Книжные новинки

Александрийская гениза

Михаил Туваль 7 февраля 2021
Поделиться

 

Андре Асиман
Из Египта. Мемуары
Перевод с английского Юлии Полещук. — М.: Книжники, 2020. — 368 с.

Андре Асиман прославился на Западе романом «Назови меня своим именем», опубликованным на английском в 2007‑м и переведенным на русский в 2019‑м (Popcorn Books). Это был его первый роман, но не книга: первой стали мемуары «Из Египта» (1995), ныне изданные по‑русски «Книжниками». «Из Египта» — частично автобиографическая повесть из детства и юношества автора, родившегося в Александрии в сефардской еврейской семье в 1951 году и вынужденного покинуть Египет в 1965‑м, в период правления президента Насера. Эти «мемуары» сразу получили высокую оценку критиков, книгу даже называли «Александрией, в одном томе» — с аллюзией на «Александрийский квартет» Лоренса Даррелла, при этом признавая ее более жизнеутверждающей на фоне тетралогии Даррелла.

Асиман рассказывает, что в начале своей литературной карьеры писал рецензии на чужие книги и планировал издать собственную — о том, как бросить курить. Вместо этого издатель предложил ему написать о его детстве в Египте, так и родилась его первая книга. Прежде чем обсуждать ее, стоит поближе познакомиться с автором и понять, чего он добился до и после ее создания.

После того как семья Асимана была изгнана из Египта, Андре с матерью и братом поселились в Риме (отец Андре позаботился о том, чтобы приобрести для семьи итальянское гражданство). В 1968 году вся семья переехала в Нью‑Йорк, где Андре получил степень бакалавра английского языка и литературы в колледже Леман (1973). Он также получил степень магистра и PhD по сравнительной литературе в Гарвардском университете (1988). В рамках последующей академической карьеры преподавал литературное творчество в Нью‑Йоркском университете, французскую литературу в Принстоне и Бард‑колледже, в 2009 году был приглашенным профессором в Университете Уэсли. В настоящее время Андре Асиман — профессор в аспирантуре городского университета Нью‑Йорка, специализируется на теории литературы и трудах Марселя Пруста. Он является автором нескольких успешных книг, некоторые из них недавно переведены на русский, например «Восемь белых ночей», «Найди меня» и «Энигма‑вариации» (все опубликованы издательством Popcorn Books в 2020 году). Асиман — лауреат двух престижных премий по литературе, а по мотивам романа «Назови меня своим именем» в 2017 году был снят фильм, получивший «Оскар». Он женат, у него трое детей.

Асиман подчеркивает, тема изгнания — центральная в его мировосприятии и, соответственно, в его литературном творчестве. Он говорит, что пишет из места внутреннего конфликта, укорененного в ощущении непринадлежности к окружающему миру. Родился и рос в Египте, жил в Италии, потом в Америке, он никогда тем не менее не был ни египтянином, ни итальянцем, ни американцем. И, обратите внимание, Асиман чаще говорит о городах — не о странах. Что касается Израиля, ни он, ни его семья даже «не взвешивали» вариант жизни в еврейском государстве: он в некотором замешательстве говорит: «Из Египта туда не было прямого пути, все равно надо было плыть в Италию…» Изгнание определяет сознание: для Асимана — в хорошем смысле. Тема гомосексуальности в его творчестве неразрывно связана с его собственным опытом «другого», еврея в изгнании и в меньшинстве. У евреев свой «гей‑радар»; автор приобрел его в Александрии.

«Из Египта» — возможно, ключевая книга Асимана. Он повествует об истории своей сефардско‑еврейской семьи турецко‑итальянского подданства после того, как она перебралась в Египет в 1905 году, задолго до его рождения. Однако начинается книга со встречи автора с его двоюродным дедушкой Вили, много лет спустя после того, как семья уже уехала оттуда. Итальянский фашист Вили был первым из семьи, кто бежал: за свои заслуги перед британцами во время Второй мировой он получил усадьбу в Суррее, где счастливо жил до конца своих дней под новым именем. Вили замечателен, но он, конечно, негодяй — и внук Андре этого не скрывает. Да и остальные характеры в этой книге очень хороши. Сестра Вили и бабушка Асимана, Эстер, была изгнана вместе со всей семьей в 1965‑м, а перед тем она многие годы контрабандным путем вывозила из Египта деньги — на всякий случай. Ведь и она, и вся семья Асимана вели в Александрии весьма вольготный образ жизни: владели фабриками, автомобилями, у них были слуги и рабочие, они регулярно проводили время в дорогих ресторанах и кафе, имели виллу у моря и наслаждались другими прелестями жизни небедных людей. Это были цинично хитрые, эгоцентричные, чуть аррогантные люди. Евреи, но при этом французы или итальянцы. Иногда некоторые из них подумывали креститься в греков: а вдруг поможет?.. В семье говорили на ладино, французском, итальянском и на других языках, но не на арабском. Ладино считали испанским. Тема языков занимает большое место в книге — в особенности тема арабского, с которым у Асимана были проблемы, происходившие из того, что его семья либо не понимала, зачем ребенку учить этот бесполезный язык, либо открыто выступала против подобной нелепой траты времени: ведь нам тут все равно недолго задерживаться…

Необходимо сказать пару слов об историческом контексте. Египет первой половины ХХ века, и Александрия особенно, вплоть до июльской революции 1952 года, когда к власти пришли националисты, во многом был космополитичной страной, удобной для проживания иностранцев. В Александрии проживало много армян, греков, итальянцев, британцев, французов и евреев, которые задавали тон: владели фабриками, банками, строили красивые здания и улицы. Они пустили трамвай, который до сих пор работает. Арабская культура была многим из них чужда и неинтересна — при этом до поры до времени никто им ее не навязывал. После 1952 года, а особенно после суэцкого кризиса 1956‑го, политика египетского правительства по отношению к иностранным подданным очень испортилась, первыми изгнали британцев и французов.

Пляж Стэнли, Александрия. 1950‑е

Именно в этот период и рос Андре; всем давно было понятно, куда идут дела. Сначала ребенку пришлось разучивать антисемитские стишки на уроках в школе и подвергаться насмешкам, затем домой стали звонить и угрожать, а в конце национализировали фабрику отца. С одной стороны, «Из Египта» — очень грустная книга, книга о ребенке, который рос в отчужденности, а затем был изгнан из своего дома. Да и в доме‑то своем мало кто его понимал, как и в школе. Можно было бы сказать, что дома у него никогда и не было. Но это не так, и книга не только об этом.

Ее главная заслуга, возможно, в том, что она возрождает давно ушедший «Город памяти» и историю одной еврейской семьи, в нем проживавшей, — даже если картина, которую автор рисует, весьма напоминает шизофрению. Несмотря на всю отчужденность, наш герой описывает места своего детства с неизменной теплотой и ностальгией. Несмотря на трагедию, в книге нет никакой ненависти, она полна юмора: как по отношению героя к самому себе, так и к окружающим, а прежде всего к ситуации. Поэтому изгнание из Египта хотя и является ключевым моментом, но не определяющим. Даже живя в Египте, семья Асимана не считала себя частью Египта, да и предыдущие страны проживания не сильно любила. Изгнание — это нечто вечное, это и есть родина.

Как уже заметили предыдущие критики, «Из Египта» — не только замечательная литература, но и мастрид для историков, социологов и антропологов. Я бы сказал, маленькая «Александрийская гениза».

Книгу Андре Асимана «Из Египта» можно приобрести на сайте издательства «Книжники».

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Андре Асиман о памяти и изгнании

В издательском доме «Книжники» вышел русский перевод автобиографической книги Андре Асимана «Из Египта», получившей восторженные отзывы критики и литературную премию Уайтинга. По случаю выхода книги израильский писатель и критик Бенджамин Балинт побеседовал с Андре Асиманом.

Из Египта

И город, и мир, где они выросли, и язык, на котором говорили, диктовали им легкую фамильярность. Для этой троицы, наконец нашедшей друг друга, ладино выражал тоску по родному Константинополю. Для них это был язык ослабленных галстуков, расстегнутых рубашек, заношенных тапочек, язык столь же родной, естественный и неотменимый, как запах собственных простыней, кладовой и кухни. Они переходили на него после беседы на французском с удовлетворенным облегчением левшей, которым, когда никто не видит, не нужно притворяться правшами.