Виктор Платонович Некрасов был на редкость совестливым, порядочным. Казалось бы, чего ему, русскому писателю, встревать в дела явно властям неугодные. Ведь он за участие в митинге в Бабьем Яру сурово поплатился. Его допрашивали. У него в квартире был обыск, его лишили гражданства. Тема еврейства всегда особенно раздражала советскую власть. «Б-г ты мой, — говорил Виктор Платонович, — как трудно быть русским писателем. Как трудно жить по совести...»

Свечку мы растопили в алюминиевой ложке. Из ниток, которые надергали из тряпок, скрутили фитиль, и Валера своими умелыми руками слепил из парафина геморроидальной свечи настоящую свечу с фитилем. В тот вечер праздника Хануки 1972 года (в 5732 год от Сотворения мира) в камере «Матросской Тишины» случилось еще одно ханукальное чудо — зажегся Свет Хануки.

Какое счастье, что Мишка задержалась в Москве! Увы, надолго. 10 марта 1936 года Лубянка дождалась, наконец, Вильгельмину Мюллер. Между прочим, Лубянка не дальше от Кремля, чем отель «Люкс». Можно подумать, что террористке, жаждавшей убить Сталина, шпионке, работавшей на Гитлера, компетентные органы подбрасывали возможности: действуй! Странно, что столько отважных арестанток ими не воспользовались...

Евреи были предоставлены своей судьбе. Кто‑то, бросив всё, поспешил уехать любыми путями. А кто‑то остался, не веря советской пропаганде, описывавшей зверства фашистов. Многие еще помнили немецкую армию образца 1918 года, которая вела себя вполне цивилизованно. Мысль о том, что в середине ХХ века людей будут убивать по национальному признаку, не укладывалась в голове. Но выбирать, и то недолго, могли лишь евреи Сталино, Горловки, Краматорска. У мариупольских евреев времени не оказалось... 20 октября 1941 года евреев собрали у выхода из казармы.

«Мы с Василием Гроссманом жили на маленькой дачке под Москвой. По сути дела, прятались, потому что ждали худшего — уничтожения еврейского народа. Топить печь нам помогала одна женщина. Однажды она пришла и сказала: «Сталин заболел»... Мы решили: уж если пишут «заболел», значит, скорее всего, подох». 6 сентября исполняется 110 лет со дня рождения поэта и переводчика Семена Липкина. К юбилею мы публикуем интервью, которое Семен Израилевич дал в 2001 году.

«Я знаю, меня не любят сионисты или фанатики еврейства. Меня не любят и те, кто хотел бы забыть о своем еврейском происхождении. Но ко мне всегда хорошо относились те евреи, которые не порывают ни с ценностями и историей еврейства, ни с ценностями и историей России и русской культуры, так как они родились и выросли в этой стране и заслуженно считают себя частью советского народа, частью Советского Союза...»

Записки Мандельштама о ГОСЕТе, о Михоэлсе — быть может, самое интересное, самое важное, что написано об этом примечательном явлении. Он посещал спектакли театра не только в Ленинграде, в Москве, но везде, где это ему удавалось... Есть у Маршака такие стихи: «Люди пишут, а время стирает, Все стирает. Что может стереть...»

Гудзенко, подумав, заметил: «Это еще не наша война». Наступит срок нашей, и мы трое, Левитанский, Гудзенко и я, попадем в один из батальонов сверхсекретной Особой Бригады, открыто готовившей в подмосковных дачных поселках диверсантов широкого профиля.

Ничья судьба не сравнится с еврейской. В этом, казалось бы, нет ничего нового, но исторически у евреев всегда бывала надежда на лучшее. Однако не в этот раз. Евреи, третья по численности группа населения СССР, чьи представители получили высшую воинскую награду, Герой Советского Союза, в войне пострадали трижды. И это действительно одна из самых пострадавших во время войны национальностей, с какой стороны ни посмотри. Тому была масса причин.

«Штурмана Кордонского знал только по совместной работе в 36 МТАП. Знал, что он трижды представлялся к присвоению звания Героя Советского Союза, и трижды на его наградных листах стояла резолюция "Воздержаться"... Летал он очень смело, был инициативен в воздухе, сам напрашивался на боевые вылеты...»

До поры до времени не все было очевидно и мне, хотя я наблюдал бойца Шклярского, еще не подозревая, что он — «надежда математики». О гибели его услышал с опозданием, приехав в отпуск осенью 1945 года и зайдя в штаб Особой Бригады, с которой расстался три года назад. Но на вопрос «как? при каких обстоятельствах?» отвечали пожатием плеч. Секретность в Бригаде почиталась нормой.

И это — тот самый Ортенберг? Знаменитый редактор «Красной звезды» — популярнейшей газеты военных лет? Ветеран Халхин-Гола, Финской и Великой Отечественной? Генерал рабоче-крестьянской Красной армии? Неужели так неказисто выглядит и так убого живет человек, чье имя давно и нерушимо вошло во все учебники по истории журналистики?