Пять лет назад в издательстве «Книжники» вышли пьесы Жана‑Клода Грюмбера. Среди них была и пьеса «Дрейфус». Теперь ее поставили в театральной студии Московской технологической школы ОРТ (гимназия 1540) — и ученический спектакль заставил о себе говорить.

«…Еврей, родом из Эльзаса, капитан Альфред Дрейфус. Он был разжалован военным судом и отправлен в пожизненную ссылку на Чертов остров во Французской Гвиане».

Это фрагмент пролога спектакля, его произносит Женя Гаврилова. Пролог формулирует тему, о которой пойдет речь. В пьесе начало другое — но пьеса огромная, невозможно было в условиях школьного театра поставить ее целиком. И Ольга Варшавер, известный переводчик и мама одного из юных актеров, адаптировала уже существующий перевод пьесы с французского, сделанный в свое время для книги Ириной Мягковой.

В своей пьесе Грюмбер использовал старый прием «театра в театре»: обитатели еврейского предместья Вильно, большей частью мелкие ремесленники, ставят в любительской студии политический спектакль о суде над Дрейфусом. Почему политический? Потому что так решил Морис, режиссер. Он тоже любитель, но актеры его вовсе не представляют себе, кто такой был этот Дрейфус и что писал о нем Золя. «Но разве не может Золя немножечко спеть, вместо того чтобы толкать свое “Я обвиняю!”?» — спрашивает один из актеров. Пафос Дрейфуса героям не слишком близок: «Я все‑таки не понял, почему он закричал “Да здравствует армия!”». Действительно, как еврей мог такое сказать? А на дворе все еще 1930 год, времена вполне невинные, никто не знает, что их ждет. Забегая вперед, скажу, что герои не узнают об этом и в финале спектакля — мы выясним, что кто‑то из них переберется в Берлин, а кто‑то останется дома. Но актеры, разыгрывающие спектакль на школьной сцене, знают о своих персонажах все.

Владимир Сидоров, Ксения Видревич, Дмитрий Заир‑Бек, Борис Рогачев, Маргарита Михайлова, Даниил Богомолов, Серафима Гюласарян. Сергей Филиппов, Егор Жидков, Вероника Байчток и Петр Вознесенский, указанные в программке спектакля , — все это школьники, главным образом ученики восьмых — десятых классов. Все они отлично представляют себе, что может произойти и скорее всего произойдет с их героями. Знание, которое в книге читается между строк, отчетливо слышно на сцене, невысказанный пафос будущей трагедии — постоянный фон спектакля. Звуковой ряд, выбранный детьми вместе с режиссером, — важная составляющая этого фона (в «Дрейфусе» звучат марш Монюшко и музыка Шнитке, и Ян Тьерсен, и кашубский ансамбль «Bubliczki»). И перед детьми стоит действительно трудная задача — уложить сюжет двухактной пьесы в урок. Спектакль идет около часа, восторженные овации захватывают начало перемены, но надо успеть освободить и проветрить актовый зал — на следующем уроке придут новые зрители, другой класс.

Студия создана учительницей литературы Ниной Блох — под ее руководством дети играли Гоголя, Бернарда Шоу, Зощенко… Каждый год студия выпускает по спектаклю, это давно отработанная схема: в сентябре выбирают пьесу, сокращают до размеров инсценировки, приступают к репетициям, работают над музыкальным оформлением и сценографией, причем то и другое обычно сделано на вполне профессиональном уровне. Нет, это не идеально, местами, может быть, сыровато — но это замечания того качества, которые уместны в полноценном театре. Дети убедительны в своих ролях, в том числе возрастных. Причем убедительны не за счет грима. Они даже не подражают возрасту, но сроднились со своими героями настолько, что текст идет как будто изнутри. «Если должно быть сказано «люди — хрен на блюде» устами жителя Вильно 1930‑х, то так и сказано», — сказала после спектакля мама одной из актрис. Да, все так и есть.

Спрашиваю у Нины Александровны, кто делал декорации. Отвечает, что придумывали вместе, сколачивали рабочие, а красила она сама. Конечно, помогали ученики и даже учителя — эффект Тома Сойера отменить нельзя. Декорации скромные и лаконичные — но ведь перед нами современный театр.

В роли режиссера выступает Полина Касьянова, выпускница гимназии и в прошлом ученица Нины Александровны, а теперь студентка. Именно она ставила два года назад «Пигмалиона», а в прошлом году спектакль по рассказам Михаила Зощенко. Теперь выбор был сделан в пользу исторического сюжета, сохранившего актуальность по сей день.

После спектакля мне было позволено отнять несколько минут от урока и расспросить детей о впечатлениях. О том, понравилось ли, можно было и не спрашивать — я видела, как они смотрели на сцену. Но что именно они захотели и смогли понять?

«С одной стороны, спектакль о Дрейфусе, но с другой — урок для всех нас, — начала Маша. — То, что произошло с Дрейфусом в XIX веке, повторялось и в следующем столетии. Это происходит в каждом поколении. Не знаю, может быть, все поняли пьесу по‑разному, но я так поняла». Спрашиваю, считает ли Маша, что это исключительно еврейская история. Маша, переехавшая недавно в Москву из Израиля, отвечает утвердительно. Ей тут же возражает одноклассник: «По‑моему, спектакль много чему может научить. Он предлагает новый взгляд на эту (еврейскую? Дрейфуса?) тему. И, конечно, здесь не просто еврейская история — я бы сказал, она вообще не еврейская. Она обо всех. Обращена ко всему миру, к каждому человеку — и о каждом». Спрашиваю: «Общечеловеческая?» И получаю в ответ: «Красивое слово — если бы за ним еще что‑то стояло».

Другая их одноклассница вспоминает, что знала о Дрейфусе с тех пор, как прочитала книгу Александры Бруштейн «Дорога уходит вдаль». Потом сама что‑то читала о нем, и в школе о деле Дрейфуса рассказывали. «И я думаю, — говорит она, — проблема больше, чем просто несправедливый суд над еврейским офицером во Франции. После суда прошло полвека, и перед нами — другая страна, другой народ, другой язык… Другие люди, которые не понимают, как такое могло произойти. Они ставят этот спектакль как чужую историю — не замечая, что с ними может произойти то же самое и уже начинает происходить. Эта пьеса вроде бы о процессе — но и о том, что все повторяется. И со всеми такое может случиться. Мы не знаем, кого будут дискриминировать завтра, в следующем году».

Моя следующая собеседница признается, что поначалу не очень понимала, как вообще Дрейфус связан со спектаклем. Постепенно для нее стало все проясняться и пришло понимание, и проявилась память предков, среди которых были люди разных национальностей. И 14‑летняя школьница пришла к выводу, что это может коснуться каждого, и преследование по любому признаку — национальному, половому, какому угодно еще — есть, по ее мнению, абсолютное зло. Тут же вспомнила о геноциде армян. Она еще заканчивала свой проникновенный спич, а я таяла от восторга и гордости, вместе с учительницей, — какие дети!

В том, что спектакль короткий и многое осталось «за кадром», по мнению детей, есть свои плюсы и минусы. Плюс в том, что — быстро, концентрированно, эмоционально. Недостаток — если кто‑то вдруг не слышал о Вильно и Холокосте, он ничего не поймет. Но есть ли такие? Впрочем, если такие еще остались — для них есть эпилог.