораторией по изготовлению документов. И главное — гестаповцы успели выхватить из камина полуобгоревшую страницу книги. Там стояло имя «Проктор». Хозяйка виллы рассказала гестаповцам, что ее постояльцы пользовались книгами, сообщила их названия и то, что некоторых из них уже нет. Полицейские обошли все книжные магазины и восстановили «библиотеку».

Днем и ночью, методично, строка за строкой просматривали книги и в одной из них нашли злополучное слово «Проктор»! За дело взялись опытные криптографы, и вскоре гестаповцы стали расшифровывать записанные на пленки группы цифр — радиограммы, посланные в Москву, и те, что приходили из Центра. Это были архисекретные сведения, полученные в высших кругах Германии! При этом некоторые важнейшие указания германским генералам, министрам, чиновникам доходили до Москвы раньше, чем немецким адресатам!

В гестапо прочли и берлинские адреса подпольщиков. Их схватили сразу всех, более ста человек. Арестовали и многих из тех, кто входил в бельгийскую группу. Но прежде чем в гестапо начали читать радиограммы, Бельгию покинули Треппер, Кент и те сотрудники, о которых могли знать схваченные на улице Атребат. Так грубейшие ошибки Центра и Треппера привели к провалу двух наиболее эффективных разведгрупп. В истории их объединили названием «Красная капелла». Гестапо работало оперативно. Схватили и группу Ильзе Штебе, и группу Шульце-Бойзена и Харнака. Начальник политической разведки СС Вальтер Шелленберг вспоминал, что, когда Гитлер узнал, кто входил в группу Шульце-Бойзена, он «был потрясен».

Казни антифашистов следовали одна за другой. Всего перед судом предстало 129 человек: 49 из них были приговорены к смертной казни, 77 осуждены к различным срокам каторги и тюремного заключения, трое покончили с собой.

Итак, Треппер и Гуревич срочно покинули Бельгию. Центр дал указание: Отто работает в оккупированной части Франции, Кент — в свободной зоне, в Марселе. Первому было легче: в Париже действовали советские агенты, а, главное, ЦК Французской компартии имел передатчик для связи с Москвой. А Кенту пришлось начинать с нуля и на пустом месте. Он проявил невероятную энергию и изобретательность, чтобы заиметь надежные источники информации и переправлять ее в Центр. А делать это можно было только через Отто — у него передатчик. Но сведения из Марселя доходили с опозданием — их привозил курьер, а он не всегда мог добраться до Парижа. К тому же телеграммы в Центр Треппер подписывал своим именем, не упоминая Кента. Создавалось впечатление, что резидентура в Марселе бездействует. А она работала, и весьма успешно. Выяснилось это уже после войны.

Анатолий Маркович Гуревич с супругой Лидией Васильевной на фоне форта Бреендок — тюрьмы в пригороде Брюсселя, где он и Маргарет Барча содержались в 1943 году некоторое время. 1993 год. Публикуется впервые

Кент не раз просил Отто обеспечить его передатчиком, собственным шифром. Но тот всегда находил это нецелесообразным либо делом технически невозможным.

Анатолий и Маргарет уехали из Бельгии налегке, без единой смены белья. Денег было в обрез. И вдруг однажды Гуревич получает извещение: на его имя пришел багаж из Бельгии. Он в недоумении: его марсельский адрес знает только Треппер. И действительно, зная о положении Кента, он организовал через своих людей эту отправку. Не спешите ронять слезу благодарности. Опытный подпольщик при этом указал и адрес резидента, который стал известен гестапо.

И хотя Марсель входил в неоккупированную зону Франции, гестапо хозяйничало и тут. На этот раз операцию по задержанию опасного преступника проводили вместе с французскими полицейскими. Днем 9 ноября 1942 года в квартире раздался звонок, Маргарет спросила: кто? Ей ответила консьержка. Маргарет открыла дверь. Несколько французов в штатском, оттолкнув женщину, ворвались в квартиру. Предъявив удостоверение, полицейский объявил Анатолию и Маргарет, что они арестованы, на них одели наручники. Сын Маргарет Рене находился в пансионате.

До этого гестапо арестовало радистов — супругов Сокол, Герша и Миру. На допросе они молчали. Тогда гестаповец зарядил пистолет, приставил его к виску Герша и заорал на Миру. Она вымолвила: Жильбер. Под этой фамилией скрывался в Париже Леопольд Треппер. 23 ноября 1942 года Треппера арестовали в кресле дантиста.

Анатолия и Маргарет перевезли в Берлин. Ее — в женскую тюрьму, его — в одиночную камеру в гестапо. Круглые сутки руки в наручниках: днем — за спиной, на ночь «браслеты» замыкались спереди. Круглосуточно у двери в коридоре на стуле сидел надзиратель.

25 ноября 1942 года снова привели на допрос. Только сняли наручники, как вручили листок с текстом на немецком. Начальник зондеркоманды в Париже Карл Гиринг докладывал, что ему удалось арестовать Жана Жильбера — Отто, сразу же назвавшего свою фамилию — Леопольд Треппер. Не успев сесть в машину, арестованный предложил гестапо свое сотрудничество. Гиринг просил у своего начальства указаний.

Присутствовавший на допросе начальник гестапо Мюллер впился в Кента. Тот был ошеломлен, но вида не показал и сказал, что фамилию Треппер слышит впервые.

Много лет спустя, в своих мемуарах, Анатолий Маркович напишет: «Поверить в то, что Отто сразу после своего ареста изъявил желание сотрудничать с гестапо, я, конечно, не мог».

А гестапо поверило. С его подачи и одобрения высшего германского руководства идея радиоигры с Москвой задумывалась, видимо, еще до ареста Треппера. А когда такая птица оказалась в их сетях, посчитали его кандидатуру вполне подходящей.

Основная цель Большой игры: расколоть союз СССР, Англии и США, тем самым создать предпосылки для заключения сепаратного мира с Западом. После поражения под Москвой и Сталинградом наиболее дальновидные немецкие политики (к их числу относился и Гиммлер) поняли: спасти германские деньги, экономику и армию может только сепаратный мир, даже если для этого потребуется сменить верхушку власти. О сепаратном мире с СССР нет и речи, Сталин на это не пойдет. Но попробовать убедить союзников в такой возможности надо. Как? Вести переговоры с Западом в какой-нибудь нейтральной стране и в это время вступить в контакт с Москвой. Эмиссара в нее не пошлешь, его просто не примут. По телефону не позвонишь, а вот использовать радио — отличная идея.

Есть и другая цель: ввести в заблуждение Генштаб Красной Армии о планах вермахта на лето 1943 года. Рассчитывали также на то, что Москва наверняка будет интересоваться деятельностью других своих агентов.

Уже 25 декабря 1942 года Леопольд Треппер стал участником радио-игры «Гестапо — Центр». Предложение участвовать в радиоигре получил и Кент. Наотрез отказался. Предложения следовали и потом. Результат тот же. Когда в очередной раз отказался, ему объяснили: «Вы своей деятельностью нанесли такой ущерб Германии, за который вам следует одно наказание — расстрел». И добавили: «Маргарет Барча с сыном направим в лагерь, откуда живыми выходят редко».

Находясь в камере смертника, с круглосуточно надетыми наручниками, Анатолий свыкся с мыслью о скорой смерти, его работа — его выбор. Но почему из-за него должны страдать любимая женщина и ребенок? Они и понятия не имели, что он вовсе не уругваец, а из России, что никакой не бизнесмен, а советский разведчик.

К тому же Кенту показали несколько радиограмм, посланных в Центр от его имени: мол, и без твоего согласия ведем игру. Но гестапо непременно нужно было, чтобы Кент лично участвовал в операции: понимали, что Москва скоро распознает все эти уловки.

После мучительных раздумий в парижской тюрьме Анатолий согласится сотрудничать с гестапо в радио-игре. При этом в голове сидела мысль: надо, чтобы Центр узнал — он работает под «колпаком». Гестапо торжествовало: Москва доверяет Кенту, стало быть, будет верить его депешам. Треппер сообщил в Москву, что Кент был арестован в Марселе французской полицией, отпущен, легализировался, готов продолжать развед-работу. Для этого ему нужны программа, код для шифра и он будет поддерживать прямую связь с Центром. Все необходимое Директор передал Отто, а тот Кенту. Все это проходило под контролем гестапо.

В конце февраля 1943 года Кент получил от Директора поздравления с Днем Красной Армии и присвоением воинского звания капитана. И в голове Анатолия созрело решение… В советской военной разведке была неписаная традиция: поздравлять друг друга и начальство с праздничными датами. Кто-то считал это пижонством, но так было.

В тот день Кенту принесли очередную радиограмму от его имени, составленную гестапо. Над этим работала целая группа. Неожиданно Гуревич попросил дополнить ее несколькими строчками. Гестаповцы обнюхали каждую буковку — нет ли там тайного сигнала, не усмотрели в тексте ничего необычного, и радиограмма «Кент — Центру. № 7 от 5 марта» ушла в Москву. Заканчивалась она так: «Передайте поздравления товарищу Сталину в связи с присвоением ему звания маршала и 25-летием Красной Армии. Благодарю за присвоение звания капитана. Передайте привет моим родителям».

Я спросил Анатолия Марковича: на что он рассчитывал, предлагая такой текст? Едва ли рядовой разведчик мог отважиться на личное поздравление Верховному Главнокомандующему. Он же надеялся, что в ГРУ поймут абсурдность такого текста и догадаются, что он работает под колпаком.

Так и произошло. Центр специально уведомил Кента, что его телеграмму № 7 получили. То есть дали понять: смекнули, что к чему.

Согласие Кента участвовать в радиоигре изменило его положение. Он убедил гестапо предоставить ему свободу передвижения по Парижу: его должен увидеть агент внешней разведки и удостовериться, что он на свободе. Появлялся Анатолий в сопровождении гестаповца. Анатолия перевели из тюрьмы в частный дом, где жили гестаповцы. О побеге не могло быть и речи. К тому же улучшили положение Маргарет и дали понять, что и она находится под их неусыпным контролем и в случае чего…

К удивлению Анатолия, гестапо очень легко согласилось с его требованием, чтобы данные о передвижениях частей, их состоянии, вооружении и т. п., передаваемые в Центр от его имени, были правдивыми. Только позже он узнал, что на сей счет было специальное распоряжение Гитлера руководству вермахта. У советской разведки были возможности проверить достоверность этих сообщений.

ГРУ, зная о новых условиях работы Кента, не изменило стиля общения с ним. Ему не только давали задания, но Директор и журил за качество кое-какой информации — это было в порядке вещей.

Осень 1943 года в жизни разведчиков оказалась необыкновенно сложной. Совершил побег Треппер. Мне, правда, больше нравится формулировка: гестаповцы позволили Л. Трепперу бежать.

Исчезновение Треппера прибавило работы Кенту. Сообщить о своем побеге Отто, видимо, не мог. Он скрывался в пригородах Парижа, в самом городе, какие-то связи со своими агентами у него остались, но для плодотворной деятельности этого было мало. Все это время Москва просила Кента узнать, что с Треппером.

1 июня 1944 года Центр приказывает Кенту: поиски Отто не прекращайте, постарайтесь навести справки, не находится ли он в тюрьме. Еще до этого Кент посещает дома, где он бывал у Отто; наведывается в магазины, в которых тот покупал белье, носки, парфюмерию; в рестораны, где он обедал с Треппером. Все безрезультатно: продавцы, официанты, квартирные хозяйки уже много месяцев его не видели.

6 июня 1944 года началась высадка союзников в Нормандии. В Европе открывался много раз обещанный Второй фронт. Уже 9 июня Центр требует от Кента: «Срочите [т. е. срочно сообщите] информацию о ходе с десантом союзников. Какие меры колбасники [т. е. немцы] планируют предпринять против десанта? Используйте все возможности для переезда в столицу [в Париж]. При отступлении немцев из столицы перейдите на освобожденную от фашистов территорию. Сохраняйте музыку [т. е. радиостанцию]».

Возможностей у Кента маловато. Все его агенты в Марселе, это на юге, далеко от Нормандии. Агентура во Франции «завязана» на Треппера, а о нем ни слуху ни духу.

Но уже через пять дней, 14 июня, Кент информирует Центр: «Сейчас же после десанта направился в столицу и принял на себя личное руководство всеми агентами». Еще через пять дней, 19 июня: «Смог установить связь с тремя агентами, которые находятся в районе сражений в Нормандии, и с четырьмя агентами, которые действуют в районах перед Нормандией и в Бретани. На основе их первых сводок установил следующее…» И далее следовал подробный отчет. К этому времени на Гуревича стал работать радист и в Центр шли радиограммы, не только подготовленные гестаповцами, а и помимо них.

Почти две недели августа 1943 года руководство гестапо пребывало в растерянности: из Москвы ни единой (!) телеграммы в адрес Кента. Что случилось? Центр прекратил радиоигру?

Все прояснилось 16 августа. Центр сообщал Кенту о потерях немцев в Курской битве. (Как будто они о них не знают!) Последний абзац радиограммы приведу полностью: «Провал наступления немцев на нашем фронте, события в Италии и неизбежный близкий разгром Германии создают благоприятную обстановку для вербовки. Приступите к разработке людей, шлите на подходящих краткие сведения. При вербовке немцев можете давать гарантии нашего покровительства в случае работы на нас». И подпись: «Директор».

Заместитель начальника зондеркоманды «Rote Kapelle» гауптштурмфюрер CC Хайнц Паннвиц. Снимок сделан в советском плену. 1940-е годы

Такое указание Кенту могло поступить только после решения высшего руководства страны. И еще: в ГРУ знали, что первыми читателями радиограммы будут гестаповцы. Стало быть, она была адресована и им!

Анатолий понял: хотя в задании не уточнялось, но явно речь идет о вербовке руководителей, а не надзирателей. Поэтому главным объектом избрал начальника зондеркоманды Хайнца Паннвица. В своих мемуарах «Разведка — это не игра» он подробно рассказывает о многочисленных беседах с Паннвицем. Это был тяжелейший психологический поединок, и победу в нем одержал Гуревич. В истории спецслужб едва ли есть такой случай: узник контрразведки завербовывает ее руководителя.

Центр уже знает о такой вербовке и запрашивает Кента: «Не можете ли вы заняться вербовочной работой среди крупных немецких офицеров, убедившихся в неизбежности разгрома Колбасии?» Это в телеграмме от 9 сентября. А уже 26 сентября Кент докладывает: «Вербовочную работу среди колбасников форсирую». Еще не взят Берлин, и Центр дает указание Кенту: «Главная ваша задача — из тех людей, с которыми вы связаны и которые вами проверены, подобрать наиболее способных и влиятельных для привлечения к работе по государственному управлению будущей Германии. В первую очередь нас интересуют работники для органов государственной безопасности и военного ведомства…»

Рядовому разведчику такое не поручают. Кент отвечает: «Веду работу с группой офицеров, среди них три генерала. На людей по линии госбезопасности сведения следуют».

30 августа 1944 года Директор шлет Кенту обширную радиограмму № 51. Начинается она словами: «Вы являетесь ответственным представителем Деревни… (на жаргоне Деревня — СССР. — В. Ш.). Перед Вами стоит в настоящее время крайне серьезная задача — привлечь из числа крупных и интересных, с нашей точки зрения, колбасников, имеющих то или иное влияние в своей стране или хорошо знающих государственную машину Колбасии, для использования их в будущем на важной государственной работе. <…> Зная Вас как серьезного работника, я и доверяю Вам выполнение этой крайне ответственной правительственной задачи. Все остальное должно быть поставлено на службу этому. Учтите, что я Вас уполномочиваю вести лично переговоры с этими людьми и, в случае невозможности связаться со мной, принимать решения самостоятельно». (Выделено не мной, так в шифровке подчеркнуто Директором. И такое решение принималось, конечно, на самом высоком уровне.)

Признаться, я не понял, почему именно эту телеграмму рассекретили в 2004–2005 годах. Рискну высказать свое предположение. Знаменитая телеграмма № 51 появилась в печати сейчас потому, что в ГРУ решили показать, как они доверяли Кенту осенью 1944 года, а весной-летом 1945-го, дескать, ничего не смогли сделать для защиты наших людей от действий органов госбезопасности. Нигде эти слова не произносились, но других объяснений я не нахожу.

В самом деле, в ГРУ знают, что Гуревич без малого два года в гестапо, и поручают ему важное правительственное задание. Никто и не заикается о том, что он «предатель», «изменник». А едва Кент сделал первые шаги по московской земле, как его схватили по обвинению в предательстве. Это когда же появились такие факты у СМЕРШа? Почему позволяли «немецкому шпиону» так долго вести подрывную работу? Больше того: заместитель начальника СМЕРШа генерал Селивановский утверждал, что ГРУ еще в 1943 году информировало их о том, что Гуревич под колпаком гестапо и ведет радиоигру с Центром. И год спустя ГРУ дает «предателю» секретные задания. Уму непостижимо…

В августе 1944 года Паннвиц, его радист Стлука, секретарша Кемпа (по совместительству и любовница) дали согласие работать на советскую разведку. Союзники приближаются к Парижу. Гестапо лихорадочно готовится к отъезду: жгут бумаги, пакуют личные вещи. Зондеркоманда получает приказ покинуть Париж. Центр поручает Кенту следовать с «немецкими друзьями». Анатолий Маркович убеждает Паннвица забрать с собой документы, относящиеся к «Красной капелле». Тут и протоколы допросов Треппера и Гуревича, письма и телеграммы из Берлина, справки и докладные сотрудников гестапо. У Кента огромное желание доставить бесценный багаж в Москву. Документы пакуются в чемоданы. По одним сведениям, их пятнадцать, по другим — девять, по третьим — два.

Выписка из протокола постановления о заключении Анатолия Гуревича в исправительно-трудовой лагерь. 18 января 1947 года

На нескольких машинах зондеркоманда покидает Францию. Пуще глаза Кент бережет Паннвица и гестаповские чемоданы. Уже в Австрии их захватывают французы. Кент информирует Москву: грозит расстрел. Центр предпринимает экстренные меры — в освобожденном Париже действует советская военная миссия. Майора Соколова — такой псевдоним выбирает себе Кент — вместе с немцами доставляют в Париж. Немцы уже фигурируют как антифашисты. Будучи в Берлине, Паннвиц информирует Кента о том, что зондеркоманда «Красная капелла» ликвидирована, а он назначен начальником отдела «А». Ему поручено обеспечить разведсеть в районах Германии, которые займут союзники.

Во время одной из встреч Анатолий Маркович рассказывает Маргарет, кем он в действительности является, и делает ей предложение. Получает согласие, и через несколько месяцев рождается Мишель, Миша.

Маргарет и Мишель тоже выбрались из Парижа, их интернировали в лагерь, где содержались и некоторые коронованные особы; они, как могли, заботились о Маргарет и малыше. Анатолию удалось добиться свидания с ними. (Следующая встреча отца с сыном произойдет только через 45 лет.) И все это время Кент не прерывал связи с Центром, хотя не раз попадал в отчаянное положение.

В Париже Кент пишет отчет о своей работе. В нем большой раздел об упущениях в подготовке разведчиков и ошибках, приводящих к провалам и жертвам. Наконец прибывает самолет из СССР. Пара дней ожидания, и 2 июня 1945 года самолет берет курс на Москву.

На Ходынском поле самолет встречает большая группа военных. Всех рассаживают по машинам. Анатолий Маркович жадно вглядывается: столько лет не был здесь. Несколько удивлен: автомобиль останавливается на Лубянке. Ах да, вспомнил: он просил Директора незамедлительно организовать его встречу с руководством «соседей» — так в военной разведке называли внешнюю разведку, входящую в госбезопасность. Небольшой коридор, остановились перед дверью с табличкой «Прием арестованных»…

Анатолий Гуревич со своей второй женой Лидией Васильевной во время поездки в Кижи. Около 1972 года. Публикуется впервые

Утром Кента привели в кабинет всемогущего начальника СМЕРШа Абакумова. Там уже находились несколько генералов и человек в штатском — нарком внутренних дел В. Меркулов. Анатолий Маркович рассказывал, что Абакумов, не поздоровавшись, в резкой форме приказал ему сесть и задал первый вопрос: вы ехали в Москву за очередными правительственными наградами? Не получив ответа, он обрушил на Кента поток оскорблений. Некоторые Гуревич запомнил на всю жизнь: когда и кем вы были завербованы? с каким заданием вас заслали в Москву? Допросы следовали один за другим. И, наконец, решение Особого совещания при МГБ СССР: за измену Родине, предательство и другие преступления, предусмотренные статьей 58-1а, Гуревич А. М. приговаривается к 20 годам в исправительно-трудовом лагере. Ни прокуроров, ни адвокатов, ни общения с членами Особого совещания. Только бумага, состряпанная следователем.

В сентябре 1955 года после указа «Об амнистии» его освободили. На свободу вышли и некоторые другие разведчики, в их числе Треппер, Радо, а также «немецкие друзья» Кента. Эти немедленно уехали в ФРГ.

В октябре 1958 года Гуревича арестовали вновь: оказывается, указ «Об амнистии» по отношению к нему применили ошибочно! И отправили отсиживать срок в Мордовию.

Но в трехгодичной остановке была и счастливая страница: он встретил свою Лиду, Лидочку, Лидию Васильевну. Ему чуть больше сорока, она на несколько лет моложе. Они полюбили друг друга, подали заявление. В ЗАГСе на вопрос, женат ли он, Анатолий ответил: нет. Еще в Германии на запрос о судьбе Маргарет и ее детей ему ответили: вся семья погибла во время бомбежки лагеря союзной авиацией. Кент навел справки, ему подтвердили: все погибли.

Они готовились к свадьбе, купили билеты в Сочи — там намеревались провести медовый месяц. Но вместо Сочи — Мордовия.

Я не знаю, когда замышлялись акции против «безродных космополитов», «убийц в белых халатах», но арест разведчиков был весьма выигрышным актом в длинной судебной и пропагандистской кампании преследования лиц определенной национальности. Тут не скажешь: среди «преступников» немало евреев. Не немало, а только: Леопольд Треппер, Анатолий Гуревич, Шандор Радо, Рашель Дюбендорфер… Все они были арестованы в Москве.

15 июня 1960 года в лагерь прибыла выездная сессия Верховного суда Мордовской АССР. Неожиданно на заседание вызвали Гуревича. И сообщили, что, так как ранее ему сократили срок до 15 лет, то он имеет право на условно-досрочное освобождение по ходатайству администрации лагеря. Гуревича освободили условно-досрочно.

Справка «Об амнистии» со снятием судимости и поражения в правах. 
5 октября 1955 года

Больше 20 лет назад Генеральная прокуратура поставила жирную точку в этом деле, полностью реабилитировала Анатолия Гуревича и пригвоздила к позорному столбу клеветников.

Мне не раз хотелось встретиться с кем-либо из ответственных работников ГРУ. В нынешнем августе пришло письмо: начальник Главного управления санкционировал такую встречу. И она состоялась.

Мои собеседники твердо заверили, что ГРУ, как и прежде, считает Анатолия Марковича Гуревича своим сотрудником и что мои предположения о том, что послевоенные начальники военной разведки не жалуют Кента из-за его критических замечаний в адрес руководства, не имеют оснований.

Напомню: Гуревич в мае 1941 года, ожидая в Париже самолет для возвращения в Москву, написал отчет о своей работе. В документе был и раздел об ошибках и недостатках. Отчет, предназначенный руководству ГРУ, уже в Москве был перехвачен СМЕРШем (т. е. Абакумовым) и использовался им для докладных записок о недостатках в подготовкевоенных разведчиков и ошибках в руководстве ими.

Я в своих публикациях о Гуревиче находил только одно объяснение, мягко говоря, прохладного отношения к Кенту: вынес сор из избы. Повторяю, меня уверили: это совсем не так. Могу ошибиться, но вот так публично, в расчете на публикацию в СМИ, это прозвучало впервые.

На мой вопрос о правительственных наградах Гуревичу пояснили: телеграммы такие Кенту посылались, но самих представлений в архивах не обнаружено. Следовательно, не было и указов. Высказали и осторожное предположение: телеграммы могли быть своеобразным поощрением разведчиков.

У руководства ГРУ были замечания по работе Гуревича. Они высказывались и в телеграммах Центра. Это считалось в порядке вещей.

Известно, говорили мне, что в протоколах допросов Кента в гестапо есть записи о том, что Анатолий Маркович согласился сотрудничать с немцами в радиоигре Берлина с Москвой. И это единственные документы, других свидетельств об участии Гуревича в радиоигре нет. Трепперу, сказали мне, удалось сообщить Центру, что он работает под колпаком гестапо. А Кент передать такую информацию не смог.

Действительно, Л. Треппер (Отто), схваченный через две недели после ареста Кента, сумел через связную Французской компартии передать в Москву письмо, написанное на еврейском, польском и французском языках. В нем были и строки о Гуревиче: «“Контре” (т. е. гестапо. — В. Ш.) удалось путем различных маневров вовлечь Кента и Паскаля (псевдоним советского разведчика Ефремова. — В. Ш.) в свою игру… Кент капитулировал, дал различные показания… Кент сотрудничает с “Контрой”, редактирует телеграммы, которые посылаются вам от его имени…»

Это письмо Треппер передал связной в последнюю субботу января 1943 года. Но известно, что Кент согласился участвовать в радиоигре только 3 марта 1943-го. Откуда Отто взял сведения об участии Анатолия Марковича в радиоигре?

Гуревич был уверен, что Треппер успел сообщить в Центр, что он арестован. Такое сообщение было. «Но в Москве, — пишет серьезный и весьма информированный исследователь Владимир Лота, — этому донесению не придали должного значения».

Анатолий Гуревич с сыном Мишелем. Испания. Январь 1993 года. Публикуется впервые

Трепперу удалось и позже — 7 июня 1943 года — по тому же каналу передать в Центр сообщение, из которого Москва поняла, что это гестапо ведет радиоигру. Поняла и взяла инициативу в свои руки. «Новое исследование всех (выделено мной. — В. Ш.) советских документов этой радиоигры, — пишет В. Лота, — позволяет сделать иной вывод. Он состоит в том, что в Центре стало известно о том, что радиопередатчик “Кента” работает под контролем гестапо, значительно раньше. А именно 5 марта 1943 года (выделено В. Лота. — В. Ш.). То есть через два дня, как гестапо начало игру от имени “Кента”».

Напомним: в тот день в телеграмму, составленную гестаповцами, Анатолий Маркович вставил нелепую фразу с поздравлениями Сталину. Поняли ли в Москве, что это сигнал о том, что Кент работает под колпаком гестапо? Мои собеседники в ГРУ сказали, что документов на сей счет нет и что в то время такой текст в Москве могли принять и за чистую монету. Как было на самом деле?

Владимир Лота в своей книге «Без права на ошибку» пишет: «Этот вывод предлагается сделать самому читателю». Я — рядовой читатель, к разведке никакого отношения не имею, но однозначно утверждаю: эта фраза могла означать сигнал неблагополучия. Убежден, что так поняли и в ГРУ в то время.

На меня, например, произвела впечатление резолюция начальника ГРУ генерала И. Ильичева, наложенная на одну телеграмму Кента, посланную из гестапо. «Сволочь!» — начертал генерал. Я оторопел, но тотчас узнал, что эта оценка относилась к гестаповцу, составлявшему депешу от имени Кента.

Знали в Москве, знали. И узнали через два дня после того, как Гуревич, образно говоря, сел за ключ в гестаповском застенке. Чем закончилась радиоигра — общеизвестно: полным провалом гитлеровской разведки, как бы ни пыжился Вальтер Шелленберг доказать, что он вводил в заблуждение советскую разведку. Не он, а его водили за нос советские разведчики. И откуда! Из гестаповских застенков!

5 ноября — День военного разведчика, а 7 ноября — 100 лет со дня рождения Анатолия Марковича. Право, отличный повод, чтобы воздать должное Кенту. Ведь бывших разведчиков не бывает.

(Опубликовано в №256-258, август-октябрь 2013)