Город‑призрак? Город‑памятник? Город, не забывающий своего прошлого? Когда‑то в австрийском Хоэнемсе была большая еврейская община. Сегодня ее нет. Но память — это не бережно сохраненные камни, а люди, о которых они напоминают.

Голос века

В 1817 году в синагоге [footnote text=’По‑немецки Hohenems читается «Хоэнэмс».’]Хоэнемса[/footnote], что в Форарльберге, освободилось место кантора. Среди претендентов на должность оказался 13‑летний Соломон Зульцер (1804–1890). Некогда его семья носила фамилию Леви и проживала в местечке Зульц, вблизи Фельдкирха. Однако после изгнания евреев из Зульца и возвращения семьи в Хоэнемс, где жили предки, родители сменили фамилию. Одни говорят, что сделано это было в память о родине, другие утверждают, что под давлением баварских законов (в 1812–1814 годах Хоэнемс входил в состав Баварии).

Кантором Зульцер стал в 16 лет. Формально даже в 13 — кайзер Франц‑Иосиф подписал на этот счет специальный указ, поскольку многие противились назначению из‑за слишком юного возраста Соломона. Семья же, ссылаясь на то, что он уже прошел бар‑мицву, настаивала. В свое время шестилетний мальчик, которому предназначалось заняться торговым делом отца, чудом не утонул в реке. В благодарность за спасение решили: он станет кантором или раввином. Казалось нелепым отказываться от первого выпавшего случая.

Прославился Зульцер в Вене, куда его пригласил выдающийся законоучитель и реформатор Исаак‑Ноах Маннгеймер (1793–1865), родом из Копенгагена. Зульцер реформировал синагогальное пение: отныне раввин и кантор стали одинаково важны для службы. Также он составил и опубликовал разошедшиеся по миру сборники еврейской духовной музыки, включая двухтомную «Песнь Сиона» (1845–1866), где большинство произведений для солиста и четырехголосного хора написал сам.

Память о Зульцере жива в Хоэнемсе. Доски в его честь появились еще при жизни, например, на доме на Швайцерштрассе, 31, где он родился. Именем Зульцера назван и зал в здании синагоги, построенной в XVIII веке и считающейся лучшей барочной синагогой во всех Альпах. Когда‑то Зульцер подарил синагоге фисгармонию и оплатил ее ремонт. Сегодня здесь музыкальная школа, а с весны по осень проходят концерты Шубертиады, одного из лучших европейских камерных фестивалей. Шуберт был дружен с Зульцером, написал по его просьбе для венской общины музыку к 92‑му псалму (на древнееврейском языке), а Зульцер исполнял песни Шуберта — должность главного кантора не мешала ему участвовать в светских концертах и быть профессором Венской консерватории. Сочинения и голос Зульцера (у него был баритон) ценил Лист, они часто выступали вместе, послушать его в синагогу приходили Мейербер, Шуман и Паганини.

Отмечающая свое сорокалетие Шубертиада выкупила дом в центре города, где собирается разместить огромный архив и музей. Это дом на бывшей Юденгассе, в сердце Еврейского квартала. Другая важнейшая улица города до 1900‑х годов называлась Христенгассе, это единственная улица в Европе с таким именем.

Теперь они переименованы: Христенгассе стала Марктштрассе, Юденгассе — Швайцерштрассе (хотя после аншлюса ее называли именем какого‑то нацистского активиста).

Улицы шли под углом друг к другу и пересекались у гастхауса «Энгельберг» (сейчас Kick’s) на Марктштрассе, 5: здесь традиционно собирались представители еврейской общины, открытки с этим видом были популярны в начале ХХ века. Еще популярнее были открытки с изображением самих улиц, символом якобы не пересекающихся миров.

На деле евреи и христиане не просто жили по соседству, общими были и бизнес, и еврейская школа для мальчиков и девочек, куда ходили и католики и протестанты. Раввины и пасторы этому не противились, не одобряя лишь браки между разноверцами. А вот пресса пыталась давить на власти, в конце 1890‑х годов призывала правительство имперской земли Форарльберг положить конец либеральной вольнице. Впрочем, в Хоэнемсе текла своя жизнь, в середине XIX века еврейская община была одно время не только религиозным, но и политическим объединением, со своим бургомистром — тот тесно сотрудничал с бургомистром христиан.

Сегодня в бывшей школе на Шульгассе, в Школьном переулке, расположились культурный центр и ресторан Moritz с симпатичным дизайном. От прежних интерьеров мало что осталось, но хозяева разрешают посмотреть сам план здания. По соседству — миква с обогревом, ее построили после 1829 года. Были миквы и в частных домах, в конце XVIII века одна располагалась под квартирой раввина в здании синагоги.

Известно о микве и на соседней со школой вилле на Радецкиштрассе, 1–3, перестроенной в конце XIX века фабрикантами‑космополитами Иваном и Франциской Розенталь из здания XVIII века. Она мало доступна для посещения, лишь снаружи можно полюбоваться ее потрескавшимися фасадами, сохранившими надписи на еврейском языке. Последняя владелица, Амалия Хесс, обладавшая, к счастью для нее, швейцарским паспортом и жившая в Санкт‑Галлене, в мае 1938‑го продала ее под давлением обстоятельств, то есть ниже рыночной цены.

В то время в синагоге собирались разместить пожарную команду (получилось сделать это лишь в 1950‑х, когда здание выкупили местные власти), а бургомистр хотел уничтожить еврейское кладбище, считая его позором в стране победившего национал‑социализма, — но не успел.

Последнее дело

Место под еврейское кладбище граф Каспар фон Хоэнемс выделил на окраине города в 1617 году. Он пригласил тогда в Хоэнемс 12 еврейских семей из Южной Германии и Швейцарии, гарантировав им безопасность и права в специальном «Охранном письме».

Территорию кладбища расширяли четыре раза. Сегодня самые старые захоронения у подножия холма датируются XVIII веком, большая же часть относится к следующему столетию.

Как и в 1617 году, кладбище по‑прежнему на окраине, то есть границы города почти не изменились с тех пор.

Формы надгробий напоминают, как менялись со временем вкусы — от простых стел к античным. Из 500 могил сохранилось 370, многие ушли в лесную почву. Традиция запрещает дважды использовать одно место, могила — собственность покойного. Здесь по‑прежнему хоронят, что, вероятно, в страшном сне не могло привидеться нацистам, когда они «ариизировали» еврейскую собственность, осквернив при этом несколько могил.

После войны кладбище вернули общине в Инсбруке — в отличие от сокровищ из синагоги Хоэнемса. Некоторые из них, вывезенные еще до антисемитской кампании, всплыли после войны в музейных собраниях по всему миру, а хоэнемсовская Тора пропала безвозвратно. Медь же с кровли синагоги еще в годы Первой мировой прихожане пожертвовали на нужды фронта.

В 1930‑х годах патриотизм больше не служил защитой. Сохранилось письмо Харри Вайля в Венский еврейский совет от 1 июля 1938 года. Органист и руководитель хора в Хоэнемсе (его предки жили здесь с 1690 года), ветеран мировой войны, писал, что лишился работы и средств к существованию, «дома у нас голод и нужда». К этому моменту жизнь общины практически замерла, уже в начале 1930‑х последний раввин Хоэнемса отмечал, что та «живет воспоминаниями».

В 1950‑х инсбрукская община, состоявшая из «перемещенных лиц», решила продать кладбище властям Хоэнемса — и тут вмешались эмигрировавшие жители. Один из них выкупил землю и передал кладбище общине в Санкт‑Галлене. Та до сих пор управляет заграничной собственностью.

Евреи здесь больше не живут?

Идеальный путешественник сродни художнику. Перемещаясь в пространстве, он подрывает идею времени. Даже если не изобретены очки, позволяющие наполнить окружающий пейзаж когда‑то населявшими его людьми, можно увидеть в истории домов историю человеческих судеб.

Какие формы способна принимать память в городе, давно расставшемся со своими евреями? Что делать горожанину, не способному раствориться в туристическом потоке? Осознать себя наследником исчезнувшей истории? Стать топографом несуществующих карт?

Одно время в Хоэнемсе сносили по 10‑15 зданий в год. Но когда в 1989 году разгорелась борьба вокруг дома Бернхаймера, стало ясно: многое изменилось. Владелец хотел уничтожить здание 1821 года, соорудив на его месте бензоколонку. Дом в свое время не признали памятником архитектуры, его фасад был сильно изменен. Но дом удалось отстоять. Возможно, это был поворотный пункт в излечении Хоэнемса от исторической амнезии, возвращении забытых имен, исчезнувшей было топографии.

Ныне путеводители и сайты, карты с комментариями, стенды и пояснительные таблички ведут по Еврейскому кварталу, извлекая из прошлого людей и события, лишенные было прежней прописки. Зато сегодня пропиской оказывается весь мир. В следующем году отметят 400‑летие общины Хоэнемса. Наследники приедут отовсюду — из Южной и Северной Америк, из европейских стран.

Наверняка приедут и Бернхаймеры. Их семья была одной из богатейших в городе. Ей принадлежал, в частности, знаменитый дом на Марктштрассе, 15. В 1810‑м его купил первый еврейский житель Христенгассе Бенедикт Бернхаймер. В 1850 году здесь родился Жан Кан, внук Соломона Бернхаймера, его дядя Эли Жак Кан стал знаменитым нью‑йоркским архитектором, создателем небоскребов, теоретиком архитектуры синагог.

За границей

Швейцария всегда была особой страной для евреев Хоэнемса. И близко — можно пешком дойти, и экономические связи тесные. В XIX веке, когда в Швейцарии существовали лишь две еврейские общины, хоэнемсовские фабриканты — Бургауэры, Райхенбахи и Хиршфельды — занялись производством текстиля в соседнем Санкт‑Галлене.

В 1871‑м Бургауэры продали общине дом на Якоб‑Ганнибал‑штрассе, 8 (прежний адрес был Израелитенгассе, 42, а до этого дом 70 — хороший пример топографической суеты в небольшом городке). В доме открыли арменхаус — приют для бедных, оставшихся в старости без попечения семьи. Как правило, это были бывшие слуги и разъезжавшие по еврейским общинам Швейцарии и Южной Германии мелкие торговцы из Хоэнемса, лишившиеся средств к существованию. Приют существовал более полувека, затем здание передали городу.

В годы нацизма Хоэнемс стал одним из центров нелегальной переправки евреев в Швейцарию. В местном Еврейском музее собраны свидетельства тех, кто помогал переводить людей через границу. Подростки занимались этим, не очень понимая возможные последствия. Хотя пограничники — по обе стороны границы — часто смотрели на происходившее сквозь пальцы, отворачивались. До начала войны границу не закрывали, следили лишь за тем, чтобы не переправляли золото и валюту. Но не стоит преувеличивать добросердечие: одна из выживших рассказывает, как несколько раз не могла перейти границу с младенцем на руках. Швейцарцы предлагали забрать ребенка, а ей отправляться обратно в нацистскую Австрию. Да и штампик «J» в паспортах немецких евреев ввели по настоянию швейцарцев, отказавшихся после августа 1938 года пропускать людей без визы. А вот швейцарца Якоба Шпирига (1919–2004), помогавшего спасать людей, родина в 1942 году отправила с товарищами на три месяца в тюрьму. Реабилитировали его в XXI веке посмертно: 60 с лишним лет после окончания Второй мировой войны Шпириг считался преступником — за то, что спасал евреев.

Сегодня место еврейских беженцев, говорит директор Еврейского музея в Хоэнемсе Ханно Леви, заняли беженцы с Востока. Форарльберг принял 4000 человек, мусульмане составляют уже 16 процентов населения Хоэнемса, и диалог с ними — важнейшая часть работы и местных политиков, и самого музея. Здесь часто видишь детей, пришедших на экскурсию, это хороший знак.

После войны в Хоэнемсе размещали бывших узников концлагерей, «перемещенных лиц». Они воспринимали Австрию остановкой на пути в Америку или Палестину — в Хоэнемсе в учебных целях даже создали кибуц. Отношения с местными складывались непросто. Почти никто из жителей не был готов признать личную вину в произошедшем. Механизм забвения и вытеснения одинаков всюду — и в Советском Союзе мало кто каялся в участии в депортациях, службе в ГУЛАГе и тем более в доносах на соседей.

Среди вернувшихся в Хоэнемс не было Клары Хельман‑Розенталь (1866–1942), последней владелицы виллы, где сейчас располагается Еврейский музей. Виллу построили в 1864 году, вероятно, по плану санкт‑галленского архитектора Феликса‑Вильгельма Кубли, перестраивавшего местную синагогу. Позднеклассический фасад, просторные залы верхнего этажа напоминают о богатстве и вкусе фабрикантов текстиля. В комнатах книги, фотографии и предметы, связанные с жизнью еврейской общины. А вот мебель из гостиной Клары Розенталь можно увидеть в Фельдкирхе. Банк BTV выставил ее в мемориальной комнате, посвященной семье Розенталь.

Клара оставалась на вилле в ночь с 9 на 10 ноября 1938 года, когда по Австрии и Германии прокатилась волна еврейских погромов. В Хоэнемсе их не было, но безумие истории не обошло городок в Форарльберге. События развивались стремительно, о них напоминает хронологическая таблица на втором этаже музея.

15 марта 1938 года, накануне голосования по поводу объединения с Германией, австрийских евреев лишили права голоса. Через три дня были закрыты еврейские союзы и объединения. Месяц спустя евреев перестали пускать в общественные бани — а ванные были дома не у всех. 20 мая запретили браки между евреями и арийцами. В июле для евреев закрылись венские сады и парки, например, Фольксгартен; на дверях банков на Рингштрассе появились надписи «только для арийцев». В сентябре всех мужчин обязали взять имена Израиль, женщин — Сара. 27 сентября было запрещено работать евреям‑адвокатам, три дня спустя — врачам. 1 сентября 1939 года для евреев ввели комендантский час, спустя три недели изъяли радиоприемники. С января 1940 года их обязали покупать продукты в специальных магазинах с 11 до 13 часов, а осенью всем отключили телефон.

О телефонах Клара Розенталь уже не узнала. Последнюю открытку сыну Жану она послала в Брюссель 2 мая 1940 года. Через месяц 74‑летнюю женщину депортировали в Вену, оттуда в Терезиенштадт. Ее судьбу разделили семеро еще остававшихся в Хоэнемсе евреев. Домой никто из них не вернулся.

Как доехать

Хоэнемс расположен неподалеку от Брегенца, столицы земли Форарльберг. Скорые поезда здесь не останавливаются, лишь электрички из Фельдкирха и Брегенца; удобно добираться и из швейцарского Санкт‑Галлена. Визит стоит совместить с путешествием по Форарльбергу и Тиролю, с летним фестивалем в Брегенце и с Шубертиадой (в 2016 году она проходит в Хоэнемсе с апреля по октябрь, летом дают концерты и в Шварценберге, это уже в горах).

Осмотреть город можно за три‑четыре часа, но лучше посвятить ему день: музей невелик, но интересен, Еврейский квартал компактен и насыщен, кладбище же слегка в стороне.

Еврейское кладбище

Расположено по адресу Römerstraße, 15, это примерно в 2,5 км от центра города. Ключи от ворот выдают в Еврейском музее в обмен на удостоверение личности. Кладбище закрыто в шабат, музей — по понедельникам, итого в неделю доступны пять дней. Во время посещения мужчины должны быть с покрытой головой. На территории нельзя заготавливать дрова и сено.

Что еще

В Хоэнемсе пять небольших музеев, посвященных музыке, — от Шуберта до Элизабет Шварцкопф, а также памятные комнаты Стефана Цвейга (его семья тоже родом отсюда).

Кошерных ресторанов нет, но в кафе в музее подают кошерное вино и свадебный пирог, рецепт которого обнаружен в любовном письме 1675 года. В ресторане Moritz есть еврейские блюда.

На память

Помимо книг, в бутике Еврейского музея можно найти компакт‑диски с записями синагогальной музыки; один посвящен кантору Якобу Хоэнемсеру, другой, «Kantormania. Мир синагогального пения» — Зульцеру. Музей закрыт по понедельникам, 1 января, 24–25 и 31 декабря.