Мы вновь открываем газету столетней давности и читаем о тех замыслах, надеждах и страхах, которые беспокоили людей в 1924 году. Конечно, мы не всегда понимаем их до конца, поскольку знаем слишком мало, не в полной мере владеем контекстом. С другой стороны, мы знаем слишком много: ведь нам известно, что было дальше.

Вот Соломон Познер предлагает из Парижа организовать «тут, в Европе» печатное издание, подобное «Еврейской старине»: в pendant к известию о возобновлении издания «Еврейской старины» в советской России. Между прочим, в России дело поначалу пошло, и до 1930 года журнал действительно издавался. Но нельзя не прочесть между строк, что сама эта идея для автора заметки означает прощание с надеждами на возвращение.

Жизнь не вернется в прежнее русло, и мы в Россию не вернемся, словно бы говорит Соломон Познер. Впрочем, он склонен к оптимизму: дескать, будем строить новую жизнь здесь, в эмиграции, издавать здесь журналы, предоставляющие трибуну исследователям науки о евреях. Будем знакомиться с состоянием еврейской культуры в России по вторичным источникам: публикациям, лекциям, театральным гастролям.

Он пишет об этом в письме «Итоги сезона», упоминая гастроли «Габимы» и встречу зрителей с ученицей Вахтангова Шошаной Авивит.

Напомню, в 1926 году «Габима» покинет Россию: даже не столько из‑за еврейской политики властей, сколько оттого, что «театральный угар» первых послереволюционных лет прошел. Важнейшим из искусств должно было сделаться кино, театральные актеры и режиссеры страдали от безработицы, а в Стране Израиля — с их ивритом и репутацией продолжателей традиций Станиславского и Вахтангова — у театра были перспективы.

Заметка «Евреи на 8‑й Олимпиаде» тоже выглядит достаточно бодро: евреи — фехтовальщики, пловцы и стрелки занимают призовые места. Запрет доктору юриспруденции Фуксу участвовать в соревнованиях был вызван не антисемитизмом, причиной оказался возраст спортсмена.

Между прочим, хотя Енё Фукс и был старше других венгерских евреев‑олимпийцев, он многих пережил. Поговаривали, что он служил в немецкой армии во время Второй мировой войны. Но все же более достоверными выглядят сведения, что конец войны он встретил в Будапештском гетто.

Судьба некоторых других упомянутых в заметке олимпийцев сложилась иначе. Фехтовальщик Янош Гараи умер в 1945 году в Маутхаузене. Возможно, его историю использовал Иштван Сабо в фильме «Вкус солнечного света».

Про художника, академика живописи Моисея Маймона наш журнал неоднократно писал (см., например, Лехаим, 2005, № 6). На страницах рижской «Народной мысли» читаем заметку о смерти художника в 1924 году. При этом отмечаем: за прошедшее столетие наследие Маймона вызывало все более возрастающий интерес, и теперь уже вряд ли в прессе напечатают заметку с ошибкой в имени художника, как это случилось в сообщении о его смерти.

Письмо из Москвы о «еврейском отделении» ГПУ: евреи‑следователи ловят евреев‑сионистов, высасывая из пальца правовые нормы, доказательства и обвинения, как сказали бы сейчас, в экстремизме. Но и здесь можно отыскать повод для оптимизма: в конечном счете все арестованные добрались до Страны Израиля. По отношению к сионистам время было относительно вегетарианским.

А вот Рабиндранат Тагор приветствует поселенцев Страны Израиля и говорит, что в их примере черпает вдохновение для себя лично и пример для развития цивилизации в Индии.

Между прочим, это не дежурный комплимент. Для индийца сказать, что необходимо обращаться к опыту «развитых цивилизаций», в том числе британской, в условиях антиколониальной борьбы было актом гражданского мужества. Есть фотография, где встречаются и беседуют два самых известных индийца — Рабиндранат Тагор и Махатма Ганди. Тагор — высокий, аристократичный, в белом одеянии, Ганди — маленький, какой‑то скрюченный, завернутый во что‑то вроде домотканой простыни, символ «народной» Индии. На фотографии они, похоже, нашли общий язык (а беседовали, вероятно, как раз на языке «проклятых колонизаторов»), но вне этого фото их мнения существенно различались.

Когда в конце 1930‑х к Махатме Ганди «подкатили» с вопросом о Палестине, он в полном соответствии с антиколониальной идеологией ответил: Палестина — для палестинцев, то есть для местных арабов. Мартин Бубер отвечал ему письмами с обоснованием еврейской позиции (существует их русский перевод), но неизвестно, заметил ли эти письма Махатма. Зато известно, что, когда в разгар антиеврейских гонений в Германии его спросили, что делать немецким евреям, он на полном серьезе посоветовал массовое самоубийство — глядишь, немцы устыдятся, исправятся…

Что ж, благодаря опубликованному в «Народной мысли» приветствию Тагора мы будем знать, что мнение Махатмы Ганди было голосом не всей Индии.

Заметка под названием «Еще одна антисемитская карьера» рассказывает о «типичном антисемитском агитаторе» Питириме Сорокине. Это личность известная: один из значимых интеллектуалов XX века, основатель нового направления в социологии.

Один знакомый социолог, человек очень образованный, уверял меня, что Сорокин до девяти лет не говорил по‑русски (он был зырянин, коми), а в 15 лет впервые увидел пароход. Однако в учении он сделал столь большие успехи, что всех потряс и прославился в науке — прямо сказка о Золушке. Биографией Сорокина эта сказка не вполне подтверждается, но его исключительные способности и воздействие на интеллектуальную историю XX века несомненны.

После ареста выдворенный из России на «философском пароходе», он вполне мог в своих лекциях в Америке высказаться эмоционально о советской действительности, при том что его эмоциональность заметна и в научных текстах. Мог он и евреев недолюбливать, что‑то в запале сказать: нам не привыкать. Но все‑таки аттестация его жизненного пути как «карьеры типичного антисемитского агитатора» несправедлива. Сорокин жил наукой, и карьера его была научной.

Он основал социологический факультет в Гарварде, в числе его студентов был будущий президент Кеннеди. Писал по‑английски книги и статьи, переписывался с виднейшими политиками и учеными, в том числе с Эйнштейном. Нет, читая между строк, мы все‑таки придем к заключению, что Питирим Сорокин на «типичного антисемита» не тянет.

С гораздо большим основанием об антисемите можно говорить в случае с атаманом Махно. Ему посвящена заметка «Махно в Данциге».

Сам Махно, правда, как раз акцентирует собственный интернационализм и отвергает обвинения в еврейских погромах. Но в кровавом месиве войны никакой штаб, никакое руководство не уследит за всеми действиями «человека с ружьем». Можно издавать приказы и расстреливать нарушителей — кого удастся схватить, но будут и погромы, и мародерство, и все виды насилия.

В оправдание Махно можно сказать, что он был безжалостен к нарушителям приказов и никогда не делал приписываемых то Деникину, то Петлюре, то Винниченко заявлений типа «не ссорьте меня с моей армией» в ответ на просьбу еврейской депутации пресечь погромы. Однако логика событий налагает на Махно ответственность за действия всех махновцев, хотя многое было против его воли, да и преступления других участников Гражданской войны были не менее вопиющими.

Он добрался в результате до Франции, жил под Парижем, зарабатывал на жизнь тем, что столярничал‑слесарничал, шил домашние тапочки. Там, в эмиграции, Махно мирно общался со всеми, в том числе с евреями, только не из научных кругов, как Сорокин, а из анархистских.

Пересказывать мнение кинорежиссера Дэвида Уорка Гриффита о том, каким будет кинематограф спустя сто лет, в 2024 году, я не стану: прочтите и получите удовольствие. Он ужаснулся бы словам нынешнего юмориста: «Из всех искусств у нас самым неважнецким является кино». Есть повод поразмыслить, чего стоят любые восторженные пророчества. Особенно трогательны такие слова Гриффита: «Большим завоеванием кино 2024 года будет уничтожение войны в цивилизованном мире. Общий язык кино создаст братство народов».

Ни кино, ни что‑либо иное не создали братства даже внутри еврейского народа. Про де Хаана, ставшего жертвой противостояния евреев‑сионистов и евреев‑антисионистов, человека больших талантов и еще большего нарциссизма, наш журнал в свое время писал (см. статью «Якоб де Хаан, забытый израильский гей, ортодокс, политик и поэт». Лехаим, 2018, № 3).

Читая между строк историю этой необычной жизни и необычной смерти, становится ясно, кто его убил и почему. Увы, и в наши дни это противостояние продолжается.

Кто такой де Хаан

Убитый в Иерусалиме доктор де Хаан в последнее время был лидером немногочисленной группы крайних палестинских ортодоксов, не желавших признать сионистской гегемонии в деле палестинского строительства и влияния сионистов на английское правительство в смысле проведения его палестинской политики. Де Хаан был руководящим лицом этой группы, и лишь его энергией, настойчивостью и ненавистью к новой Палестине можно объяснить порой чудовищные шаги палестинской «Агудас Исраэль» во вред не только сионистам, но и еврейскому народу как таковому.

Де nbsp;Хаан родился в Голландии, в ассимилированной еврейской семье. Окончив юридический факультет Лейденского университета, он одно время готовился к научной деятельности. Человек с большими способностями, он занимался журналистикой и известен в Голландии как автор нескольких удачных беллетристических произведений. О еврействе де Хаан почти ничего не знал. Сам женатый на христианке, благодаря какой‑то случайности он внезапно совершил духовную эволюцию и перешел в лагерь еврейского национализма, к сионистам. По натуре резкий, неуживчивый и тщеславный, из‑за незначительного конфликта с одним из сионистских вождей Голландии он внезапно перешел в лагерь крайних ортодоксов «Агудас Исраэль». После мировой войны он переселился в Палестину и здесь своими политическими выступлениями приобрел себе репутацию злейшего врага сионистов. В этой последней стадии своего мировоззрения он был последователен и верен себе. Непонятная фанатическая злоба и ненависть толкали его на самые темные политические действия. Он сотрудничал в английских антисемитских изданиях, ездил к арабским вождям, возбуждал их против соглашения с сионистами и призывал Б‑жью кару на неверующих сионистов. Он демонстративно на улицах Иерусалима говорил только по‑арабски, открыто выступал на арабских собраниях против сионистов.

Если верно, что убийство де Хаана имеет политический характер, то причину этой жестокой расправы можно предполагать в крайне обострившихся отношениях между возглавляемыми де Хааном ортодоксами и темпераментными сионистами.

В таком случае нельзя не выразить крайнего огорчения по поводу того, что какая‑то группа палестинского еврейства прибегает к такому ужасному способу разрешения политических споров. Не насилием, не пролитием крови возвещается истина.

№ 148 / с. 3

Досадный пробел

Среди массы печальных известий, приходящих из советской России о жизни там евреев, промелькнуло одно радостное: возобновилось издание «Еврейской старины». Снова стал выходить этот журнал, основанный в 1910 году Еврейским историко‑этнографическим обществом и редактировавшийся вплоть до его приостановления в 1918 году нашим известным историком С. М. Дубновым. Талантливому руководителю издания удалось объединить вокруг себя все еврейские научные силы не только тогдашнего русского, но и польского, а также австрийского еврейства. За восемь лет своего существования «Еврейская старина» дала ряд ценных исследований и монографий из области народного творчества и истории. Этот журнал был живым доказательством нашего неувядающего интереса к прошлым судьбам, крепости национального самосознания, символом нашей культурности.

Уцелевшие среди общего развала еврейской общественности и культуры ученые и писатели теперь воссоздали славное детище недавнего прошлого. Известный этнограф профессор Л. Я. Штернберг, историк профессор Петербургского университета С. Г. Лозинский, М. М. Марголин, И. А. Клейнман составляют редакцию «Еврейской старины». Как сообщают газеты, вышедшая первая книжка журнала составлена разнообразно и интересно.

Надо надеяться, что он сумеет выдержать все испытания, стоящие на пути каждого периодического издания в первый период его существования, и еврейство востока Европы найдет в нем верного друга. Многое погибло в современной России, но энергия сохранилась. В частности, в интересующей нас сейчас области русско‑еврейская периодическая пресса возродилась там, как только был объявлен нэп. Приблизительно та же группа стала выпускать тогда двухнедельник «Еврейский вестник». На третьем номере издание должно было остановиться. Потом вышел исторический сборник «Еврейская летопись». Вторая книга его появилась в прошлом году. Теперь на смену ему пришла «Еврейская старина».

Наблюдаешь эту интенсивную работу еврейской интеллигенции в России, и становится как‑то обидно за нас, живущих по сию сторону пограничного рубежа. Ведь мы находимся в лучших материальных условиях, не говоря уже об обстановке политической И между тем много ли литературных предприятий создано нами, евреями востока Европы? Существующие в Берлине еврейские издательства перенесены из бывшей России, об открытии же новых не слышно. Начатое было многотомное издание погромных материалов вынуждено было приостановиться за отсутствием средств. Есть два еженедельника, и это все. Я не говорю о ежедневной еврейской прессе, она — почти в том масштабе — существовала и раньше. Единственным исключением является «Народная мысль», осуществленная стараниями группы латвийских евреев.

Разве не уместно было бы создать тут, в Европе, нечто подобное «Еврейской старине»? Прошлое еврейства балтийских государств и Польши мало обследовано. Архивы — государственные, общинные и частные — содержат массу материалов, которые ждут опубликования. В специалистах по еврейской истории и фольклору недостатка нет. Если бы появился еврейский исторический и научно‑литературный журнал, то материала оказалось бы столько, что редакция всегда была бы им перегружена.

Отсутствие такого журнала есть пробел в нашей общественной жизни, пробел весьма досадный. Конечно, он не свидетельствует об отсутствии в нашей среде духовных запросов и представителей науки и литературы. Нет, это говорит лишь об одном, что у нас мало энергичных людей, мало людей, которые решились бы поднять нелегкое бремя периодического издания. Смею выразить уверенность, что, найдись такие люди, найдутся и необходимые средства.

Конечно, при осуществлении подобного предприятия неизбежно возникнет вопрос о языке издания. На разрешение вопроса о языке мы потратили за последние два десятилетия немало энергии, которой надо было бы дать лучшее употребление. Я одинаково отношусь и к еврейскому языку, и к древнееврейскому, но все же должен сказать, что для меня важнее языка мысль, им изъясняемая. Пишите на каком угодно языке, но пишите дело. Язык — внешняя оболочка мысли, важнее его содержание — сама мысль.

Но, конечно, вопрос о языке еврейского толстого журнала есть вопрос дальнейшего. Пока должна быть разрешена сама проблема о журнале. Наше национальное достоинство требует, чтобы она была возможно скорее поставлена на очередь и утвердительно разрешена.

С. Познер, Париж

№ 160 / с. 2

Смерть художника Маймона

В Петербурге скончался на 64‑м году жизни профессор Академии художеств Моисей Маймон. Им написан ряд картин из еврейской жизни и из русской истории, а также портреты, в том числе портреты царя и царицы и портрет профессора Хвольсона. Наиболее известная картина его — «Марраны», за которую он был удостоен звания академика. Картины Маймона были выставлены несколько лет тому назад в Сен‑Луи, а также на лондонской еврейской художественной выставке, где особенное внимание обратили на себя две картины: «Погром» и «Возвращение с войны». Демонстрирование последней картины в России до революции было запрещено.

№ 161 / с. 3

«Еврейское отделение» ГПУ

(Письмо из Москвы)

Теперь, когда арестованные весною в Москве сионисты вместо высылки в места не столь отдаленные благополучно покинули пределы СССР и прибыли уже в Палестину, можно, не боясь никому повредить, рассказать кое‑какие небезынтересные детали этих арестов. Они заслуживают несомненного внимания.

Всего было арестовано тогда в Москве сионистов разных направлений свыше 60 человек. Около 15 из них были, впрочем, очень скоро освобождены; при этом не обошлось, по‑видимому, без общеизвестной подписки, унаследованной еще со времен царских…

Оставшихся под арестом «еврейское отделение» ГПУ (есть и такое!) разделило на две группы. Одна, более «опасная», помещена была в изоляционное отделение ГПУ, где заключенные содержатся в особенно тяжелых условиях: для самых элементарных человеческих надобностей их выпускают только два раза в сутки (в 6 часов утра и в 6 часов вечера); прогулок, свиданий, передач вообще не полагается; писать и читать воспрещается и т. д. Остальные содержались на общем основании.

Почти всем заключенным угрожала статья 61, трактующая о «сочувствии иностранной буржуазии, стремящейся ниспровергнуть» и т. д. Законодатель допускает по этой статье и высшую меру наказания…

Всем арестованным сионистам предъявлена была «нелегальная» сионистская «пресса», количеством названий — шесть, вся на русском языке, напечатанная на пишущей машинке на тонкой папиросной бумаге. Фигурировала в качестве материала для обвинения и зарубежная сионистская пресса — особенно «Рассвет». Все евреи‑следователи ГПУ весьма грозно потряхивали перед арестованными самыми свежими номерами «Рассвета» (очевидно, получавшимися дипломатической или воздушной почтой, иначе немыслимо было иметь их так быстро после появления). Когда же по поводу судьбы арестованных явилась еврейская делегация к самому Л. Б. Каменеву, имеющему репутацию сионистского защитника, тот тоже предъявил ее участникам, в качестве совсем уже несомненной улики, номер «Рассвета», все время приговаривая: «Вот, вот»… На возражения делегации, что «Рассвет» в России не допускается, никто в России его читать не может и что нельзя, конечно, перелагать ответственность за ту или иную статью «Рассвета» на еврейских граждан в России, фактически руководитель Совнаркома, по старому чиновничьему образцу, отрезал: «Дементируйте! Предположительно от франц. démentir («опровергнуть»). » — повернулся к делегации спиной и вышел, не простившись…

Не пощадила карающая десница ГПУ и совсем зеленой молодежи. Когда спортивная группа детей под названием A‑schomer а‑zair под руководством трех учительниц и двух учителей собралась было для упражнений в Марьиной роще, нагрянуло «око недреманное», учителя и учительницы были на месте арестованы, а дети переписаны и разогнаны. Справедливо считая, что сионизму «все возрасты покорны», евсековцы из ГПУ не «зрят на возраст» в искоренении сионистской крамолы. И уже наверное, не их вина, что арестованные сионисты очутились не в Соловках или в Туркестане, а в Палестине.

Изгой

№ 166 / с. 3

Рабиндранат Тагор о еврейской культуре

На состоявшемся в Шанхае собрании, посвященном докладу прибывшего из Палестины уполномоченного «Керен а‑Йесода» доктора Бенциона, с речью выступил находящийся там в настоящее время знаменитый индусский философ Рабиндранат Тагор.

«Я nbsp;часто думал, — заявил Тагор, — неужели еврейский народ, живя столько времени на Западе, окончательно ассимилировался с западной цивилизацией и потерял свою богатую восточную культуру? Но вот полгода тому назад мне удалось пробыть, к сожалению, всего несколько дней в Палестине. И то, что я там видел, показало мне, что великий еврейский творческий гений вновь возрождается. Я не стану перечислять всех успехов, уже достигнутых горячими приверженцами сионистской идеи. На самый сионизм я смотрю как на попытку евреев, воспринявших западную цивилизацию, приобщиться к восточной культуре. В свое время, посетив Японию, я думал, что возрождающаяся Япония принесет с собой духовное обновление всему Востоку. Этой веры я не потерял и ныне. Законы человеческой культуры не всегда соответствуют законам природы. И солнце новой восточной культуры, быть может, одновременно взойдет на двух полюсах громадного восточного миpa: на крайнем востоке — в Японии и на крайнем западе — в Палестине. Быть может, на склоне дней моей жизни мне удастся вновь посетить вашу обетованную землю. Я почерпну там новые силы и новую веру в человечество. Вы не нуждаетесь в моей похвале вашему делу, примите же мое благословение, благословение сына большой индусской культуры, во имя всего возрождающегося на Востоке человечества».

№ 167 / с. 3

Евреи на 8‑й Олимпиаде

БУДАПЕШТ (ЕТА). На состязаниях в стрельбе на Парижской олимпиаде первое место заняла венгерская группа: первый приз получил еврей доктор Ю. Галаси.

На фехтовании третий приз получил также венгерский еврей — И. Гарай.

Нельзя не отметить, что венгерскому еврею доктору Е. Фуксу, занявшему первое место на олимпиадах в Лондоне и Стокгольме, венгерское правительство запретило принять участие в фехтовании… Третий приз в плавании достался тоже венгерскому еврею — 17‑летнему К. Бурта.

№ 169 / с. 4

Кинематограф через сто лет

Каков будет фильм через сто лет? Этот вопрос был задан известному американскому кинорежиссеру Гриффиту издателем «Кольер Уикли» (Colliers Weekly). Гриффит дал следующий ответ: «Я об этом много и часто думал, и так как я принадлежу к людям, которые охотно находят ответы на вопросы, задаваемые им фантазией, и так как большую часть своей жизни я посвятил кинематографу, то могу себе позволить высказать свое мнение».

Большим завоеванием кино 2024 года, по мнению Гриффита, будет уничтожение войны в цивилизованном мире. Общий язык кино создаст братство народов. Англичанин узнает, что душа японца — не чужая ему душа. Француз увидит, что идеалы американцев — его идеалы. Экран через сто лет будет в два раза больше, чем сейчас, и лента значительно шире. Благодаря этому выражение лица и черты будут совершенно ясны, и снимки на близком расстоянии станут не нужны. Посещаемость кинематографа сильно возрастет, и если теперь на Бродвее — главной артерии Нью‑Йорка — пять первоэкранных кино, то тогда их будет сорок. В деревнях с населением в 1000 жителей будет, по его мнению, по крайней мере шесть кинематографов, а в местечках в 20 000 жителей — не меньше ста. В больших городах каждый частный дом будет иметь свой маленький кинематограф. На заокеанских пароходах будут демонстрироваться новинки, которые будут доставляться аэропланами. На каждом пассажирском аэроплане тоже будет функционировать кинематограф. Однако, несмотря на свои энтузиастические предсказания, Гриффит все же считает, что никогда кино не затмит и не заменит живой сцены и книги. О говорящем кино он и слышать не хочет, находя, что голос и фильм чужды друг другу и что к тому же никогда нельзя будет добиться одновременной передачи движения и голоса. «И только музыка, хорошая музыка, — говорит он, — может быть голосом немой драмы. Через сто лет лучшие композиторы будут посвящать свой гений созданию музыки для фильма».

Все улучшения и усовершенствования в области кинематографии потребуют, конечно, огромных денежных затрат. Постановка фильма, в свою очередь, потребует гораздо большей затраты времени и энергии, и поэтому, по его расчетам, в хорошем кино 2024 года самое дешевое место будет стоить 5 долларов.

№ 170 / с. 4

Итоги сезона

(Письмо из Парижа)

Вы понимаете, что я говорю о сезоне не политическом, а музыкальном и театральном. Он в этом году был больше обычного, богаче выступлениями. Олимпиада привлекла знаменитостей на всех поприщах. Такого стечения их одновременно Париж давно уже не видел.

И между ними, конечно, немало евреев. Бронислав Губерман, Яша Хейфец, Миша Эльман, Артур Рубинштейн — называю имена более крупные, первые пришедшие мне на ум. Концертантов‑евреев всегда много, а в этом году, когда музыкальный сезон был особенно оживленный, их было еще больше. Нечего говорить, что критика встречала их всех радушно, давая оценку, конечно, не считаясь с паспортом.

Но не о выступлениях евреев‑музыкантов хотел бы я писать вам, а о представителях того жанра, который значительно реже напоминает о себе и многим совершенно неизвестен. Я имею в виду деятелей еврейского драматического искусства.

Как раз минувший сезон Парижа был интересен тем, что нас посетил ряд лиц, имеющих самое близкое отношение к еврейской драме и при том различным направлениям в ней. Приезжали труппы и отдельные лица, и если не выступали на сцене, то на кафедре с докладами. И мы многое заслуживающее внимания узнали.

Так, гостила в Париже госпожа Бернштейн‑Коган, видная участница еврейского театра в Палестине. Она — одна из создательниц его. Ее рассказ о мытарствах, которые пришлось претерпеть ей и ее товарищам по организации палестинской еврейской сцены, слушался как захватывающий роман. Последнюю зиму главные участники этого крупного начинания провели в Берлине, где собрали значительную труппу, которая готовит репертуар, и недавно, как значилось в газетах, дали первый спектакль «Балтазар».

Затем мы имели удовольствие слышать Клару Юнг. Я помню эту прекрасную опереточную артистку, когда она перед войной приезжала в Петроград. Тогда она сводила с ума петроградских театралов — и своим голосом, и игрой, и наружностью. В Париже ее спектакли прошли не столь шумно, но своих почитателей она имела и заставила о себе говорить.

Но крупным театральным событием был приезд еврейского художественного театра в Нью‑Йорке Морица Шварца. До его приезда мне пришлось читать рецензию о постановках труппы в Лондоне, помещенную в «Таймс». Солидный орган Сити, не любящий тратить слов даром и говорить комплименты, отзывался об игре Морица Шварца как об исполнении первоклассного артиста. Сейчас труппа гостит в Beнe. И я читаю отзывы «Нойе Фрайе Прессе» о ней необычайно восторженные. Должен сказать, что во всем этом нет никакого преувеличения. Сам Мориц Шварц, безусловно, крупнейший артист современности. Но не он один. Госпожа Абрамович, исполняющая роль старух, не без основания сравнивалась здешними русскими театралами со знаменитой Садовской московского Малого театра.

Достойно быть отмеченным, что труппа Морица Шварца исполняет не только еврейский репертуар, но и европейский. Лучшими его вещами многие считают как раз не еврейские пьесы, а «Привидения» Ибсена и «Рассказ о семи повешенных» Л. Андреева.

В дружеской беседе после одного из спектаклей Мориц Шварц делился своими впечатлениями о европейской театральной еврейской публике. Долгое время в Лондоне, говорил он, он и его товарищи не могли установить единения с залой. Им казалось, что они играют в пустом помещении, и только под конец гастролей им удалось расшевелить аудиторию и вызвать электрический ток. Вообще европейскими своими слушателями они остались не особенно довольны. Это — не нью‑йоркская зрительная зала, сливающаяся с нью‑йоркской улицей, полуторамиллионным еврейским кварталом. Тут другая среда, другая психология, другой подход к театральному действу. Под конец своего пребывания в Париже американо‑еврейские артисты начали это понимать и не без удовольствия говорили о возможности вторичного приезда сюда.

Наконец, последнее, о чем следует сказать, это приезд в Париж госпожи Шошаны Авивит. Шошана Авивит — артистка московской «Габимы», а что такое московская «Габима», полагаю, объяснять не требуется. Духовное детище Станиславского, выученица покойного Вахтангова — «Габима» приобрела больше, чем всероссийскую известность. Этот маленький театрик, где еле умещаются 180 человек, был доподлинным храмом искусства. И что характерно — спектакли шли в нем на древнееврейском, а публика, ни слова не понимавшая на этом языке, неистовствовала от восторга. Шошана Авивит читала здесь доклад о своем учителе — Вахтангове и дала вечер художественного чтения. Это первоклассная драматическая артистка. Читка ее безукоризненна, и действительно можно не понимать древнееврейского языка и быть в восторге от ее исполнения.

С. Познер

№ 171 / с. 3

Еще одна антисемитская карьера

(Информация «Народной мысли»)

НЬЮ‑ЙОРК, 26 июля. В русско‑еврейских американских кругах в последнее время все более тяжелое впечатление производят выступления эмигрировавшего в Соединенные Штаты бывшего правого эсера профессора Питирима Сорокина, постепенно начинающего превращаться в типичного антисемитского агитатора.

Лица, знающие Сорокина, объясняют эти выступления его крайней экспансивностью: один из самых горячих защитников временного правительства в 1917 году (в петербургской «Воле народа»), Сорокин вскоре после победы большевиков выступил с покаянной статьей, в которой раз и навсегда отрекался от всяких политических выступлений. Очутившись в конце 1922 года за границей, он от своего отречения отказался и выступил одним из пророков русского национализма. Его экспансивные речи и статьи нередко ставили в крайне неловкое положение группу «Крестьянская Россия» (Маслов, Аргунов), к которой он перешел от эсеров. Теперь, находясь в Америке, он, очевидно, порвал и с этой группой. Едва ли можно предположить, чтобы последняя, вступившая недавно в блок с группой П. Н. Милюкова, могла одобрить ту проповедь антисемитизма, которую бывший социалист ведет в Америке.

№ 171 / с. 3

Махно в Данциге

(Информация «Народной мысли»)

БЕРЛИН, 30 июля. Близ Данцига временно живет известный анархист Махно. Этот неуловимый партизан и повстанец, причинивший столько хлопот всем сменявшим друг друга на юге Росcии режимам, о подвигах которого в народе говорили вполголоса со страхом и удивлением, теперь выглядит кротким и безобидным мещанином. После своего известного процесса в Польше, закончившегося освобождением Махно, он решил покинуть Польшу и в настоящее время пробирается во Францию, куда его зовут верные товарищи, но куда его пока что не пускают; временно пришлось поселиться в небольшой приморской деревушке‑полукурорте в окрестностях Данцига. При нем жена и ребенок. Было время, когда атаману ничего не стоило добыть любое данное количество денег и при том самым простым способом, но сейчас он очень стеснен и, как уверяет корреспондент «Руля», обратился за помощью к… еврейским благотворительным организациям. Зная, что народная молва приписывает ему устройство жестоких еврейских погромов на Украине, Махно счел необходимым оправдаться, доказывая, что избивал и уничтожал только «богатых», без различия национальностей, а за преследование отдельных народностей сам расстреливал.

Тем не менее ходатайство Махно сочувствия в еврейских кругах не встретило. К русским организациям, которые Махно считает реакционными, он предпочитает не обращаться.

№ 171 / с. 3