Горький вкус «Бубличков»

Борис Барабанов 24 февраля 2016
Поделиться

В 2016 году исполняется 90 лет песне «Бублички», классическому номеру одесского, нэпманского и еврейского репертуара. Как и все эстрадные произведения, выдержавшие испытание временем, «Бублички» в какой‑то момент стали восприниматься публикой как народная песня. И как у большинства народных песен, у «Бубличков» есть автор.

Яков Ядов

Яков Ядов

У народной песни, как у военной победы, обычно много родителей. Дмитрий Сергеевич Лихачев когда‑то приписывал авторство песни «Бублички» литературоведу Леониду Тимофееву. Вспоминая историю «Бубличков», академик Лихачев писал, что под эту песенку отбивали чечетку заключенные Савченко и Энгельфельдт: «Урки ревели, выли от восторга». С Лихачевым согласна Ирина Одоевцева. Некоторые источники указывают в качестве создателя песни автора популярных романсов Бориса Тимофеева‑Еропкина.

Популярность «Бубличков» у криминального люда различного пошиба не вызывает сомнений. Но по поводу автора есть более надежная версия. Песню написал фельетонист и поэт Яков Ядов.

Звучное имя — конечно, псевдоним. Яков Петрович Давыдов родился в 1873‑м в Киеве, на Подоле. До сих пор сложно с уверенностью сказать, чем он занимался в позапрошлом веке. Молодой литератор набил руку на фельетонах, которые публиковались в украинских газетах, одинаково легко бичуя пороки в прозе и стихах. Для киевской печати 1910‑х годов он был кем‑то вроде сегодняшнего Орлуши. В предреволюционные годы он ухитрялся выдавать рифмованные фельетоны утром и вечером — в «Последних новостях», выходивших дважды в день. Украинские источники отмечают, что Давыдов публиковался, среди прочего, и под маской поэта Якова Отруты, сторонника Украинской народной республики, которому, судя по текстам, было ненавистно и Временное правительство, и пришедшие ему на смену большевики.

Биография Якова Ядова — живая иллюстрация девиза «утром в газете — вечером в куплете». Отточив мастерство стихотворного фельетона до заоблачного уровня, он переквалифицировался в авторы куплетов. Из существующих биографий Ядова следует, что в первые годы после революции он переехал из нервного Киева в не менее бурную, но все же более подходящую его темпераменту Одессу. В одесской прессе Ядов появился под псевдонимом Яков Боцман. В популярной газете «Моряк» Боцман соседствовал с Бабелем и другими громкими именами и псевдонимами: Илья Ильф (Иехиел‑Лейб Файнзильберг), Евгений Петров (Евгений Катаев), Валентин Катаев, Константин Паустовский.

Воспоминания Паустовского — одно из самых ярких свидетельств того, каким был Ядов. Писатель в своем очерке называет его «Яковом Семеновичем». «Я посетил сей мир совсем не для того, чтобы зубоскалить, особенно в стихах, — цитирует поэта Паустовский. — По своему складу я лирик. Да вот не вышло. Вышел хохмач. Никто меня не учил, что во всех случаях надо бешено сопротивляться жизни. Наоборот, мне внушали с самого детства, что надо гнуть перед ней спину».

О «мирном нраве» Якова Давыдова пишет и знавший его литератор Владимир Поляков: «Он был по‑детски наивен, до последних дней жизни обожал сладости и был влюблен в эстраду. Он чувствовал юмор, умел, как никто, смеяться не только над своими произведениями, но и над произведениями своих товарищей, страстно любил пишущие машинки, но его хобби было — разбирать и перемонтировать радиоприемники, которые он чаще всего ломал и приводил в полную негодность».

Имя Яков Ядов появилось на афишах только в 1925‑м. Под этим псевдонимом Давыдов сочинял куплеты для одесских кабаре. В 1926 году заказ на острый текст поступил от куплетиста Григория Красавина, ехавшего в Одессу на гастроли. Артист в своих выступлениях сочетал игру на скрипке, пантомиму и куплеты на горячие темы. Имя автора мелодии «Бубличков» мы, вероятно, так никогда и не узнаем. Красавин признавался, что услышанный где‑то мотив крутился у него в голове. То ли Красавин взял за основу какой‑то импортный фокстрот, то ли услышал мелодию в одном из заведений Харькова, откуда ехал в Одессу. В качестве автора нередко указывают Г. Богомазова, вероятно, не существовавшего в природе. Также рассказывают, что одесский композитор Файнтух прибил себе на дверь табличку: «Автор “Бубличков”. Звонить три раза».

А вот для текста Красавину понадобился реальный профессионал. По одним сведениям, Красавин сначала узнал, что в Одессе на всех углах продают горячие бублики, зацепился за эту тему и стал искать человека, который мог бы воплотить ее в стихах. По другим данным, он ехал в Одессе конкретно к Ядову, а по дороге сам услышал крики торговцев: «Купите бублички, горячие бублички». Есть также версия, согласно которой автор и исполнитель встретились в Харькове. Но популярной песня стала все же в Одессе.

Ядов сочинил текст буквально за несколько минут. Решил, что в песне должна идти речь о бедной девушке, жертве нэпа, продающей бублики на морозе. На первом же концерте в Одессе Григорий Красавин исполнил «Бублички». По его словам, песня немедленно стала шлягером, и его популярность не ограничилась южным городом. Вскоре песню уже пел Леонид Утесов, работавший тогда в Ленинграде. Исполняя песню, Утесов не злоупотреблял именем автора, но определение «гений эстрады» в отношении Ядова — тоже утесовское. И именно «Бублички» стали поводом для каламбура Утесова, растиражированного всеми, кому не лень: «песня протеста — песня про тесто».

Как и следовало ожидать, песня стала популярна в эмигрантской среде. В воспоминаниях дочери Федора Шаляпина можно найти рассказ о том, как певец отреагировал на «Бублички» в исполнении актрисы берлинского театра «Синяя птица»: «На отца этот номер произвел совершенно необъяснимое трагическое впечатление — настолько, что он должен был выйти из ложи. Внезапно он вообразил все «по‑человечески», в мировом масштабе, а это вызвало в нем самое непосредственное страдание».

Пластинка с песней «Бублички» в исполнении Любы Веселой. Нью‑Йорк. 1929. Коллекция Алексея Петухова

Пластинка с песней «Бублички» в исполнении Любы Веселой. Нью‑Йорк. 1929. Коллекция Алексея Петухова

Международным хитом «Бублички» сделали нью‑йоркские сестры Берри, они же — Мина и Клара Бейгельман. Внимательные биографы отмечают, что их предки Бейгельманы, булочники и по профессии, и по фамилии, были, как и Ядов‑Давыдов, родом с Подола, и отец или дед сестер вполне мог быть с ним знаком. Согласно легенде, шестилетняя Мина услышала «Бублички» на улице, где‑то в Бронксе. Это была версия на идише — «Бейгелах». Кто‑то из взрослых обратил внимание, как она поет, и пригласил выступить на радио. Это было начало большой карьеры, вероятно, самого популярного дуэта на еврейской эстраде.

«Бублички», помимо Утесова и сестер Берри, входили в репертуар Юрия Морфесси, Аркадия Северного, Ларисы Мондрус, Ивана Реброва, оркестра Поля Мориа, Аллы Баяновой и Михаила Шуфутинского, но список исполнителей в истории песни — не главное. «Бублички» наравне с «Муркой» и «Цыпленком жареным» стали краеугольным камнем блатной песни как таковой. Наряду с простотой аккордов и простором для интерпретаций, в «Бубличках» имеется важный ингредиент — трагическая судьба героя. Хулиганы и их подруги не любят абсолютно счастливые песни. Им нужен надрыв, драма.

Яков Ядов сам был трагическим героем. Будучи абсолютным авторитетом в среде деятелей эстрады, он постоянно испытывал на себе давление РАПП, «Общества советской эстрады» и других регулирующих искусство структур. «Эстрада до сих пор — запущенный участок советского искусства. И потому эстрадный драматург, по мнению наших литературных вельмож, человек второго сорта», — писал отчаявшийся и обнищавший Ядов в 1940 году в письме прокурору Вышинскому. Реакция Вышинского осталась неизвестна. Ядов умер во время войны в московской коммуналке. Его похоронили на кладбище у Донского монастыря. Как пишет Максим Кравчинский в своей книге «Песни и развлечения эпохи НЭПа», «сейчас могила его заброшена, фото давно отвалилось, плита просела и не разобрать даже год смерти».

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

The Washington Post: Массовое убийство в Москве свидетельствует об амбициях и смертоносной мощи наследников ИГИЛ

Во многих частях земного шара набирает силу созвездие региональных филиалов «Исламского государства» (запрещена в РФ), подпитываемое сочетанием традиционных и новых обид, включающих войну в секторе Газа. Ни «Исламское государство», ни ИГИЛ-Х не связали российские атаки с продолжающимися боевыми действиями в секторе Газа. Но гибель палестинских мусульман во время ответной кампании Израиля против ХАМАСа широко освещалась в социальных сетях как фактор для новых волн террористических атак, в том числе против западных стран.

The New York Times: Он выпустил 95 номеров журнала, скрываясь на чердаке от нацистов

В каждом выпуске были оригинальные иллюстрации, стихи, песни; мишенью его сатиры становились нацисты и нидерландские коллаборационисты. На немецком и голландском языках Блох высмеивал нацистскую пропаганду, откликался на новости с фронтов и высказывал личное мнение о тяготах военного времени.

The Atlantic: Множество «Филипов Ротов»

И все-таки, невзирая на мнимое изобилие этих беллетризированных Филипов Ротов, сейчас, через пять лет после смерти писателя, стоит задаться вопросом, не затмили ли они подлинные произведения Рота, соответствуют ли они его представлению о себе. Если не брать в расчет курсы лекций по еврейско-американскому роману XX века и кое-какие рассказы (ранние, юмористические) в школьных антологиях, действительно ли вклад Рота в литературу бессмертен настолько же, насколько созданный им образ писателя?