Даже для сумбурных 1990‑х хасиды в Москве были немножко «чересчур». Мрачноватого вида бородатые люди в черных старомодных одеждах не особенно вписывались в сумасшедшую атмосферу радостных, как думалось тогда, перемен постсоветской эпохи. Многим столичным жителям прежде не доводилось с ними встречаться. Советская власть строго регламентировала внешние проявления религиозной жизни верующих всех конфессий. И если в провинции, при сравнительно небольшом населении того или иного города, появление еврейского раввина было достаточно привычным, то в огромной Москве можно было всю жизнь прожить, не встретившись с ним. Здесь, в столице, религиозная жизнь верующих разных конфессий происходила по четко определенным адресам.

Мусульмане, например, посещали мечеть возле Олимпийского проспекта, католики ходили в собор на Малой Грузинской, иудеи — в хоральную синагогу на улице Архипова. Была еще старая деревянная синагога в переулках Марьиной рощи. У православных выбор был шире, но и он существовал исключительно «в рамках дозволенного».

И вдруг в начале 1990‑х в самом центре Москвы появились хасиды. Они сразу же вызвали любопытство, причем не только своими экзотическими одеждами. Как коротко и скупо успели сообщить тогда некоторые СМИ, их приезд был связан с хлопотами по возвращению книг из «библиотеки Шнеерсона». Библиотека считалась святыней, часть ее (около 12 тыс. томов) оставалась в России в результате длинной цепи событий: Первой мировой войны, последующих революций и вынужденного, поспешного отъезда за рубеж Любавичского Ребе Йосефа‑Ицхока Шнеерсона, спасавшегося от преследований властей. Именно так часть этих книг оказалась в Российской государственной библиотеке.

История с библиотекой заставила многих журналистов поближе познакомиться с хасидами. В ту пору я была сотрудником политического еженедельника «Новое время», и мой интерес к хасидам казался оправдан и закономерен. Однажды, постучав в указанную дверь, я увидела человека в белоснежной рубашке и с черной шляпой на голове. Он широко улыбался, был наделен обаянием, или, как теперь говорят, харизмой, которая мгновенно подкупала.

«Исаак Коган», — назвал он себя, не протягивая руки.

Именно Коган был одним из четырех посланников Ребе Шнеерсона (здравствовавшего на тот момент), направленных в Москву для выяснения судьбы библиотеки.

История книг и людей, пытавшихся решить судьбу московской части библиотеки Шнеерсона, оказалась непростой. Потребовалось много усилий, терпения, выдержки, а иногда и скандальных разбирательств между противоборствующими сторонами. Не обошлось без громких газетных публикаций: чаще взвешенных, стремящихся разобраться в сути вопроса, но порой и откровенно шовинистических. Отдал дань этой теме и еженедельник «Новое время», в котором по результатам моих встреч и бесед с Коганом была опубликована статья «Ужасно шумно в доме Шнеерсона».

Коган — один из тех, кто прошел этот путь противостояния, находясь в России. К слову сказать, в истории с библиотекой окончательная точка не поставлена по сей день. Два десятилетия спустя ей можно посвятить приключенческий роман или сделать прологом к абсолютно изменившейся жизни еврейской общины Москвы.

Можно ли быть раввином без синагоги? Очевидно да. А может ли синагога быть без раввина? Очевидно нет. А ведь так и было в Москве. На Большой Бронной, 6 тридцать лет назад стояла синагога, в которой не было раввина, но располагался Московский дом самодеятельного творчества. Со всеми вытекающими из этого атрибутами: запыленными бархатными занавесями, полумягкими креслами «в тон» и межрепертуарным царством скуки. За возвращение здания шла борьба.

Сегодня, годы спустя, на Большой Бронной стоит прекрасное 6‑этажное здание. Оно перестроено, причем грандиозно. Сквозь огромные прозрачные стекла виден бережно сохраненный и отреставрированный фасад старой синагоги. Здание нового общинного дома будто обнимает старый. В свой модернизированный и оснащенный всем необходимым молельный дом приходят верующие со всей Москвы.

Но такой «чисто российский» позитив в связи с ортодоксами нравится далеко не всем. Особой любовью они не пользуются. Израильтяне, например, сосуществуя со множеством разнообразных религиозных групп, в том числе ультраортодоксальных, его не одобряют. Зачем, дескать, хвалить людей из закрытых, существующих по своим внутренним законам сообществ?..

Спорить не приходится: они действительно закрыты. И, судя по фактам, из века в век живут, отгородившись от мира, причем одинаково в самых разных странах. С одним «но»: в России все сложилось чуть‑чуть иначе, причем не сегодня, а уже два столетия назад.

Именно тогда в маленьких местечках появились хасиды — последователи движения «благочестия», распространившегося по всей Российской империи. В силу своей распространенности ортодоксальное учение здесь «приблизилось к народу», стало почти официальной религией, объединившей иудеев.

Я попытаюсь на примере одного человека и его реальных дел показать, почему это «чуть‑чуть иначе» стало так важно именно здесь и сейчас.

Построенная в конце XIX века, синагога на Бронной была детищем Лазаря Полякова — крупного железнодорожного подрядчика, банкира, щедрого мецената и главы московских евреев. В течение 40 лет, начиная с 1869 года, он возглавлял правление московской еврейской общины. В начале 1880‑х купил и присоединил к своей существующей уже усадьбе на Тверском бульваре несколько участков, выходящих на Большую Бронную. Получил разрешение московского генерал‑губернатора на приспособление жилого дома под домашнюю синагогу, прихожанами которой могли стать только 40 семейств.

Первоначально фасад синагоги был оформлен в мавританском стиле. Так предложил архитектор М. Н. Чичагов, это соответствовало модным тенденциям времени. О непосредственном назначении постройки напоминало лишь оформление главного входа: барабан со шлемовидной головой венчала шестиконечная звезда. Здание, представлявшее собой некую картинку Востока, сильно отличалось от всего, что его окружало.

Не слишком удачное время было выбрано для открытия новой синагоги. Весной 1891 года вместо лояльного В. А. Долгорукого московским генерал‑губернатором был назначен брат императора, великий князь С. А. Романов, отличавшийся недобрым отношением к инородцам и ярым антисемитизмом. Закономерным стало закрытие уже существующих синагог и выселение евреев. Но синагога на Бронной как‑то устояла: там все еще могли молиться члены семьи Полякова и ближайшие родственники.

Однако ему всякий раз приходилось обращаться к властям за разрешением о проведении общественного молебна. Запрещения и разрешения следовали одно за другим, как и визиты жандармов, разгонявших тех, кто был сверх оговоренного числа прихожан. 17 апреля 1905 года был опубликован долгожданный указ о свободе вероисповедания. Обнадеженный «новыми веяниями», Л. С. Поляков решил допустить к молитве на празднование Рош а‑Шана верующих, не принадлежащих к его семейству. И что же? «Нагрянула полиция, усиленный наряд жандармов и сыщиков, входы были заняты, молитва прервана, и молящиеся по предъявлении паспорта были переписаны и разогнаны».

Несмотря на вполне прогрессивные законы, отношение российских властей к верующим, к какой бы конфессиональной группе они ни принадлежали, нельзя было назвать последовательным. Запретам и разрешениям, гонениям и преследованиям как до революции, так и после нее подвергались и служители культа, и культовые здания, и прихожане. Разрушительные последствия этой политики в разное время испытали на себе православные, мусульмане, католики, населявшие многонациональную страну. Конечно, не избежали этой участи и иудеи.

Но к концу ХХ века в отношениях «веры и власти» произошли заметные перемены. Церкви и другие культовые здания по всей России начали возвращаться к законным наследникам — верующим, которые долгие годы были лишены возможности пользоваться ими. Это заставило задуматься о возвращении здания на Бронной.

Застрельщиком выступил «Хабад Любавич» — одна из организаций хасидского направления, среди членов которой был Исаак Коган. И следует отметить, что в случае с синагогой хасиды боролись за возрождение веры, а не решали вопрос возврата недвижимости: община была зарегистрирована раньше, чем возникли разговоры о месте, где она может находиться.

Вернуть синагогу оказалось непросто. Письма в высокие инстанции, убеждения, встречи, объяснения… Вот два фрагмента из писем, которые иллюстрируют ситуацию. Первое датировано 12 апреля 1991 года и написано главным раввином московской еврейской общины на улице Архипова Адольфом Шаевичем: «Ни в России, ни в Советском Союзе никогда не существовало реформистского направления в иудаизме. Синагога “Полякова” на Большой Бронной, 6 всегда принадлежала ортодоксальному направлению и, согласно существующему закону, должна быть возвращена представителям ортодоксального хасидизма. Представители движения “Хабад” проявили себя на протяжении всей истории как истинные хранители еврейской религиозной традиции».

И второе, благодарственное, в преддверии возвращения синагоги. Его написал тогдашний главный раввин Израиля Авраам Шапиро 6 мая 1991 года, а адресовано оно председателю Московского городского совета народных депутатов Г. Попову: «Своим актом вы восстанавливаете справедливость по отношению ко всем религиям, в частности к еврейской <…> синагога, построенная г‑ном Поляковым (а он также был хасидом. — Примеч. авт.), всегда являлась ортодоксальной, как и все синагоги России».

Итак, документ получен. Синагога вернулась к своему истинному предназначению. Случилось это, судя по решению Московского городского совета народных депутатов, 7 мая 1991 года. «В связи с заявлением Московской еврейской религиозной общины любавичских хасидов («Агудас Хасидей Хабад») о возращении общине здания бывшей синагоги Полякова по Большой Бронной, 6, учитывая первоначальный культовый характер использования вышеуказанного здания, и в соответствии с законом СССР “О свободе совести и религиозных организаций”, законом РСФСР “О свободе вероисповеданий”, исполком московского Совета решил: “Межсоюзному дому самодеятельного творчества (МДСТ) передать на баланс еврейской религиозной общины любавичских хасидов («Агудас Хасидей Хабад») здание бывшей синагоги Полякова по Б. Бронной, 6, общей площадью 887 квадратных метров для совершения религиозных обрядов и освободить здание в трехмесячный срок…”»

Что же увидели те, кто пришел на Бронную?.. Ни восточной экзотики, ни барабана с шестиконечной звездой: обыкновенное заштатное строение, как и множество других по соседству. В начале 1950‑х годов московские власти изменили облик здания и полностью его перестроили, чтобы ничто не напоминало о находившейся здесь синагоге. В 1952 году был разработан проект реконструкции. В нем говорилось: «Ввиду несоответствия существующей культовой архитектуры (бывшее здание синагоги) назначению здания и необходимости получить добавочную площадь, предполагается продлить здание в сторону улицы, спрямив загибы фасадной стены, что дает возможность получить ряд добавочных помещений и заново решить фасад». Здание полностью лишилось исторического облика, изменилась компоновка помещений и интерьеров. Впоследствии Дом художественной самодеятельности получил название «Дом народного творчества имени Н. К. Крупской».

Но огорчительным было не только это, но и практические шаги по исполнению решения Моссовета. Одни не хотели уступать занятых позиций, другие мечтали как можно скорее освоить то, что им вернули, внести свои святыни и начать молиться. Препятствия возникали на каждом шагу. Бюрократические препоны — ветсаннадзор, пожарная охрана и пр. — отнимали время и силы. Тогда об изменении внешнего вида синагоги еще и не думали.

Вновь созданную общину возглавил Коган, но не сразу. Ему, как принято говорить в таких случаях, поначалу пришлось заняться хозяйственными проблемами, к решению которых он был привычен: 15‑летним пошел работать на один из заводов Ленинграда, где жила его семья, стал классным токарем, окончил институт, был начальником конструкторского бюро системы управления подводных лодок. Казалось, его ждала прекрасная светская карьера, но это была лишь внешняя сторона его жизни. Другая, духовная, обретенная в семье, но тщательно скрываемая из‑за преследований, оказалась гораздо важнее. Поэтому он уехал в Израиль, преодолев многочисленные отказы, препоны и унижения. Забрал свою, тогда еще немногочисленную семью и даже не думал, что когда‑нибудь вернется обратно. Но человек предполагает, а жизнь круто меняет даже самые продуманные планы.

Так случилось и у Когана, деятельность которого в России заслуживает огромного уважения и большого серьезного разговора. Правда, о нем немало написано. Я тоже сделала с ним фильм, показанный по федеральному телеканалу и называвшийся «Белая ворона». К сожалению, не осталось ни одной копии, лента затерялась в недрах телевидения. А жаль: мне удалось многое рассказать о жизни раввина.

О том, как еще подростком он доставлял мацу перед Песахом ленинградским евреям, как позднее стал посланником Ребе и по его заданию сделал немыслимое: вывез из зоны Чернобыля в невероятные для такого дела сроки на отдых и лечение в Израиль более 300 детей. Как ему вначале мешало, а потом помогало российское правительство и даже комитет госбезопасности. О том, как у него всегда находились добровольные помощники, спешившие на помощь в самые трудные моменты.

Если спросить Когана, как все это ему удалось, он ответит: во всех начинаниях ему помогал сам Б‑г. У него, как у глубоко верующего человека, свое понимание ситуации. Но ведь надо и самому быть «на месте», ощущать, что именно на тебе «сходятся все стрелки», а жизнь ставит такие задачи, которые никто и никогда вместо тебя не решит…

Реставрировать — значит сохранять. Так решили на Бронной. О том, что следует восстановить облик старого здания синагоги и попытаться расширить его под нужды разросшейся общины, Коган задумался вскоре после возвращения здания. Но его мечты разбивались о денежный вопрос. Откуда взять средства? Синагога не процветающее финансовое предприятие. Для начала хотели просто восстановить фасад, надстроить третий этаж, который было бы не видно с улицы, и соорудить подсобное помещение.

Первый проект сделал сам Коган. Но, посовещавшись, решили, что это полумеры. Нужно строить большое здание, где разместились бы современный духовный центр и все необходимые службы. Спроектировали еще раз: уже совершенно новое строение площадью 6 тыс. квадратных метров. Посчитали и ужаснулись стоимости. Но помог случай.

В одну из суббот между праздниками Рош а‑Шана и Йом Кипуром в синагогу зашел известный предприниматель Вадим Рабинович. Ему Коган и рассказал о задуманном. В ответ была предложена сумма, позволявшая начать проектирование.

Шел 2001 год. Что делать дальше? Где брать деньги на строительные расходы? Перефразируя известную фразу, раввин в России больше, чем раввин. Но и он не всемогущ, если у него нет людей, способных поддержать его начинания своим энтузиазмом, трудом и финансами. Именно тогда Когану пришла в голову идея выпустить памятную медаль синагоги, устроить званый обед для тех, кто примет участие в строительстве, и провести аукцион. Выставили несколько лотов, среди которых была старинная «Мегилат Эстер», назначили скромную цену.

Предприниматель Э. Якобашвили не только предложил самую большую на тот момент сумму в 20 тыс. долларов, но и решил вернуть купленную «Мегилу» назад, чтобы она положила начало переменам на Бронной. К сожалению, ему не довелось увидеть возрожденную синагогу: самолет, на котором он летел в Волгоград по делам, был взорван террористами…

Проблем при строительстве было много. К примеру, один из членов совета директоров, созданного для реконструкции старой синагоги, предложил раввину снести старые стены. Мол, будет надежнее построить такие же, но новые. Они простоят не одно столетие. Коган категорически отверг это: сносить намоленное место ради возведения новых стен — кощунство! Тогда нашли выход, разыскав фирму, которая предлагала усилить стены с гарантией не на одну сотню лет. А старая синагога на бережное отношение ответила удивительной находкой.

В ходе работ оказалась пробита водопроводная труба, шедшая от городской сети в здание. При давлении в 6 атмосфер брызнул такой фонтан, что времени на раздумья не оставалось. Трубу откопали, стали накладывать бандажи. Технически образованный раввин не мог оставить без внимания подобный инцидент: он подошел поближе, опустил глаза вниз и вдруг увидел куски керамики, как ему показалось, со следами еврейских букв… Коган попросил рабочих просеять землю и собрать по возможности все фрагменты. И не зря! Это была табличка из керамики с текстом древнего благословения коэнов — биркат коэним: «Благословит тебя Всевышний и убережет». Теперь эта табличка — символ и эмблема синагоги на Бронной, хранят ее в музее среди самых ценных экспонатов. А архитектор Сергей Эстрин, создавший проект синагоги, стал лауреатом Московского смотра произведений архитектуры 2004–2005 годов и в том же 2005‑м получил бронзовый диплом фестиваля «Зодчество‑2005» в номинации «Золотое сечение».

Что же получили остальные? Большой молельный зал, помещения для библиотеки с компьютерным классом, учебный класс ешивы, мужскую и женскую миквы, мемориальные залы благотворительных организаций, столовую, медпункт и все то, без чего не может существовать современный общинный дом. Зайти в синагогу на Большой Бронной может каждый. Правда, цель визита придется объяснить охране, которая существует после того, как в 1999 году сюда подкинули бомбу. По счастливой случайности ее обнаружил сын Исаака Когана, Иосиф. 12‑летний мальчик спас и людей, и здание. В 2006‑м случилась новая попытка нападения: на прихожан кинулся с ножом фашиствующий безумец. Первым, кто бросился защищать прихожан, был все тот же Коган, вместе с уже выросшим сыном Иосифом.

С реалиями жизни в условиях пандемии приходится считаться: 7 мая на Бронной скромно отметили 30‑летний юбилей возрождения синагоги. Летом Исааку Когану исполнилось 75 лет. Когда‑то он уехал из России. Но что предначертано, то непременно сбудется! И он вернулся. Если бы не его энергия, воля и каждодневный труд, многое бы здесь не состоялось.