Материал любезно предоставлен Tablet
Что означает слово «гетто» сегодня, спустя 503 года после того, как в Венеции был учрежден первый еврейский анклав?
Словом «гетто» первоначально назывался медноплавильный завод, принадлежавший Венецианской республике, — il ghetto (иногда это слово писали gheto, getto или geto), где отливались пушечные ядра; слово это образовано от глагола gettare — отливать из металла, «швырять», корень которого можно обнаружить в таких английских словах как eject, jet и trajectory . Со временем свалку для отходов «гетто» устроили на соседнем острове — и его стали именовать «Гетто Нуово», «Новый плавильный завод», чтобы не путать с островом, где находился плавильный завод, — с «Гетто Веккио», «Старым плавильным заводом». Однако в XIV веке, когда этот завод был уже не в состоянии удовлетворять потребности венецианского государства, правительство Венеции продало эти земли, и там построили скромные дома, где жили в основном ткачи и другие мелкие ремесленники. Только в 1516 году гетто превратилось в принудительно изолированный, огороженный квартал, куда выселили всех евреев Венеции.
Инициатива по изоляции евреев вначале исходила от христианской церкви. Чтобы разобраться в этом, следует кратко рассмотреть особое отношение христианства к иудаизму. После того как первые иудео‑христиане порвали с иудаизмом, отвергнув еврейский закон и принимая язычников в свои ряды сразу, не обращая их предварительно в иудаизм, и таким образом основав христианство как отдельную религию, христианство стало смотреть на тех, кто остался евреями, враждебно, с чувством своеобразного «братского соперничества». На теологическом уровне это возникло не просто потому, что — как часто полагают — на евреев возлагали ответственность за смерть Иисуса, а скорее потому, что христианство основывало свое учение и легитимность на Ветхом Завете и утверждало, что оно и есть истинный Израиль, а одновременно осуждало евреев, воспринимая их как заблудших из‑за их упорной приверженности раввинистическим толкованиям Библии, а не новой истинной христианской интерпретации.
Классическое отношение христиан к иудаизму суммировано в так называемой «Доктрине свидетельства» отца церкви Августина (354–430), которая гласила, что евреев следует не убивать, а сохранять им жизнь на положении более низком, чем у христиан, что свидетельствовало бы об их богоотверженности. С распространением католицизма в Европе такой взгляд на еврейский вопрос мало‑помалу перенимали и светские власти, и те если и дозволяли евреям проживать в своих государствах, то налагали на них всевозможные запреты и ограничения.
Еврейские кварталы существовали в эллинистическом дохристианском Средиземноморье; когда же в Средние века они распространились по христианской Европе, на разных языках их называли по‑разному. В некоторых случаях наименования состояли из местного слова «улица», «квартал» или «район» и прилагательного, указывающего, что там живут евреи, в других наименованиях присутствие евреев никак не отражалось. Самое простое объяснение возникновения этих кварталов связано с естественной склонностью групп иностранцев или лиц одной профессии селиться вместе. Если конкретнее, то евреям вдобавок хотелось обосноваться не только бок о бок с родней и друзьями, но и вблизи синагоги и других общинных институтов, а также лавок, где продавалась еда, приготовленная в соответствии с их религиозными установками, и другие товары, необходимые для отправления обрядов.
Итак, на самом базовом уровне следует различать обобщенный термин «еврейский квартал» и термин «гетто», первоначально обозначавший весьма специфический тип еврейского квартала, который мы ниже определим как принудительно изолированный и огороженный еврейский квартал. Современные ученые очень часто употребляют оба термина, не делая между ними различий. Вопрос осложняется тем, что многое в Средневековье остается нам неясным. Там, где нам известно, что еврейский квартал отделяли стены и ворота, мы не всегда знаем, когда там были возведены стены, всем ли евреям и только ли евреям дозволялось жить в этом огороженном районе, для чего ворота запирались на всю ночь — ради изоляции евреев либо ради их безопасности, и тогда ворота при желании дозволялось отпирать.
Можно заключить, что, хотя до начала XVI века принудительно изолированные и огороженные еврейские кварталы не были в христианской Европе совершенно невиданным явлением (некоторые были созданы в христианской Испании, а одно из известнейших учредили в 1462 году во Франкфурте‑на‑Майне), явлением нормальным они, очевидно, не были, и не стоит без убедительных доказательств предполагать, будто к этой категории относился любой еврейский квартал. Те же немногие, которые к этой категории относились, современники никогда не могли бы называть «гетто», поскольку ассоциация слова «гетто» с еврейским кварталом впервые возникла в Венеции, только в 1516 году.
В позднем Средневековье правительство Венецианской республики скрепя сердце мирилось с присутствием немногих отдельных евреев в городе Венеция, но, за вычетом краткого периода с 1382 по 1397 год, никогда не разрешало проживать в нем евреям как группе. Тем не менее оно разрешало евреям жить и ссужать деньги под проценты в материковой части Венеции, особенно в Местре, расположенном на берегу лагуны напротив Венеции. Когда в 1509 году враги Венеции объединились, вторглись в материковую часть Венеции и в 1509 году продвинулись до самой лагуны, многие жители материковой части, в том числе евреи, бежали в поисках убежища в город.
В 1513 году, в основном оттого, что евреи были полезны как ростовщики (католическая церковь запрещала христианам ссужать деньги единоверцам под проценты), правительство выдало еврею‑ростовщику из Местре патент, разрешавший ему и его компаньону в течение пяти лет ссужать деньги по контролируемым процентным ставкам в самой Венеции. Но многих венецианцев раздражало, что теперь евреи селились в городе свободно, где им заблагорассудится. Священники произносили проповеди против евреев, особенно на Пасху, когда из‑за характера этого праздника антиеврейские настроения усиливались, и требовали выдворить их. В 1515 году, на Пасху, правительство предложило выселить евреев на остров Джудекка (название которого в данном случае не имеет никакого отношения к евреям), но ничего не предприняло, поскольку евреи стали возражать.
В следующем, 1516 году, вновь на Пасху, венецианский сенат принял вопреки энергичным возражениям евреев решение, которое представляло собой компромисс между новой свободой выбирать себе место жительства и прежней практикой, когда евреев в город не допускали, — а именно обязал всех евреев поселиться на острове Гетто Нуово. В преамбуле к этому акту от 29 марта напоминалось, что в прошлом, согласно разным законам, любому еврею воспрещалось проводить в городе Венеция больше 15 дней в год. Однако под давлением необходимости и ввиду чрезвычайных обстоятельств евреям прежде дозволялось жить в Венеции, в основном ради того, чтобы находившееся в их руках имущество христиан (то есть вещи, под заклад которых выдавались ссуды) оставалось в целости и сохранности. Тем не менее, говорилось далее в законе, ни один богобоязненный венецианец не желает, чтобы евреи селились по всему городу, в тех же домах, что и христиане, разгуливали днем и ночью везде, где им вздумается, и совершали множество мерзостных и гнусных деяний, жесточайшим образом оскорбляющих Господа Бога и честь почтенной Венецианской республики.
Поэтому, говорилось в законе, все евреи, проживающие на данный момент в разных районах города, а также те, кто приедет туда в будущем, должны немедля поселиться вместе на Гетто Нуово. Чтобы совершить это безотлагательно, дома на острове предписывалось разом освободить от жильцов. Дабы поощрить домовладельцев к исполнению закона, евреев (а им с 1423 года запрещалось покупать или иным способом приобретать недвижимость в венецианском государстве) обязали вносить арендную плату, которая была на треть выше, чем для прежних жильцов‑христиан, причем этот дополнительный доход домовладельца не облагался налогами.
Более того, чтобы не позволять евреям разгуливать по городу по ночам, следовало возвести ворота на берегу Гетто Нуово, обращенном к Гетто Веккио, а также на другом конце острова. Эти ворота — и первые, и вторые — должны были с восходом солнца открывать, а с заходом солнца закрывать четыре стражника‑христианина, которые должны были проживать там одни, без своих семей, и получать плату от евреев. Два берега острова Гетто Нуово, вдоль которых шли узкие каналы, следовало отгородить высокими стенами, а также полностью перекрыть прямой доступ из домов к каналам, служившим в Венеции основным путем сообщения и транспортировки. Так начал свое существование еврейский квартал, известный как венецианское гетто.
Хотя евреи пытались предотвратить изоляцию в выделенном им новом месте принудительного поселения, правительство Венеции твердо стояло на своем. Закон, принятый сенатом, содержал три основных положения:
— Новый еврейский квартал — место принудительной изоляции; в его стенах обязаны жить все евреи.
— Квартал изолирован; ни одному христианину жить в нем не дозволяется.
— Он огорожен стенами, а его ворота с наступлением темноты запираются до самого утра.
Хотя сенат был готов идти на кое‑какие послабления административного толка: например, запирать ворота позже назначенного времени (на один час летом и на два часа зимой), разрешить врачам‑евреям в ночное время выходить из гетто, чтобы лечить пациентов‑христиан, отменить ночное патрулирование на лодках, финансировать которое должны были евреи, — он не шел на уступки по этим трем основным положениям. Хотя признавалось, что присутствие евреев в Венеции желательно по raison d’état (государственным соображениям), опасения религиозного толка вытесняли евреев в христианском обществе в надлежащим образом ограниченное пространство.
И все же, хотя, учреждая гетто, власти признавали легитимность присутствия евреев, это не гарантировало евреям право и в дальнейшем проживать в Венеции: эта привилегия основывалась на патенте от 1513 года, выданном на пять лет. Хотя часто, особенно в XVI веке, становилось неясно, продлят ли патент, тем не менее евреи вплоть до 1797 года, когда Венецианская республика прекратила существовать, продолжали жить в Венеции из милости, на основании патентов, которые периодически требовалось продлевать.
Хотя несколько принудительно изолированных и огороженных еврейских кварталов существовало, по большей части в Испании и на германских землях, и до 1516 года, но до этого года, пока не было создано венецианское гетто, их никогда не называли этим словом. Следовательно, расхожее утверждение, что первое гетто было создано в Венеции в 1516 году, верно в чисто формальном, лингвистическом смысле, но в более широком контексте отчасти вводит в заблуждение. Было бы точнее, скрупулезнее утверждать, что в результате событий 1516 года в Венеции принудительно изолированные и огороженные еврейские кварталы стали называть «гетто». По удачной формулировке Роберта Бонфила , город Венеция «сохраняет авторские права на новаторский в семантическом отношении термин “гетто” в значении “место компактного проживания евреев в городе”».
В 1541 году, спустя примерно четверть века после того, как всех венецианских евреев обязали жить в гетто, еврейские купцы из Леванта пожаловались венецианскому правительству, что в гетто мало места — там они не могли ни разместиться сами, ни разместить на складах свои товары. В ответ, в контексте более масштабного плана, целью которого было сделать торговлю в Венеции более привлекательной для иностранных купцов, правительство, признав, что именно эти еврейские купцы ввозят львиную долю товаров с подвластных Оттоманской империи Балкан, распорядилось рассмотреть их жалобу. Спустя полтора месяца, когда претензии купцов подтвердились, им выделили 20 домов на соседнем Гетто Веккио, а также распорядились отгородить Гетто Веккио стенами с двумя воротами, одни из которых вели на проезжую часть на берегу канала Каннареджо, а другие, на противоположном конце острова, к деревянному пешеходному мосту, соединившему Гетто Веккио и Гетто Нуово.
Слово «гетто» скоро вошло в обиход не только в Венеции. В период Контрреформации папство стало относиться к евреям более враждебно, и в 1555 году папа Павел IV издал буллу, которая сильно ограничила права евреев. Ее первый параграф гласил, что отныне все евреи во всех населенных пунктах Папской области должны проживать вместе, отдельно от христиан, на одной‑единственной улице с одним входом и одним выходом, а если одной улицы не хватит, то и на примыкающих к ней улицах, сколько бы их ни понадобилось. В соответствии с буллой евреи, жившие в Риме, были обязаны перебраться в новый принудительно изолированный и огороженный квартал в этом городе, и сходные еврейские кварталы появились в папских Болонье и Анконе. В итоге в 1569 году всем евреям Папской области было велено перебраться в принудительно изолированные и огороженные кварталы либо в Риме, либо в Анконе.
Впоследствии местные власти других областей Италии тоже создали принудительно изолированные и огороженные еврейские кварталы. По примеру Венеции эти новые жилые районы стали называть «гетто». Единственным исключением на Аппенинском полуострове было тосканское Ливорно, потому что великие герцоги Тосканские стремились привлекать еврейских купцов из разных стран, чтобы развивать свой новый порт в этом городе.
В итоге слово «гетто» вернулось в Венецию в своем новом смысле принудительно изолированного и огороженного еврейского квартала и больше не имело отношения к медноплавильному заводу, который дал имя Гетто Веккио и Гетто Нуово. В 1630 году еврейские купцы потребовали расширить гетто: понадобилось разместить некоторые богатые еврейские купеческие семейства, которые обосновались бы в городе, буде им выделят приличествующее место. В ответ венецианский сенат постановил отгородить стенами участок на берегу канала напротив Гетто Нуово и перекинуть оттуда на Гетто Нуово пешеходный мост. Поскольку в Венеции уже существовали названия «старое гетто» (Гетто Веккио) и «новое гетто» (Гетто Нуово), вполне понятно, отчего третье гетто почти сразу же прозвали «новейшим гетто» (Гетто Нуовиссимо).
Однако у Гетто Нуовиссимо было одно, важнейшее отличие от Гетто Нуово и Гетто Веккио. Если эти два названия вошли в обиход еще до того, как здесь поселились евреи, и обязаны своим происхождением тому, что в этих местах когда‑то был медноплавильный завод, то Гетто Нуовиссимо никак не связывалось с медноплавильным заводом. Оно называлось «Гетто Нуовиссимо», потому что на этом участке появился самый новый из принудительно изолированных и огороженных еврейских кварталов. Итак, слово «гетто», вернувшись кружным путем в родной город, сменило первоначальное узкоконкретное значение «венецианский медноплавильный завод» на новое, широкое, — стало обозначать в других городах «принудительно изолированный и огороженный еврейский квартал», не имевший никакого отношения к медноплавильному производству, и, в конце концов, в Венеции тоже стало употребляться в этом обобщенном значении.
Следует отметить, что евреи из итальянских гетто раннего Нового времени во многом разделяли интересы и мировоззрение их соседей‑христиан, хотя и сохраняли свою религиозную идентичность наряду со всем, что она влекла за собой, поскольку для них отличительные черты иудаизма носили не культурный, а скорее религиозный характер. Соответственно, их культурная жизнь была ближе к более открытым образцам, прежде характерным для испанского еврейства, чем к более суровым установкам, характерным для северных германо‑польских евреев‑ашкеназов. В повседневной жизни эти евреи общались на местном итальянском диалекте с вкраплениями кое‑каких древнееврейских слов. Более образованные члены общины умели читать на итальянском, а кое‑кто — и на латыни, хорошо знали как греко‑римскую классику (правда, с греческой культурой обычно знакомились по переводам на латынь), так и итальянскую литературу своего времени.
Хотя в гетто существовали самые разные ограничения, в каждом свои, в конечном итоге всегда следует иметь в виду, что само слово «гетто» обозначало определенный тип условий для проживания евреев. Поскольку в итальянских гетто раннего Нового времени были «заключены» все евреи города или городка, гетто и впрямь являло собой «еврейский город» — самоуправляемое административное образование, которому власти оказывали поддержку ввиду его пользы для экономики. Понятно, что люди в гетто сильно разнились в материальном положении и, поскольку власти разрешали евреям далеко не все виды экономической деятельности, очень многие жили небогато. И все же стоит напомнить, что Ротшильды начали наживать богатство именно в стенах франкфуртского Юденгассе . Короче, «гетто» — вовсе не синоним захиревшего района или трущоб, и те, у кого хватало средств, жили зажиточнее и обставляли свои квартиры богаче. И все же нельзя отрицать, что гетто как принудительно изолированные и огороженные кварталы весьма укрепили давнее отношение к еврею в христианском обществе как к «другому», от которого людям благочестивым надо держаться подальше.
Французская революция и Наполеон распространили на завоеванные французами области эмансипацию евреев, по крайней мере временно, а также навек упразднили гетто в местностях, вошедших в состав Франции, — как‑то в Ницце, Авиньоне и Карпантра. Если же говорить о Франкфурте, то в июне 1796 года французская армия, наступая, метила из артиллерийских орудий в местный арсенал, но попала в Юденгассе, вызвав множество пожаров в самых разных местах, в результате чего сгорел почти весь квартал. Хотя Юденгассе тут же предложили отстроить заново, квартал так никогда и не был восстановлен.
В конечном итоге, в мае 1797 года, когда армия Наполеона Бонапарта стояла в боевой готовности в Местре, на берегу лагуны напротив Венеции, венецианское правительство самораспустилось, передав власть муниципальному совету, который находился под влиянием новых французских идеалов liberté, egalité и fraternité — свободы, равенства и братства. Этот совет упразднил особый ограниченный статус венецианских евреев и приказал разрушить ворота гетто. Однако в Риме гетто сохранялось еще долгое время и в XIX веке.
Так вот, первоначально слово «гетто» употреблялось только в связи с принудительно изолированными и огороженными кварталами на Аппенинском полуострове. Интересно, что оно не упоминается в «Венецианском купце», написанном Шекспиром около 1596–1597 годов. По‑видимому, его первое упоминание в английском в печати встречается в путевых заметках известного английского путешественника Томаса Кориэта , чья книга «Кориэтовы нелепицы» вышла в Лондоне в 1611 году. Описывая свое пребывание в Венеции и посещение местного гетто в 1608 году, Кориэт счел необходимым разъяснить значение слова: «место, где все землячество евреев проживает вместе, называемое “гетто”».
Вопрос о том, когда в языках европейских стран к северу от Альп слово «гетто» впервые появилось в широком значении принудительно изолированного и огороженного еврейского квартала, а не для обозначения именно итальянских гетто, еще требует окончательного исследования. Следует подчеркнуть, что любое подобное исследование должно проводиться не на основе переводов, а на основе первоисточников на языке оригинала. Приведу пример из текста Генриха Гейне: «durch die Einzwängung Frankfurter Judengassmauern» (дословно «в стенах принудительной франкфуртской еврейской улицы») было переведено на английский как «…в стенах франкфуртского гетто»; при таком переводе любые филологические исследования напрасны.
При изучении названий книг обнаруживается, что до 1840 года слово «гетто» всегда означало какое‑либо конкретное место в Италии. Вероятно, первой книгой, где в названии слово «гетто» относилось не к итальянским гетто, была книга Бертольда Ауэрбаха «Гетто» (Das Ghetto), изданная в 1840 году. Однако Анне Фукс и Флориан Кробб в своей книге «Литература о гетто» (Ghetto Writing) характеризуют книгу Леопольда Комперта «Из гетто» (Aus dem Ghetto, 1848), где уже в зачине говорится, что она написана с позиции человека, осознанно стоящего «вне гетто», как «первый сборник рассказов, в названии которого ссылка на гетто содержится с целью привлечь внимание публики». На этом основании Комперт может считаться родоначальником «прозы о жизни гетто как отдельного жанра в истории немецкой литературы».
Впоследствии в употреблении слова «гетто» отразился парадоксальный оборот событий: в то время, как в XIX веке немногие оставшиеся в Европе принудительно изолированные и огороженные еврейские кварталы уходили в прошлое, на международном уровне слово «гетто» все чаще появлялось в новом значении. Новое употребление слова «гетто» приобрело расширенное значение: теперь под «гетто» подразумевались уже не только принудительно изолированные и огороженные еврейские кварталы.
Широкие слои немецкого еврейства, стремясь стать частью среднего класса Германии, восприняли идеал эпохи Просвещения — Bildung — с его упором на самосовершенствование, основанное на рациональном мышлении, просвещенности и культуре. Bildung сделалось мерилом для оценки традиционной еврейской культуры и требовало отбросить те еврейские обычаи и еврейский образ жизни, которые считались суеверными, обскурантистскими и отсталыми в культурном отношении. Такого рода еврейское общество, как они полагали, по‑прежнему существует прямо к востоку от Германии — в Восточной Европе. Поэтому термином «гетто» стали называть не только принудительно изолированные и огороженные еврейские кварталы, но и любое место с большой плотностью еврейского населения, в Восточной Европе; слово Ghetto также стало использоваться как прилагательное, обозначавшее тамошний образ жизни.
Вообще‑то слово «гетто» в его первоначальном итальянском, «доэмансипационном» смысле нельзя употреблять, подразумевая жизнь евреев в Польше и Литве, а позднее в царской России, куда в результате разделов Польши попало много евреев. В этих странах, хотя евреи жили в городках и поселках, часто преимущественно еврейских по составу населения, которые называли штетлами или штетлах, их не запирали в принудительно изолированных и огороженных кварталах, отделяя от соседей‑христиан. Напрасно было бы искать гетто в «Скрипаче на крыше».
В более широкой перспективе, при том, что в XIX веке в России евреям запрещалось проживать за пределами черты оседлости (в сущности, за пределами польской территории, аннексированной Россией), черта оседлости никогда не имела одного из существенных свойств гетто: в ее пределах евреи не были изолированы от их соседей‑христиан. Вдобавок требование, чтобы все евреи проживали в черте оседлости, применялось не всегда, поскольку временами определенные группы евреев, как то земледельцы, лица с университетским образованием, купцы первой гильдии, ремесленники, а также солдаты‑ветераны, получали официальное разрешение жить за пределами черты оседлости.
Тем не менее словом «гетто» многие евреи, впитавшие в себя другую культуру, обозначали отныне неприемлемые для них образ жизни, ментальность и культуру, которые сложились в местах плотной концентрации еврейского населения в Восточной Европе. Такие выражения, как «жизнь гетто» и «ментальность гетто», применялись для обозначения — особенно с негативным оттенком — образа жизни восточноевропейских евреев и некоторых его характерных особенностей и имели мало общего с институтом гетто на Аппенинском полуострове. По мере того как у немецких евреев крепло ощущение, что они преодолели свое «прошлое в гетто» и успешно вписались в современность, термин «еврей из гетто» стал обозначать восточноевропейского еврея — Ostjude, который, как подметил Стивен Ашхайм в книге «Братья и чужаки», стал синонимом Umbildung и воспринимался как человек, живущий вне цивилизации, в сущности полуазиат, что отражено в названии романа «Из Полу‑Азии» (Aus Halb‑Asien) Карла Эмиля Францоза.
Главная тема популярного жанра «литературы о жизни гетто», возникшего к середине XIX века в Центральной Европе, стала толчком к широкому распространению стереотипного образа гетто во всем немецкоязычном мире, а также благодаря переводам на другие языки в прочих регионах. В целом гетто обычно изображалось в негативном свете, описываемое глазами беспристрастного стороннего наблюдателя или бывшего обитателя, сумевшего вырваться «из гетто». Однако были и те, кто смотрел на «гетто» позитивно, особенно когда возник «культ Ostjuden ». Как отметил Ашхайм: «Штетл — приязненный синоним термина “гетто”, нагруженного отрицательными коннотациями, — функционировал как узнаваемое историческое образование, ностальгическое противопоставление разочарованности, свойственной жизни европейцев. Он символизировал всеобъемлющую и теплую людскую общность — Gemeinschaft , контрутопию ценностям, утраченным в мире безличного Gesellschaft ».
У сионизма, который тогда зарождался, было сложное, двойственное отношение к Ostjuden и гетто. Утверждая еврейский национализм с его антибуржуазным бунтарством, немецкие сионисты второго поколения оспаривали одно из базовых убеждений либерального ассимиляционистского немецкого еврейства: они видели в Ostjuden людей, сохранивших подлинный иудаизм, требующий модернизации. И все же в конечном итоге движение, ратующее за то, чтобы евреи начинали жизнь заново на своей исторической родине, считало нежелательным и ненормальным проживание евреев за пределами этой родины и противопоставляло «гетто» своему новому идеалу. Если учесть, что сионисты были против проживания евреев за пределами исторической родины и придерживались идеологии «отрицания диаспоры», слово «гетто» стало главным элементом негативной оценки «галута» (диаспоры, в буквальном смысле «изгнания») — того, над чем следовало возвыситься в нововозрожденной Земле Израиля. Как утверждалось в редакционной статье в новогоднем номере «Берлин юдише рундшау» за 1912 год, «Golus — это одно гетто».
Как минимум два основных фактора способствовали широкому употреблению слова «гетто» в значении, решительно отличавшемся от прежнего, доэмансипационного. Первый — то, что евреи эмигрировали из Восточной Европы и поначалу селились на Западе в бедных городских кварталах, которые определенно не были ни принудительно изолированными, ни огороженными, как, например, в Берлине, Париже, Лондоне, Нью‑Йорке, Филадельфии, Чикаго и Бостоне. Второй — участившееся употребление слова «гетто» в английской литературе, описывающей еврейскую жизнь в англоязычной среде.
Израэл Зангвилл в своих романах и виньетках о жизни евреев‑иммигрантов, которые читала широкая аудитория по обе стороны Атлантики, много сделал для популяризации употребления слова «гетто» в новом, широком смысле — как обозначения еврейского района вообще, а не принудительно изолированного и огороженного еврейского квартала в узком смысле. Это слово он включил в названия четырех своих книг, особо полюбившихся читателям: «Дети гетто» (1892), «Трагедии гетто» (1893), «Мечтатели из гетто» (1898) и «Комедии гетто» (1907). Любопытно, что в Оксфордском словаре английского языка самый ранний пример употребления слова «гетто» в английском не для обозначения итальянских гетто взят из «Детей гетто» Зангвилла.
Эйб Каган , почитатель Зангвилла, написал роман «Йекл: повесть о нью‑йоркском гетто» (1896), а позднее, в своем эпическом «Возвышении Давида Левинского» (1917), вновь описал жизнь евреев‑иммигрантов в Нью‑Йорке. В промежутке между изданием этих двух произведений Кахана «гетто» еще шире представлено в новаторских исследованиях Хатчинса Хэпгуда «Дух гетто: исследования еврейского квартала в Нью‑Йорке», которые в 1902 году впервые были собраны в книгу.
Хотя первоначально термин «гетто» ассоциировался с районами компактного проживания восточноевропейских евреев преимущественно в западноевропейских и североамериканских крупных городах в конце XIX века, он шире вошел в обиход, когда его все чаще и чаще стали употреблять при описании жизни за пределами еврейского мира. Джек Лондон в «Людях бездны» (1903) заметил: «Было время, когда европейские нации обрекали нежеланных им евреев на жизнь в городских гетто. Сегодня господствующий класс при помощи менее грубых, но не менее жестоких средств обрекает нежеланных и все же необходимых ему рабочих на существование в гетто, поражающем своими гигантскими масштабами и невообразимо чудовищными условиями жизни. Восточный Лондон — не что иное, как гетто. Богатые и могущественные не обитают в подобных местах, туда не забредает случайный путешественник, там, сбившись в кучу, живут, плодятся и умирают два миллиона рабочих» . Оксфордский словарь английского языка в статье «гетто» приводит примеры употребления слова «гетто» в этом новом смысле: оно ассоциируется уже не с евреями, а скорее обозначает районы, где компактно проживают другие группы, примером тому — выражения «гетто рабочего класса» (1908) и «лондонские гетто» (1909).
Однако, по всей видимости, именно классическое исследование 1928 года «Гетто» социолога Луиса Вирта больше, чем любая другая книга, способствовало широкому распространению слова и понятия «гетто» среди специалистов по общественных наукам и вообще образованных людей, особенно в США. Примечательно, что Роберт Э. Парк, учитель Вирта и видный представитель «чикагской школы» социологии, в своем предисловии к книге Вирта привел важное наблюдение: «термин “гетто” так, как он понимается здесь, перестал быть термином, который применялся бы исключительно в связи с еврейским народом. В последнее время его начали употреблять как нарицательное существительное, и этот термин применяется к любой подвергшейся изоляции расовой или культурной группе».
Бесспорно, слово и понятие «гетто» стали еще более известны из‑за еврейских кварталов, которые во время Второй мировой войны создавала нацистская Германия. Тем не менее всегда следует помнить, что как минимум в одном ключевом отношении нацистские гетто ХХ века кардинально отличались от ранних доэмансипационных гетто. Те, ранние гетто задумывались для того, чтобы предоставить евреям четко очерченное постоянное место в христианском обществе в соответствии с традиционной христианской теологией. Нацистские гетто после того, как нацисты вознамерились приступить к окончательному решению еврейского вопроса путем полного истребления евреев, в итоге превратились во всего‑навсего временные транзитные пункты на пути к осуществлению этого решения. Таким образом, два разных типа гетто высвечивают различия между традиционным религиозным антииудаизмом и самой крайней формой расового антисемитизма Нового времени. Если речь шла о религиозном антииудаизме, еврей мог бежать из гетто, приняв христианство, а в случае расового антисемитизма Нового времени никаких способов уйти из гетто не было. Собственно, утверждение (на деле ложное), что Холокост представлял собой возвращение к Средневековью, — пожалуй, самый большой миф, который ассоциируется со словом «гетто».
Митчелл Дунэйр в книге «Гетто: как его изобрели и история этого понятия» указал, что после того как общество узнало о нацистских гетто, словом «гетто» стали чаще характеризовать районы проживания афроамериканцев, а «в 1965 году это слово стало употребляться в таком значении чаще, чем в значении “еврейское/Варшавское гетто”». Слово ghetto также доныне употребляется в английском языке как прилагательное: кассетные магнитофоны с мощнейшими усилителями, известные под названием «бумбоксы», также именуются ghetto blasters , а музыка, которую на них крутят, — очень часто «музыка гетто». Естественно, здесь под гетто подразумеваются современные «гетто», а не гетто, так или иначе связанные с жизнью евреев минувших времен.
Подводя итоги и делая вывод, отмечу: оттого, что слово «гетто» употребляется во все более широком смысле, крайне существенные отличия районов, где люди селятся добровольно, от принудительно изолированных и огороженных кварталов сильно размылись, а также были затемнены принципиально разные типы отношения к евреям и другим меньшинствам со стороны правительств, под властью которых эти меньшинства жили.
Вот почему, когда слышишь или читаешь слово «гетто», нужно задаваться вопросом: какое гетто имеет в виду собеседник или автор и вызывает ли это слово в памяти именно тот образ, который имелся в виду? Если принудительно изолированные и огороженные еврейские кварталы Венеции, Рима и Флоренции были гетто; если нью‑йоркский Нижний Ист‑Сайд и лондонский Уайтчепел были гетто; если Варшава, Лодзь и Белосток были гетто, а Уэстчестер и Ньютон теперь — золотые гетто , то что конкретно значит слово «гетто»? Если мы нечетко понимаем это слово, насколько четко мы можем понять опыт евреев? А что мы подразумеваем, когда говорим о нееврейских гетто в городах Северной Америки, Южной Африки и других частей света? Эти гетто представляют собой районы принудительного проживания, учрежденные государством, или их существование предопределено скорее законами о градостроительном зонировании или «практикой красной черты» ? Огорожены ли они стенами, имеются ли в стенах ворота? Действует ли в них «комендантский час»? Может, мы подразумеваем добровольное поселение, для которого характерно проживание представителей определенной этнической группы? Или?.. Какой образ возникнет у нас и соответствует ли он реальности, о которой идет речь?
Сокращенный и переработанный с разрешения автора текст статьи «Гетто: этимология слова, первоначальное определение, реальность и распространение», опубликованной в сборнике «Гетто в глобальной истории» (The Ghetto in Global History), который составили Венди Голдман и Джо У. Троттер‑мл.
Оригинальная публикация: The Ghetto
Венеция, евреи и Европа
Time: Как жили в первом в мире гетто?
