[parts style=”clear:both;text-align:center” captions=”true”]
[phead][/phead]
[part]

Леа Грундиг

Франкфурт, Еврейский музей,

до 6.12

В 2006 году берлинская Академия искусств подарила Еврейскому музею Франкфурта 45 листов графики Леа Грундиг (1906–1977), на чей стиль в молодости так повлиял Отто Дикс. На небольшой, т. н. «кабинетной», выставке сейчас показывают 13 работ из циклов «Под свастикой», «Война угрожает» и «Виноват еврей». Среди других ее серий 1930‑х годов — «Гетто». В 1938‑м художницу арестовали за коммунистические убеждения. После полутора лет заключения Грундиг смогла покинуть Германию и обосновалась в Палестине — сперва в лагере Атлит, затем в Хайфе. После войны сделала карьеру в ГДР — в Союзе художников, став в итоге его председателем. Но для истории куда важнее ее участие в процессе над юристом Гансом Глобке, занимавшимся при Гитлере разработкой антисемитских законов и оставшемся на госслужбе при Аденауэре.

[/part]
[phead][/phead]
[part]

Новые поступления. 1997–2014

Петербург, Реставрационно‑хранительский центр «Старая деревня»,

до 11.1

Мало кто знает, что у Эрмитажа, помимо пространств на Дворцовой площади и Университетской набережной, есть еще большой выставочный зал в здании его фондов у метро «Старая деревня». Сейчас в нем проводят ревизию новых поступлений во все отделы музея, отобрав 400 экспонатов из 90 тыс. новинок постперестроечной эпохи. Здесь и картины, и книги, и предметы декоративно‑прикладного искусства, как туалетный прибор графини Н. П. Голицыной, вошедшей в историю как пушкинская «пиковая дама».

Одни предметы были закуплены в конце 1990‑х благодаря щедрому гранту президента Ельцина, в их числе и автопортрет Хаима Сутина второй половины 1920‑х. Другие поступили в дар (в том числе от Евгения Сатановского, а также Российского еврейского конгресса) или пришли «самотеком»: закупочная комиссия все еще может себе позволить пополнять фонды редкостями. Есть и рисунки Сергея Эйзенштейна, и офорт «Пастух и его стадо» Марка Шагала из иллюстраций к Лафонтену, и чаша из калканской яшмы, выполненная на Екатеринбургской гранильной фабрике и подаренная Николаем II берлинскому банкиру Артуру Фишелю. Он представлял банкирский дом Mendelssohn & Co., сопроводительное письмо к дару написал Витте.

Среди других интересных декабрьских выставок в России — «Неясно» в московской галерее «Ковчег» (до 12 декабря). Для проекта, посвященного не только туманам, но и запутанным образам вообще, отобрали, в частности, работы Ростислава Барто, Константина Истомина, Александра Лабаса, Павла Никонова, Юрия Норштейна, а также автора «Лехаима» Павла Шевелева и знаменитого книжного иллюстратора Бориса Шейнеса, уехавшего в годы перестройки в Чикаго.

[/part]
[phead][/phead]
[part]

Слишком человеческое

Женева, Музей Красного Креста,

до 4.1

Подготовленная вместе с Женевским музеем современного искусства выставка предлагает взглянуть на насилие и его производные, войну и заключение, не с точки зрения правителей и официальной историографии (то есть взглядом наиболее распространенным, устоявшимся и безопасным), но с точки зрения человека, мыслителя и жертвы. Здесь работы тех, кто воевал или скрывался от нацистов, был арестован, отправлен в концлагерь и там погиб, как Шарлотта Саломон или Феликс Нусбаум (см.: Алексей Мокроусов. Взгляд и его эхо), и тех, кто выжил, как Зоран Музич или Николай Гетман (работы этого харьковского художника, десять с лишним лет отсидевшего на Чукотке, высоко ценил Солженицын). Есть творчество тех, кто, избежав лагерей, анализировал происходившее в застенках, в окопах или тылу: Пикассо, Отто Дикс, Пьер Таль‑Коат, Леонид Голуб. Воображения достаточно, чтобы представить и передать чужую боль, то, как меняется мир из перспективы раненого, покалеченного, заключенного в неволю. Воображения оказывается недостаточно для того, чтобы всерьез изменить мир — почему‑то его трансформацией занимаются в основном персонажи с битыми пикселями.

[/part]
[phead][/phead]
[part]

Дети Авраама

Вена, Национальная библиотека,

до 11.1

Музей папируса Национальной библиотеки поставил перед собой сложнейшую задачу: рассказать о восприятии Библии тремя мировыми религиями — иудаизмом, христианством и мусульманством. Среди 90 экспонатов — уникальные, часто впервые выставляемые фрагменты рукописей, от античности до Средневековья, в том числе фрагмент пергаментной книги Исайи на древнееврейском языке с комментариями масоретов на полях (Египет, до XV века), самый ранний из известных фрагментов «Завещания Соломона» (Египет, V—VI века), а также кодекс на древнееврейском со львом, вырастающим из буквицы (Германия, 1299).

[/part]
[phead][/phead]
[part]

Стефан Цвейг

Вена, Театральный музей,

до 12.1

Выставка «Прощание с Европой» посвящена жизни Цвейга в эмиграции. В Англию он уехал из полнившейся антисемитизмом Австрии в 1934 году, в Америку — в 1940‑м. Уже находясь за границей, он подарил Театральному музею Вены огромное собрание автографов. Письма его не интересовали, только рукописи художественных произведений и корректуры. Многие из них впервые представили сейчас публике, в том числе автографы Пруста, Шницлера и Кафки (показана страница рукописи романа «Америка»). Впервые в Австрии показывают и рукописи самого Цвейга из архивов Америки и Израиля.

Особый раздел посвящен последним произведениям писателя, мемуарам «Вчерашний мир», отосланным в издательство незадолго до самоубийства четы Цвейг, и «Шахматной новелле», чье действие происходит на «эмигрантском пароходе», идущем из Нью-Йорка в Буэнос‑Айрес, и в которой речь идет о бывшем немецком заключенном. Можно посмотреть и знаменитую экранизацию Герда Освальда (1960) с Курдом Юнгерсом в главной роли. А два года назад прошла премьера оперы по мотивам «Шахматной новеллы», созданной испанским композитором Кристобалем Халфтером.

[/part]
[phead][/phead]
[part]

Роман Вишняк

Париж, Еврейский музей,

до 25.1

«От Берлина до Нью‑Йорка. 1920–1975» — таков подзаголовок выставки, представляющей фотонаследие Романа Вишняка (1897—1990). Уроженец Павловска под Петербургом, москвич в детстве, берлинец в молодости, он успел эмигрировать в Америку, с которой, впрочем, был связан еще до второй мировой войны. После 1935 года Вишняк много снимал по заказу европейской дирекции «Джойнта», решившего запечатлеть жизнь восточноевропейских евреев. Благодаря этому хотя бы на фотографиях сохранились сцены из жизни и маленьких штетлов, и еврейских кварталов крупных городов, таких как Варшава, Краков и Лодзь (пропали лишь два немых фильма, снятых Вишняком в Закарпатье, Рутении и Галиции). Эти снимки показаны среди других 220 работ на выставке, побывавшей прежде в Нью‑Йорке и Амстердаме. Столица Нидерландов — не случайный город в этом турне, один из разделов отдан выдержанному в духе русского конструктивизма фоторепортажу 1939 года, запечатлевшему хахшару. В Северной Голландии был создан специальный лагерь для собиравшихся переезжать в Палестину: молодежь учили жить в сельской местности (дети самого Вишняка, Вольф и Мара, тоже были убежденными сионистами). В марте 1941 года эсэсовцы закрыли лагерь, а его обитателей отправили в концлагеря. Из 315 юношей и девушек погибло 175 человек.

К этому моменту сам Вишняк уже был арестован во Франции как немецкий гражданин, но вскоре ему удалось эмигрировать вместе с женой‑латышкой и детьми в Америку. Здесь он работал как портретист (в Париже показывают, в частности, его Эйнштейна и Шагала), снимал жизнь еврейских общин и эмигрантов, увлекся фотомикроскопами (им отдали особый зал выставки), но после войны вновь поехал в Европу — фотографировать разрушенный Берлин, лагеря для перемещенных лиц, переживших Шоа.

Всего архив Вишняка в Международном центре фотографии в Нью‑Йорке насчитывают 30 тыс. единиц, от негативов и кинофрагментов до частной переписки.

[/part]
[/parts]