«А что там делает Авром‑Абба?» — спрашивает раввин Берл. «Ну как что, — отвечаю, — субботнюю трапезу ест». — «Небось у него там и сто грамм водки имеется. А мне вот нельзя!» — с чувством глубокой зависти говорит Борис Львович. Мне как‑то странно слышать это почти детское выражение страсти, но я уже очень хорошо понимаю: страсть к жизни является главным качеством Бориса Львовича. Он провел большую часть своей жизни в лагерях, на поселениях, без семьи и друзей, но сохранил необъяснимую любовь к жизни

Многие из моих друзей, возможно, ожидали, что я крещусь, но этот шаг казался мне абсолютно бессмысленным. Зато христианским богословием я интересовался очень серьезно. Было совершенно очевидно, что известное мне христианство является очень искаженным отображением религиозных брожений прошлых эпох. Как‑то мы беседовали с одним моим христианским другом. Выслушав мои аргументы, он сказал: «Ты знаешь, наверное, кто‑то тебе советует креститься, но я не советую! У нас и без тебя своих еретиков хватает». Так постепенно я пришел к идее, что нужно заниматься изучением Торы. Ведь иудаизм — это единственная религия, в которой я могу быть еретиком и оставаться внутри!

100 лет назад умер крупнейший русский мыслитель и антисемит Василий Розанов. «Лехаим» публикует фрагмент воспоминаний Аарона Штейнберга о великом православном философе. Отличавшийся необыкновенной терпимостью к чужому мнению, Штейнберг был поражен бурной антисемитской деятельностью русского писателя и философа во время суда над Бейлисом.

Я порылся среди книг и взял с собой на операцию три из них, которые должны были мне помочь достойно вступить в союз со Всевышним. Первая — том «Еврейской энциклопедии» Брокгауза и Ефрона со статьей про обрезание. Идиотизм этой статьи и ее неадекватность к моей ситуации помнятся мне до сих пор, хотя прошло больше 35 лет. Вторая книга была «Бхагавадгита», а третья — том Платона с диалогом «Федон». Вооруженный такой мощной духовной поддержкой, я ехал в колясочке на операционный стол.