Многие из нас, уроженцев Юга Украины, происходят из семей еврейских крестьян-хлебопашцев. История, однако, сложилась так, что лишь единицы отмечают свои юбилеи преклонных лет в тех местах, где хутора и села носят семейные имена их предков.
Это вообще особая тема звучания нашего региона в истории еврейского народа — тема земледельческих колоний. Явление было уникальным, и интерес к нему не меркнет, так как связь поколений евреев-земледельцев Екатеринославской и Херсонской губерний с историей возвращения на землю (в буквальном смысле) Израиля очевидна. То есть история земледельческих колоний Новороссийского края — это один из фрагментов «доисторического» периода нового государства Израиль. Царское правительство, устраивая еврейский земледельческий опыт, этого, конечно, ведать никак не могло. Не стану вдаваться в экономико-хозяйственные сложности. В истории колоний был и нравственный аспект, был момент, когда драматически пересеклись высокие и низкие чувства, и когда чувство долга и добросовестность нанесли поражение антисемитской административной враждебности — оцените-ка противника, ведь даже и сегодня не хотелось бы с этаким схватываться! А тут сто лет назад и более?
Перенесемся в Санкт-Петербург 1890-х. Богач барон Гинцбург, железнодорожный король С. Поляков и другие еврейские общественные деятели имперской столицы чутко стерегут каждое вспучивание главного антисемитского обвинения евреев в отсутствии у них склонности и способности к производительному труду. Они прекрасно знают, что следует за этими пузырями — назовут «бесполезными», выселят, последуют штрафы, изгнания, разрушения, разорения — в общем, этот джентльменский набор известен опытным людям слишком хорошо. Поэтому Гинцбург не мог не обратить внимания на начавшуюся в начале 90-х травлю еврейских колоний в министерских кругах, а затем и в печати. Местные губернские власти настаивали, что земли надо отобрать, а колонии ликвидировать, так как опыт привлечения евреев к земледелию оказался неудачным и лишний раз доказал неспособность их к этому занятию. В отчетах колонии оказывались пустующими, евреи сбежавшими, а земли необработанными.
Особенно усердно на этих выводах настаивали те чиновники, которые сами эти колонии никогда и не посещали. Центральная власть в Петербурге ну никак не могла добиться правды: существуют ли в Екатеринославской и Херсонской губерниях (не в Уганде или в джунглях Амазонки!) еврейские колонии, живут ли там евреи и занимаются ли они земледелием — миф или реальность крестьяне Моисеева закона? Поэт К. Случевский, избранный в ревизоры (в сельском хозяйстве ничего не понимал, но это и неважно), мучить себя посещениями тоже особо не стал, но опубликовал свои мнения: заботы о приобщении евреев к земледельческому труду бесплодны, народ этот разоблачен в своей явной к труду неспособности.
И вот тут-то по инициативе барона Гинцбурга было предпринято подворное обследование колоний. Бывший житомирский раввин Л. Биншток объехал все еврейские поселения, в с е — и составил подробную опись населения, инвентаря, земель и т.д. После того, как материал был оформлен и проанализирован, оказалось, что все заявления и выводы как губернаторов, так и поэта Случевского опровергнуты. Цифры, разоблачавшие административно заказанную антисемитскую ложь, были неопровержимы, так как подтверждались материалами с указаниями конкретных лиц и документально установленными фактами. Что же выяснилось на самом деле? Выяснилось, что в безводных безлесных степях колонисты добились уровня, превосходящего тогдашнее развитие русской деревенской хозяйственной жизни. У них лучше инвентарь, больше машин, образовались новые хозяйства. Книга, содержавшая эти материалы, была издана в 1891 году под названием «Еврейские земледельческие колонии в 1890 году», причем авторство было скрыто под псевдонимом «Л. Улейников» (Биншток — «улей»). Что ж, с этого момента недоброжелательное отношение к евреям-земледельцам не исчезло, но вопрос об упразднении колоний пришлось снять с повестки дня. А представьте себе разных государственных лиц изумление, когда в Петербург прибыла депутация колонистов ходатайствовать об увеличении земельной площади, отведенной им! Сановные чины не могли себе представить еврея иначе как торговца или маклера, и вид здоровенных плечистых заправских хлеборобов, проявлявших при этом и некрестьянскую интеллигентность, был для них невероятен. Ах, с каким удовольствием наблюдал за лицами чинов молодой юрист Генрих Слиозберг. Это он обработал статистические материалы Бинштока, проделав первую свою, но отнюдь не последнюю работу в «области еврейского вопроса», и это он описал четким правовым языком всю эту непростую ситуацию в своих мемуарах «Дела минувших дней», и за эти правдивые живые страницы я, которая насчитывает три поколения еврейских крестьян из колоний Херсонской губернии в своих предках, ему глубоко благодарна. Конечно, это лишь краткий эпизод трехтомных мемуаров видного общественного деятеля, публициста, специалиста по «законодательству об евреях», пережившего две революции и эмиграцию. Но не могу всех нас не поздравить с тем, что первый том мемуаров Г. Б. Слиозберга (1863–1937) переиздан в серии «Россия в мемуарах», в книге «Евреи в России».
В книгу, снабженную прекрасным научно-справочным аппаратом, вошли и воспоминания «Из Николаевской эпохи» Абрама Израилевича Паперна (1840–1919), поэта, публициста, педагога. Сюда же включен текст «Из записок еврея» Аркадия Ковнера (1842–1909). Соседи по переплету были бы, наверное, недовольны такой компанией. Очень уж авантюрной, одиозной фигурой был Ковнер, этот «любимый еврей Достоевского». Нам же, читателям, любопытны несомненно эти «Записки», на основе которых Леонид Гроссман еще году в 1921 году (!) написал повесть «История одного еврея».
(Опубликовано в газете «Еврейское слово», № 65)