Алексей Мокроусов 18 сентября 2015
Поделиться

[parts style=”clear:both;text-align:center” captions=”true”]
[phead]Катя Манн со своими шестью детьми. 1919. Коллекция Цюрихской Высшей технической школы [/phead]
[part]

Томас Манн

Москва, Государственный музей А. С. Пушкина,

до 30.9

Фотовыставка в библиотеке Музея А. С. Пушкина строится на материалах из собрания цюрихской Высшей технической школы. Несмотря на прикладное название, швейцарский вуз обладает многими художественными и архивными ценностями. Здесь, в частности, хранится архив Томаса Манна, лишь фотографическая часть которого насчитывает более 5500 снимков. Помимо хрестоматийных, публикуемых из биографии в биографию, есть и редкие, вроде запечатлевших его пребывание в Пруссии, на нынешней территории России и Литвы — в Кенигсберге (Калининграде), Раушене (Светлогорске) и Ниде, где создавался роман «Иосиф и его братья».

Выставка рассказывает обо всех периодах жизни писателя, его скитаниях по свету — он эмигрировал в США, после войны отказался вернуться в Германию, жил в Швейцарии, — о семье и работе.

На снимках запечатлена и жена Томаса Манна Катя Принсгейм (1883–1980). Дочь профессора математики, она росла в либеральной семье, где все дети, несмотря на еврейские корни родителей, были крещены в лютеранство. Это не уберегло их от преследования, согласно нацистским законам они считались евреями. Тем не менее в семье самого Томаса Манна об этом предпочитали не говорить, его сын Голо вспоминал, что в его детстве еврейство матери замалчивалось.

Одновременно в московском Гете‑институте проходит фотовыставка, посвященная Любеку эпохи «Будденброков» — знаменитого романа Манна, написанного во многом на материале его собственной семьи.

 

[/part]
[phead] Вадим Сидур. Пулеметчик. 1946[/phead]
[part]

«И все‑таки…»

Москва, Музей Вадима Сидура,

до 27.9

Скульптурам Вадима Сидура 1950–1980‑х годов посвящена новая экспозиция в музее его имени. Всего сохранилось более 500 скульптур и более 1000 графических листов Сидура (см.: Ирина Мак. Формула Сидура // Лехаим. 2014. № 7). Из них отобрали работы, точнее всего отражающие эволюцию художника с точки зрения куратора экспозиции Карла Аймермахера — известного слависта, создателя и первого директора Института русской и советской культуры им. Лотмана Рурского университета в Бохуме. Выбор Аймермахера как куратора неслучаен: он долгие годы дружил с художником, издал каталог‑резоне его скульптур. При участии Аймермахера в Германии, как и в Америке, было установлено немало выполненных по моделям Сидура памятников.

В особый раздел выделены произведения на военную тему. Помимо выдержек из интервью самого Сидура, в музее на Новогиреевской можно увидеть и документальный фильм о нем.

Есть работы Сидура и на выставке «Скульптуры, которых мы не видим» в московском Манеже (открыта до 6 сентября). Здесь представлено творчество и двух других участников легендарной группы «ЛеСС», с которыми Сидур в течение многих лет еще и занимал одну мастерскую, — Николая Силиса и Владимира Лемпорта, — а также наших современников, позволяющее понять развитие постсоветского искусства, в том числе Анатолия Осмоловского, Хаима Сокола, Дмитрия Гутова, Александра Повзнера.

 

[/part]
[phead]Герман Ландшоф. Фотопортрет Ванды Ландовской. 1957[/phead]
[part]

«Война. Травма. Искусство»

Зальцбург, Городской музей,

до 27.9

Первая мировая война коснулась и Зальцбурга, хотя боевых действий в городе и его окрестностях не велось. Но многие зальцбуржцы ушли на фронт, да и в тылу быт не был простым.

Выставка напоминает о самых разных аспектах войны, в том числе о религиозной жизни — показывают, в частности, портрет полевого раввина Адольфа Альт­мана (1879–1944). Есть и снимки из лагеря беженцев в Грёдинге, где оказалось много выходцев из Галиции; на одной из фотографий запечатлен спектакль еврейской общины. Рассказывается о жизни в самом Зальцбурге, в частности о росте антисемитизма в конце войны и антиеврейских выступлениях.

В разделе, посвященном искусству, выделяется радиозапись пьесы Карла Крауса «Последние дни человечества» — из‑за гигантского объема пьесу почти не ставят на сцене.

Если успеете, посмотрите здесь же выставку «Пьесы для фортепиано». Она посвящена образу пианиста и его инструмента в искусстве. Здесь и репортажная съемка, например заснятый Эрихом Саломоном концерт Джильи в Амстердаме, и фотопортреты Ванды Ландовской и Маргариты Аргерих, а также выдающейся немецкой пианистки Элли Ней, чья карьера была разрушена собственными руками – после того, как она стала фанаткой Гитлера. Есть партитуры Шенберга, Равеля и Филиппа Гласса, а также видеофильм Летиции Бадо‑Османн «No One Returns». Он запечатлел перформанс 24 апреля 2010 года, прошедший в парижском Дворце Токио, в чьи подвалы в годы войны нацисты свозили принадлежавшие евреям фортепиано и рояли. В фильме звучит музыка Дьердя Лигети, родственники которого погибли в Маутхаузене и Берген‑Бельзене.

 

[/part]
[phead]Ковчег для Торы. Подарен синагоге в Леопольдштадте семьей Кенигсвартер, чей дом находился на Кертнерринг[/phead]
[part]

«Рингштрассе. Еврейский бульвар»

Вена, Еврейский музей,

до 18.10

150‑летие открытия Ринга — Ринг­штрассе, венского Кольца, важнейшей и самой знаменитой улицы австрийской столицы, — Вена отмечает множеством проектов, от «Климта и Рингштрассе» в Бельведере и масштабного «Кольца» в городском музее до экспозиции, посвященной нацистским планам переустройства города (см.: Еще посмотрим, Лехаим. 2015. № 6). В Еврейском музее к теме года подошли с понятным акцентом: почти половина частных инвесторов улицы, протянувшейся более чем на пять километров, были евреями. После того как император Франц‑Иосиф решил снести стены ставшей уже ненужной крепости и выстроить на новом бульваре дворцы, встал вопрос об инвестициях. Решение нашли такое: разрешили покупать землю евреям, пообещав им налоговые льготы и дворянские титулы. Расчет оправдался: аристократы не выкупили и десятой части земель, большую часть вложений обеспечила торговая и финансовая буржуазия.

Как только стали появляться дворцы, их разностилье — в новых постройках сочетались элементы античной архитектуры и готики, рококо и барокко — сразу начали высмеивать. Да и сегодня к Рингштрассе принято относиться как к улице (точнее, пяти улицам — ее разбили на несколько отрезков) некрасивой, но все равно любимой. Среди архитекторов тоже было много евреев, строивших еще и синагоги — например, Макс Фляйшер. Один из руководителей строительства Ратуши, ключевого здания Кольца, он был автором трех не сохранившихся до наших дней синагог в Вене, а также молельных домов в Будвайзе, Кремсе и других городах империи. А Отто Вагнер построил синагогу в Будапеште. Напоминает выставка и о проектах Вильгельма Штясны. Так, он построил на Шоттенринге, 35, дом для Давида Шварцмана, а неподалеку — доходный дом, принадлежащий сегодня еврейской общине города.

Здания, как правило, были многофункциональны. Внизу располагались магазины, верхние этажи сдавались, а квартиры владельцев поражали не только убранством, но и размерами, они достигали 700 кв. метров. Не зря их активно экспроприировали после аншлюса и неохотно возвращали после войны, затягивая бюрократические процедуры до бесконечности. Многие сделки были оформлены в рамках ариезации как добровольная передача акций — это произошло, например, с акциями Самуэля Шаллингера в отелях «Бристоль» и «Империал». А вот «Отель де Франс» в 1947 году вернули его хозяину Нухему Вахтелю, в 1970‑х отель стал важнейшим транзитным центром для еврейских эмигрантов из Восточной Европы.

О пышности интерьеров Ринг­штрассе можно судить по кукольному домику в барочном стиле, заказанному Габриэлой Пшибрам в 1893 году — вероятно, на бат мицву племянницы Фредерики. Украшающий «Еврейский бульвар» дом незадолго до аншлюса был подарен Музею прикладного искусства (MAK — Museum für angewandte Kunst).

Еврейские художники и меценаты — особый сюжет выставки. Несмотря на антисемитский дух города, где даже бургомистр Карл Люгер не скрывал расистских взглядов (в витринах много антисемитских открыток и карикатур), евреи поддерживали императорские музеи. Так, банкир Карл Аушпиц подарил отделу этнографии Музея природы коллекцию культовых объектов маори. Он выкупил ее у этнографа Андреаса Райшека, хранителя музея в Линце, совершившего восемь путешествий в Новую Зеландию.

К выставке вышел двуязычный (англо‑немецкий) каталог.

Одновременно венцы показывают фотографии Кристины де Гранси «Транзит. Иранцы в Вене». Они посвящены одному из этапов тайного пути, по которому иранские евреи переправлялись после революции 1979 года в Израиль и США.

[/part][/parts]

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

The Free Press: Дэвид Мэмет: «Том Стоппард и я»

Том Стоппард — переживший Холокост, иммигрант, сын нерелигиозных евреев — создал самые английские и англофильские произведения. Очевидно, что он обожал Англию и наблюдал за своей страной так, как может только чужак. Он делал это с грацией и той глубиной юмора, которая означает лишь одно: любовь

Стоппард и его история

Стоппард оказался самым продуктивным и самым высококлассным драматургом эпохи. Он написал 34 пьесы для театра, радио, телевидения. Его интересы необъятны: от либеральных споров в дореволюционной России в трилогии «Берег утопии» и загадок квантовой физики в «Хэпгуд» до интеллектуального брожения в Англии начала XIX века в его шедевре «Аркадия»

Коричневая клоунада

Реакция «прогрессивных» СМИ на выход на большую арену неофашиста Фуэнтеса любопытна. Постоянно пугающие аудиторию «Гитлером‑Трампом» или «нацистом Маском», они, казалось бы, должны бить тревогу во все колокола. Но не тут‑то было. Основная тема, которая возникает в этой связи, — это раскол в MAGA, который‑де произвел или произведет Ник Фуэнтес