13 марта 2015
Поделиться

[parts style=”clear:both;text-align:center” captions=”true”]
[phead]Дмитрий Бальтерманц. Арбатская площадь. 1958. Собрание МАММ/МДФ[/phead]
[part]

РОССИЯ. ХX ВЕК В ФОТОГРАФИЯХ. 1946–1964

Москва, Дом фотографии — Мультимедиа/Арт‑Музей

до 22.3

Третья выставка в рамках многолетнего проекта, посвященного истории российского фотоискусства в прошлом веке. Здесь собраны работы известных и полузабытых мастеров фотожурналистики: Дмитрия Бальтерманца, Льва Бородулина, Николая Волкова, Роберта (Иосифа‑Рафаила) Диамента, Семена Мишина‑Моргенштерна, Анатолия Морозова, Всеволода Тарасевича, Виктора Руйковича и др. Многие из них, как Бальтерманц, Диамент и Эммануил Евзерихин, прошли войну, но это не отменило трудностей в поисках работы после победы: тот же Бальтерманц долго не мог никуда устроиться из‑за царивших в стране борьбы с космополитами и антисемитских настроений.

За те 18 лет, что представлены на выставке, жизнь страны изменилась неузнаваемо. Изменились и ее политические герои, одни умерли, другие, как Каганович, Маленков и Молотов, рухнули с высот власти, третьи, напротив, власть получили. Сегодня все они воспринимаются одинаково анекдотично, хотя на фотографиях без подписи их могут опознать уже немногие, куда больший интерес вызывают ученые и художники. На Остоженке можно увидеть снимок Виктора Генде‑Роты, запечатлевшего вручение Нобелевской премии Льву Ландау, и работы Виктора Ахломова, снимавшего Юрия Любимова во время репетиции в только что открывшемся Театре на Таганке (Ахломов снял и выпускной студенческий еще спектакль «Добрый человек из Сезуана», поставленный Любимовым в Щукинском, с которого и началась Таганка).

Как обычно, выставка сопровождается фундаментальным альбомом – более 400 страниц. Хронология тома шире хронологии выставки, он начинается с 1941 года. Кроме хрестоматийных фотографий военных лет публикуются и малоизвестные, в том числе из Могилевского гетто.

[/part]
[phead]Константин Рудаков. Портрет Соломона Юдовина. 1934. Москва. Частное собрание[/phead]
[part]

Константин Рудаков

Москва, Галерея Галеева,

до 1.4

Графика одного из самых интересных иллюстраторов советской поры представлена книжным и журнальным наследием, а также портретами. Среди первых — работы для сатирических журналов 1920‑х «Смехач», «Ревизор» и «Бегемот». Среди вторых — портреты критиков, коллег и коллекционеров, таких как Николай Пунин, Георгий Верейский (Анатолий Каплан считал его своим учителем в литографии), Исаак Бродский. Последний не только помогал Рудакову с работой, но и сам коллекционировал его графику, чем, как вспоминает вдова художника, «материально очень поддерживал». Цитаты из материалов семейного архива публикуются в каталоге — как и портрет самого Бродского (на выставку он не попал), и акварель 1910‑х «Еврейская семья» из частного собрания в Милане. Зато представлен портрет художника и знатока еврейской культуры Соломона Юдовина (1892–1954). Заниматься живописью он начал в витебской школе Иегуды Пэна, до революции ездил с еврейскими этнографическими экспедициями С. Ан‑ского, участвовал в выставках еврейских художников обеих столиц, а после работал в Еврейском музее в Ленинграде, вплоть до его закрытия в 1928‑м. Юдовин опубликовал альбом с 26 линогравюрами «Еврейский народный орнамент» (1920), он и в дальнейшем занимался еврейской тематикой, иллюстрировал книги еврейских авторов. Но подготовленный им перед войной новый том ксилографий «Еврейские народные орнаменты» не вышел, хотя был готов макет с суперобложкой и восемью гравюрами.

[/part]
[phead]Игорь Макаревич. Портрет Ф. Кафки с кротом на коленях. 1974. Courtesy XL Галерея[/phead]
[part]

Кафка

Москва, Музей Пушкина,

до 22.3

Одна из лучших выставок сезона посвящена истории восприятия Франца Кафки российскими художниками. Она приурочена к 98‑й годовщине второй официальной помолвки Франца Кафки и Фелиции Бауэр и Году литературы.

Среди более чем сотни произведений не только иллюстрации к прозе пражского гения, но и работы, отобранные по ассоциативному признаку — передающие настроение, атмосферу, дух кафкианского мира. Таков «Тревожный день» Григория Зозули (1926. Собрание А. Балашова, Москва), блестящий образец «бессюжетного» искусства межвоенного времени. Впечатляет и живопись Бориса Свешникова, предоставленная музеем «Мемориал».

Иллюстрации — не только к вещам, чьи названия вспоминаешь в первую очередь, как «Превращение» (авторская книга Михаила Карасика выпущена в 1992 году тиражом в 100 экз.; собрание Леонида Тишкова) или «Процесс» в офортах Игоря Макаревича, но и к редко вспоминаемым произведениям. Графика Юрия Рыжика создана по рассказам «Сельский врач», «Охотник Гракх» и «Железнодорожные пассажиры», а серия гуашей Екатерины Гавриловой — по мотивам «Тоски» (все — собственность авторов).

Есть и артефакты, собранные из архивных материалов и выглядящие невольной импровизацией на темы Кафки, как документы и рисунки 1920–1950‑х годов скульптора Меера Айзенштадта, представленные на двух больших планшетах. В письмах речь идет о попытках Айзенштадта противостоять скульптору‑лауреату Евгению Вучетичу, пытавшемуся отобрать у коллеги часть его мастерской.

Работы дополнены цитатами из текстов Кафки, касающимися прежде всего бюрократии. Ее феномен выглядит сегодня универсальным схватывающим средством всей истории человечества.

[/part]
[phead]Формы для печенья на Пурим. Восточная Европа. Конец XIX века. Собрание Давида Петерса. © JMW[/phead]
[part]

Кошерно… Еда и традиция в еврействе

Вена, Еврейский музей,

до 8.3

Бывают выставки, которые трудно делать с исключительно серьезным выражением лица. Например, выставки о еде. По крайней мере, вопросы, поставленные перед зрителем в первом зале экспозиции о кошерном, радуют: были ли в Ноевом ковчеге свиньи? Могут ли евреи напиваться? Правда ли, что в каждом гранате 613 зерен, а в еврейской семье две кухни?

Каталог полон рецептов, но рассказ о кошерном по‑академически глубок, он опирается на редкие экспонаты из музеев Германии и Австрии. Если речь о седере, то блюд показывают сразу несколько, от сделанных в Праге до иерусалимских. В разделе о кашруте — вегетарианские пилюли для таблеток и парики. Особое место уделено венским кофейням, которые расцвели во времена Фрейда. Перед Второй мировой список их владельцев заметно изменился. Сатирическая утопия одного из их завсегдатаев, Гуго Беттауэра, опубликовавшего роман «Город без евреев» (1922), неожиданно оказалась не утопией — хотя сегодня гастрономическая карта Вены вновь полна еврейских адресов.

[/part]
[phead]Портрет Менаше бен Исраэля из книги «De immortalitate animae» («Sefer nishmat hayim»). Гравюра. Амстердам. 1651 [/phead]
[part]

200 и 20

Вена, Еврейский музей,

до 12.4

Название выставки определено двумя датами, отмечавшимися в прошлом году. Двести лет назад типограф Антон Шмид передал 133 отпечатанные им еврейские книги общине Вены. Так было положено начало одной из старейших общинных библиотек на континенте. А в прошлом году музей отметил 20‑летие собственной библиотеки — с ее 45 тыс. томов она крупнейшая в стране по иудаике.

По этому поводу в Кабинете показывают сокровища разных стран и эпох. Есть здесь мантуанские издания XVI века, в том числе знаменитый труд Азарьи ди Росси «Меор эйнаим» (1573–1575). Его революционный характер поставил в затруднение многих современников: в Венеции на книгу наложили херем, ее можно было прочитать лишь с разрешения раввинов, в Мантуе пытались запретить к ней доступ читателям моложе 25 лет.

Есть увидевший свет в 1651 году в Амстердаме иллюстрированный труд Менаше бен Исраэля «De immortalitate animae» («Sefer nishmat hayim»), а также киплинговский «Слон» с иллюстрациями Эля Лисицкого, опубликованный в Берлине в 1922‑м на идише. Выставили и регистрационные карточки библиотеки, открытой для евреев в нацистской Вене (с 1942 года им было запрещено пользоваться публичными собраниями). Выдача книг продолжалась до марта 1945‑го, но количество читателей сокращалось каждый день.

[/part]
[/parts]

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Апория Зенона

Мудрецы Талмуда вывернули библейский стих наизнанку. Безумные восстания против Рима стоили Израилю большой крови и долгого изгнания, так что взяли верх миротворцы и «присмирел наш род суровый». Столетиями евреи были унижены, но не унижали, оскорблены, но не отвечали на оскорбления, пока не возмутился дух... Когда же Израиль встал с колен и начал отвечать оскорблением на оскорбление и убийством на убийство, как бы вернувшись во времена пророчицы Деворы, он подвергся всеобщему порицанию и осуждению

Мечта

Мечта Джейка, мечта еврея диаспоры: после ужасов Холокоста, всех унижений диаспоры, погромов в России и выходок франкоязычных люмпенов в Канаде найти мстителя, который не будет жить тихо‑мирно и робко, а отплатит всем антисемитам от канадских хамов до Менгеле включительно