Алексей Мокроусов 3 ноября 2015
Поделиться

[parts style=”clear:both;text-align:center” captions=”true” type=”seealso”]
[phead]Жюль Паскин. Эрмина в розовом. 1917. Частное собрание[/phead]
[part]

«Шальные годы» Монпарнаса.Живопись и графика Жюля Паскина и Леонара Фужиты

Москва, ГМИИ им. А. С. Пушкина,

до 29.11

Выставка двух знаменитых рисовальщиков парижской школы, болгарского еврея Жюля Паскина и японца с французским паспортом Леонара Фужиты, готовилась на основе коллекций Музея современного искусства города Парижа, Центра Помпиду, Общества друзей фактически закрытого сегодня женевского музея Пти Пале, самого ГМИИ, а также частных собраний Франции, Бельгии, Швейцарии и России.

Жизнь обоих полна переездов. Фужита (1886–1968) колесил между Парижем и Токио (в годы войны был даже назначен главным художником Императорской армии). Паскина (1885–1930) еще в детстве отец‑сефард увез в Бухарест, затем он учился в Будапеште, Вене и Мюнхене, сотрудничал в журнале «Симплициссимус» (см.: Еще посмотрим). Потом началась полоса разъездов: Англия, Бельгия, Америка, где он подружился со Штиглицем… Но все‑таки вернулся в Париж. Его любили и ценили коллеги, но чувство неуверенности в себе привело к трагической развязке: из‑за преследовавшей с молодости депрессии он покончил с собой. В день его похорон все галереи Парижа были закрыты.

В 1928 году Паскина и Фужиту показали на выставке в Москве. Кураторы выставили работы советских художников группы «13», на которых они повлияли, — Татьяны Мавриной, Даниила Дарана (Райхмана), Николая Кузьмина.

 

[/part]
[phead]Эдвард Штайхен. Автопортрет с фотографическим оборудованием. Нью‑Йорк. Vanity Fair, 1929. Courtesy Condé Nast Archive[/phead]
[part]

Эдвард Штайхен

Москва, МАММ (Дом фотографии),

до 22.11

Фотограф, музейный куратор и журнальный редактор, Эдвард Штайхен (1879–1973; большинство справочников пишет его фамилию как Стайхен) оставил след в мире моды и истории коммерческой журналистики. В 1920‑х годах он отвечал за фоторяд журналов «Vogue» и «Vanity Fair», после войны работал в нью‑йоркском Музее современного искусства — сегодня о подобных зигзагах карьеры фотографам приходится только мечтать, как и о последователях такого масштаба, как Ричард Аведон.

На выставке, представляющей оригинальные отпечатки из архива издательского дома «Condé Nast» — многие из них впервые показывают с 1930‑х годов, — есть, помимо моды, портреты литераторов, танцоров, политиков и актеров. Среди более чем тысячи позировавших Штайхену знаменитостей — кинорежиссеры Йозеф фон Штернберг и Сесил Блаунт Демилль, актеры Гэри Купер, Глория Свенсон и Марлен Дитрих, танцоры Марта Грэм и Фред Астер.

Есть здесь и драматурги — так, в Москве показывают портрет Джорджа Кауфмана (1889–1961). Выходец из еврейской семьи в Питсбурге, Кауфман начинал как журналист и театральный критик, позднее стал автором мюзиклов, удостоенных Пулитцеровских премий пьес (большинство из них создавалось в соавторстве), киносценариев и телепрограмм; писал он и для братьев Маркс. В течение 37 лет, начиная с 1921 года, на Бродвее каждый год шла его премьера, он сам ставил спектакли, а в 1940‑х руководил театром. После его смерти в письменном столе обнаружили еще 16 неизвестных пьес — в общем, человек‑фонтан.

Музыку к одной из его политических сатир написал Джордж Гершвин (1898–1937), чей портрет также представлен на Остоженке. Не очень понятно, когда он, собственно, стал Гершвином, видимо, вскоре после того, как родители Якоба Гершовица, одесситы Мойше и Рита Гершовиц (девичья фамилия матери — Брускина), прибыли в Америку. Считается, что это произошло около 1891 года. К счастью, остальные даты и факты биографии выдающегося композитора, автора «Рапсодии в стиле блюз» и оперы «Порги и Бесс», известны куда лучше.

Среди других портретов музыкантов работы Штайхена — портрет Владимира Горовица (1903–1989), сделанный в 1930 году, вскоре после первых, прошедших с фантастическим успехом гастролей пианиста в США. В это время Горовиц еще оставался гражданином СССР, откуда он, при содействии Иеронима Уборевича, уехал якобы учиться в Германию в 1925‑м. Американское подданство он примет в 1944‑м, в 1953‑м возьмет концертную паузу длительностью в 12 лет, на родину вернется с гастролями в 1986‑м.

 

[/part]
[phead]Артур Фельдман. Коллекция Артура Фельдмана[/phead]
[part]

«Поиск следов»

Вена, Альбертина,

до 29.11

Кабинетная выставка посвящена уникальному дару: венский музей получил 30 листов немецкой, французской и голландской графики из коллекции Артура Фельдмана (1877–1941), еврейского адвоката из чешского города Брно. Он умер после ареста и пыток, его вдова Гизела была отправлена в Терезиенштадт и в 1944 году погибла в Освенциме, а значительная коллекция графики, более 800 листов, после конфискации была распылена по многим музеям и частным собраниям. Наследникам Фельдмана стоило большого труда вернуть хотя бы ее часть. Внук коллекционера, Ури Пелед‑Фельдман, сделал нынешний дар не случайно: дед не раз консультировался у директора Альбертины Отто Бенеша, тот воспроизводил в своих публикациях репродукции работ из его собрания. Вскоре тому предстоит второе рождение, уже в виртуальном мире.

[/part]
[phead]Евгений Рухин. Стена. 1972. Галерея ARTSTORY[/phead]
[part]

Коллекция историй

Москва, галерея ARTSTORY,

до 22.11

Подводя итоги первого года работы, галерея Люсинэ Петросян и Михаила Опенгейма показывает собственное собрание. В экспозиции представлены Максимилиан Волошин и Александр Лабас, Евгений Рухин и Вадим Сидур. Особое место занимают авторы «второго русского авангарда»: Лев Повзнер, Александр Ройтбурд («Шабат», 2014), Арон Бух. Последний был известен тем, что сжег сто своих картин, подаренных МОСХу для передачи больницам и библиотекам — Союз художников отказался их принять.

Галерея и сама издает книги: помимо альбома Моисея Фейгина, чью ретроспективу также организовала ARTSTORY, опубликованы уникальные «8 рассказов» Михаила Зощенко с иллюстрациями Бориса Маркевича, в чьем оформлении выходили Пушкин и Бабель, Булгаков и Лазарь Лагин. Книга Зощенко, сданная в типографию еще в 1971 году, в последний момент была отозвана из печати. Почему — непонятно: кроме художественных достоинств, в ней нет ничего крамольного.

[/part]
[phead]Макс Либерман. Еврейский квартал в Амстердаме: рыбный рынок. Без даты. Частная коллекция — Москва, ГМИИ [/phead]
[part]

Новые поступления графики

Москва, Отдел личных коллекций ГМИИ им. А. С. Пушкина,

до 22.11

Дары коллекционеров и их наследников, а также приобретения музея за 2009–2014 годы стали основой этой впечатляющей выставки. Самые ранние работы относятся к эпохе Возрождения, самые поздние датированы нашим веком. Помимо европейского искусства представлена Северная Америка, есть и японская каллиграфия, и китайский лубок, в том числе работа «Китайские крестьяне горячо любят председателя Мао».

Среди приобретений — 12 офортов и литографий Макса Либермана, включая «Рыбный рынок» и «Торговлю с тележек» из цикла «Еврейский квартал в Амстердаме». Поступили и иллюстрации Ники Гольц к гофмановскому «Щелкунчику и Мышиному королю», а также групповой портрет актеров театра «Габима», Петр Гараджев сделал этот фотоколлаж для журнала «Зрелища» в 1922–1924 годах перед отъездом труппы за границу.

[/part][/parts]

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Как в Албании евреи были спасены от нацистов местным населением

«Албанцы прятали евреев независимо от того, откуда они приехали, были они богаты или бедны». В Албании во время Второй мировой войны нашли убежище около 3 тыс. евреев из других стран. «Во времена коммунизма никто не говорил о Холокосте. Эту тему не преподавали в школе. И после падения режима в 1990-х годах это все еще было неизвестной страницей истории»

За злую жизнь мою

Очевидно, что катастрофа 11 сентября соотнеслась в авторском восприятии с другой — гораздо более давней, а в смысле исторической судьбы еврейского народа даже коренной: с разрушением Второго храма и массовой гибелью иерусалимских жителей от рук римских солдат. Это она, первокатастрофа, все настойчивее, перекрывая личные воспоминания, врывается в сны и видения главного героя, почти разрушая его

Commentary: Трагедия диаспоры у Филипа Рота

В своем, возможно, лучшем романе «Американская пастораль» Филип Рот рисует извечно драматичную картину, изображая опыт ассимиляции американских евреев, с мрачным пессимистичным финалом, в котором описывает самые мрачные подробности того, как евреи оказываются зажатыми между антиколониализмом левых и расистскими настроениями правых