В какой знаменитой израильской песне оплакиваются утраченные евреями святыни Иерусалима? Почему именно ее пели солдаты Шестидневной войны у освобожденного Котеля? Как эту песню перепевали другие музыканты? Могла ли она стать гимном Израиля и почему не стала?

Мы продолжаем знакомить читателей «Лехаима» с фрагментами подкаста «Кумкум. Плейлист» о десяти песнях, которые сформировали Израиль, созданного культурным центром «Бейт Ави Хай» в Иерусалиме. Напоминаем, что структура подкаста проста: каждый его выпуск строится вокруг песни, записанной в то или иное десятилетие истории страны.

Если в некоторых случаях тезис о песнях, сформировавших страну, звучит гиперболизированно, то с 1960‑ми годами сомнений быть не может: композиция, о которой я расскажу в этом выпуске, претендовала даже на то, чтобы стать официальным гимном страны (а в массовом сознании, пожалуй, и стала им). Честно признаюсь: сначала я не хотел включать ее в свой плейлист: это казалось слишком простым, очевидным, напрашивающимся выбором. Но потом стало ясно, что без нее любой рассказ о музыке Израиля не будет полным. Поэтому пржде всего слушаем «Золотой Иерусалим» — «Йерушалаим шель захав» Наоми Шемер — в классическом исполнении певицы Шули Натан. А затем разберемся, почему именно у этой песни по сей день буквально священный статус, в чем тут хитрость и как она разделила историю израильской музыки на «до» и «после».

Подозреваю, все мы привыкли к стандартному западному нарративу про 1960‑е: мол, это десятилетие гитарных рок‑групп, психоделии, контркультуры и так далее. Однако к Израилю это относится в существенно меньшей степени. Точнее, так: после 1967 года веяния свободолюбивой рок‑музыки смогли достичь берегов страны, и здесь тоже появились свои гитарные герои. Но еще в середине 1960‑х в Израиль не пустили, например, группу The Beatles. Серьезно! На государственном уровне запретили планировавшийся концерт битлов, опасаясь, что их песни испортят местную молодежь.

Что же случилось в 1967‑м? Известно, что Шестидневная война, одна из славных страниц в официальной летописи Израиля, и, конечно, ее легендарный саундтрек: песня «Йерушалаим шель захав», которая, вопреки распространенному мнению, была написана еще до ее начала.

Поводом для создания композиции стал весенний фестиваль израильской песни в Иерусалиме, приуроченный ко Дню независимости. Надо понимать, что нынешняя столица принадлежала тогда Израилю далеко не полностью: восточная часть Иерусалима, а также весь Старый город оставались под властью Иордании, евреи туда не допускались.

Организаторы песенного фестиваля перерыли архивы государственного радио в поисках песни, которая отражала бы горечь народа, оторванного от своих святынь — Стены Плача, Храмовой горы, Масличной горы. Но они так и не нашли ничего подходящего. За новой композицией на эту тему обратились к Наоми Шемер, которая не сразу, но согласилась помочь и в итоге создала свое главное произведение.

«Это не просто песня, это молитва», — сказал мне Йоав Кутнер. Да, причем написанная на соответствующем языке и снабженная соответствующим ассоциативным рядом. Сам образ «Золотого Иерусалима» имеет талмудическое происхождение и восходит к истории о рабби Акиве, подарившем драгоценную диадему с декором в виде крепостных башен Старого города своей лишившейся отцовского наследства жене. Фраза «Если я забуду тебя, Иерусалим» — отсылка к 137‑му псалму. А другая фраза — «Ле‑холь ширайх они кинор» («я скрипка для всех твоих песен») — аллюзия на одну из «Песен Сиона» средневекового еврейского поэта, философа, законоучителя Йеуды Галеви. О том, какое место эта цитата из «Золотого Иерусалима» занимает в израильском коллективном бессознательном, ярко свидетельствует моя маленькая личная история. Я с изумлением обнаружил ее в курсе иврита приложения Duolingo, рядом со стандартными обучающими фразами типа «мама и папа едят обед» или «собака лает на кошку».

Чему посвящена молитва Наоми Шемер? Разумеется, воссоединению евреев со священными для них местами. И это не только святыни Иерусалима, но и Мертвое море, и Иерихон. Писатель Амос Оз критиковал создательницу песни за строчку «Кикар а‑шук река ве эйн покед эт хар а‑байт ба‑ир а‑атика» («Рыночная площадь пуста, никто не восходит на Храмовую гору в Старом городе»): мол, как это пуста, там живут арабы! «Мир без евреев — это мертвая планета, — отрезала Шемер. — А земля Израиля, в которой нет евреев, именно что “безвидна и пуста”».

Далеко не всем молитвам свойственно быстро сбываться, но с молитвой Наоми Шемер произошло именно это: спустя три недели после иерусалимского фестиваля разразилась война, в которой Израиль одержал стремительную и впечатляющую победу над превосходящими силами противника. Территориальные приобретения включали Синайский полуостров, Газу, Голанские высоты, то, что сегодня называется «Западным берегом реки Иордан», а также Восточный Иерусалим — и, разумеется, Старый город со всеми святынями. Десантники израильской армии хором исполнили «Йерушалаим шель захав» прямо у Стены Плача. А Шемер, получив новости о завоевании города, оперативно дописала в свою композицию дополнительный куплет с простым и внятным месседжем: «Мы вернулись».

Впрочем, у одного из героических парашютистов, освобождавших Старый город, к песне «Йерушалаим шель захав» возник, так сказать, ряд вопросов. Меир Ариэль, в будущем — один из самых тонких и талантливых израильских поэтов‑песенников, а тогда просто солдат Армии обороны Израиля, откликнулся на сочинение Наоми Шемер своей композицией на ту же самую мелодию, которая не вполне оригинальна и восходит к колыбельной, популярной в Стране басков

Версия Меира Ариэля озаглавлена иначе: «Йерушалаим шель барзель», то есть не «золотой Иерусалим», а «железный». Где у Наоми Шемер была идеализированная и несколько мифологизированная картинка, у Ариэля — суровая правда жизни: железо вместо золота, свинец пуль и снарядов вместо бронзы, тяготы и лишения вместо ослепительного света иерусалимских святынь. Это более реалистичный, более земной взгляд на проблему, изрядно сбивающий пафос песни Шемер — что, к слову, предвосхищает скорую смену оптики израильской популярной музыки: ее движение от «мы» к «я», от общего к частному. И создательнице песни «Йерушалаим шель захав» альтернативная версия поначалу абсолютно не понравилась — более того, Шемер была в гневе и всерьез подумывала о том, чтобы на законодательном уровне добиться запрета песни Меира Ариэля и изъятия его дебютного сингла, выпущенного по горячим следам после войны Судного дня. Потребовалась личная встреча двух авторов, чтобы они разрешили возникшие противоречия, и сегодня оба варианта песни про Иерусалим занимают свое законное место в истории израильской музыки.

Разумеется, версия Шемер — впервые, напомню, исполненная певицей Шули Натан — намного популярнее. Это один из звуковых символов и Израиля, и даже еврейства в целом: так, Стивен Спилберг, нисколько не смутившись анахронизмом, вставил ее в фильм «Список Шиндлера», посвященный Холокосту. Между прочим, в Израиле это решение не оценили и в здешнем прокате звуковую дорожку подвергли редактуре: вместо «Йерушалаим шель захав» в фильме прозвучала песня «Халиха ла‑Кейсариа» поэтессы Ханы Сенеш, участницы антигитлеровского Сопротивления.

Песня Шемер переведена на множество языков и исполняется в том числе далеко за пределами Израиля — например, Тамарой Гвердцители и «Хором Турецкого». Я же сосредоточусь на внутриизраильских кавер‑версиях: помимо Шули Натан, на сайте подкаста можно услышать «Йерушалаим шель захав» в исполнении самой Наоми Шемер, всемирно известной звезды world music Офры Хазы, а также рок‑группы «А‑Йеудим».