Вначале XVII века Россия, казавшаяся к тому времени государством сформировавшимся и достаточно цельным, пережила сильнейшее потрясение, вошедшее в мировую историческую литературу под названием Смутного времени.

Эти бедственные годы, поставившие страну на грань исчезновения с политической карты мира, историки оценивают неоднозначно. В колоссальном разночтении мнений можно выделить голоса таких маститых ученых как С.М. Соловьев, рассматривавший смуту как династический кризис, или В.О. Ключевский, в трудах которого на первый план в возникновении драматических событий выходит социальная борьба низов против родовитых, привилегированных сословий. Ну а, к примеру, такой мыслитель как С.Ф. Платонов разработал концепцию последовательного участия в этом разрушительном процессе всех слоев русского общества.

Впоследствии изучение эпохи Смутного времени стало продвигаться по изолированным друг от друга направлениям. Отдельно изучались предпосылки мощных крестьянских волнений, отдельно составлялись многотомные труды по так называемой польско-шведской интервенции. Однако в этом тесно сплетенном клубке разновекторных обстоятельств главной движущей силой, сумевшей до основания всколыхнуть размеренную и относительно спокойную жизнь государства, явился личностный фактор, а именно самозванство.

Фантомный образ царя-мученика, коварно загубленного злодеями в детском возрасте, настолько глубоко укоренился в народном сознании, что его персонифицированное появление, в качестве конкретного человека, было делом времени.

Эхо угличской трагедии

5 мая 1591 года при до конца не выясненных обстоятельствах в Угличе был убит младший сын Ивана Грозного, рожденный от его седьмой жены, царевич Димитрий.

Народная молва назвала подстрекателем этого убийства самого влиятельного на тот момент государственного деятеля — Бориса Годунова. Специальная комиссия, возглавляемая князем Василием Шуйским, направленная в Углич для расследования этого громкого преступления, внешне провела дознание достаточно дотошно и профессионально, но на деле построила свои выводы таким образом, чтобы снять с Годунова все подозрения. В отчете комиссии было зафиксировано, что царственный отрок по недосмотру своей матери Марии Нагой и приставленных к нему опекунов, находясь в припадке падучей болезни, сам нечаянно зарезал себя ножом.

На этом, казалось бы, можно было поставить точку. После смерти доброго, но безвольного царя Федора Иоанновича на царство был избран Борис Годунов. Первые годы его правления прошли относительно благополучно, и лишь 13 лет спустя после угличской трагедии ее последствия громким эхом отозвались не только в России, но и во всей Европе.

Летом 1604 года стало известно, что в Польше объявился некто, выдававший себя за царевича Димитрия, якобы сумевшего спастись в Угличе от наемных убийц и до поры спрятанного в надежном месте. Чтобы пресечь народную молву, взбудораженную переходящими из уст в уста красочными рассказами о спасенном царевиче, Годунов назначил специальное расследование, которое установило, что означенным «вором и обманщиком» является беглый монах Чудова монастыря Григорий Отрепьев.

Эта версия впоследствии сделалась отправной точкой в исследованиях большинства историков, несмотря на то, что против нее имеются существенные возражения. Как примеры таких возражений можно отметить превосходное умение Самозванца ездить верхом, характерное для аристократического воспитания, а также прекрасное владение им несколькими европейскими языками и общую широкую образованность. Кроме того, в одном из монастырей обнаружена книга с собственноручной подписью монаха Григория Отрепьева, которая не имеет ни малейшего сходства с подписью человека, без малого год сидевшего на русском престоле. Думается, что подлинное имя этой занимательной личности так и останется одной из неразгаданных тайн истории.

Неурожайные годы, обрушившиеся на Россию в конце правления Годунова, вызвали у изголодавшегося народа страстную тоску по «хорошему» царю, и оттого мистические ожидания этого нового «мессии» легли на благодатную почву.

По образному выражению историка В.О. Ключевского, Самозванец был только испечен в польской печке, а заквашен в Москве. Польский король Сигизмунд III, не желая открытого конфликта с Россией, тайно вооружал разношерстную армию Самозванца, придав этому видимость независимого от польских властей народного ополчения.

Огромную помощь новоявленному Димитрию оказал влиятельный польский магнат Ежи (Юрий) Мнишек, чьи финансовые дела на тот момент оказались на грани полного краха. Всемерной поддержкой головокружительной авантюры этот вельможа рассчитывал не только поправить свое незавидное положение, но и приобрести огромное состояние. С этой целью Мнишек решил выдать за Самозванца свою старшую дочь Марину. Как показали дальнейшие события, Марина Мнишек оказалась отнюдь не маленьким винтиком в гигантском механизме авантюры — она явилась своего рода катализатором этих событий, сделавшись одним из главных действующих лиц эпохи Смутного времени.

При своем маленьком росте и, видимо, не слишком привлекательном лице Марина Мнишек, подобно Клеопатре, обладала какой-то мистической притягательностью, которая бросила к ногам этой панны покоренного ее чарами самозваного Димитрия. Как показали события, влечение Самозванца к Марине было вполне искренним и сильным и, похоже, отнюдь не связанным с дальними политическими расчетами, поскольку в подобном случае он легко бы мог выбрать невесту королевских кровей.

Характерно, что образ Марины Мнишек — эдакой роскошной фурии, обольстительницы, долго кочевал по страницам литературных произведений авторов серебряного века. Что же касается реальности, то, как знать, не свяжи первый Лжедимитрий свою судьбу с дочерью   алчного   польского   магната, возможно, он бы остался жив и история России развивалась бы по совершенно иному сценарию.

Глава боярского заговора Василий Шуйский умело использовал польскую карту, сыграв на ненависти московского люда к «наглым иноверцам» из окружения молодого царя. Утром 17 мая 1606 года под благовидным предлогом защиты любимого монарха от поляков группа заговорщиков во главе с Шуйским проникла во дворец. Димитрий и его ближайшие сподвижники были убиты, а Марину Мнишек, ее отца и нескольких знатных польских шляхтичей заключили под стражу.

Новым царем на Лобном месте в Москве выкрикнули Василия Шуйского.

Польский след

Первые заслуживающие внимания сведения о появлении евреев в Польше относятся к концу XI века, то есть ко времени первого крестового похода. Что же касается ряда сообщений о раннем пребывании детей Сиона на данной территории, по-настоящему реальных фактов этого до сей поры не обнаружено.

Поначалу польские князья охотно допускали в страну людей, благодаря которым успешно развивались торговля и ремесла, однако покровительство, оказываемое правителями страны евреям, шло вразрез с установлениями католического духовенства, постоянно получавшего соответствующие предписания из Рима. В 1266 году, после проведения Собора церковных чинов в Бреславле, было принято решение осуществлять поселение евреев в особых кварталах (гетто), отгороженных от основного христианского населения городов высокой стеной или рвом. К счастью, польские короли, как правило, игнорировали назидания духовных иерархов и относились к евреям без видимых предубеждений.

К концу XVI века в стране утвердился выборный принцип возведения монархов на трон, способствовавший значительному усилению родовитой аристократии — шляхтичей, что привело к определенному ухудшению положения еврейского населения. В 1587 году на польский престол сейм избрал представителя шведской королевской династии Ваза Сигизмунда III, который хотя и являлся воспитанником иезуитов, все-таки сохранял в отношении евреев известную толерантность.

Что же касается России, тут его позиция основывалась на попытках малой кровью добиться максимальных территориальных приобретений. Чтобы претворить в жизнь поставленную цель и обрести неофициальный титул эдакого светского главы католической Европы, король предпринял лихорадочные поиски второго Самозванца. Помимо главной цели необходимо было найти такого человека, который в отличие от первого Лжедимитрия не проявлял бы строптивости и действовал строго в русле королевских указаний. Несомненно, Сигизмунд был прекрасно информирован о том, что русский народ, абсолютно не доверявший изолгавшемуся правительству Шуйского, в основной своей массе верит в спасение любимого царя Димитрия.

После долгих поисков такой человек был найден, хотя, судя по всему, не совсем в той среде, где было бы желательно шляхте. Кем же была сия загадочная личность?

Начиная с гипотез Соловьева и Ключевского и заканчивая мнением современных российских историков Скрынникова и Тюменцева, а также известной британской исследовательницы Морин Перри, живет теория, согласно которой возникший на политическом горизонте в мае 1607 года второй Самозванец являлся крещеным евреем, происходившим из небольшого польского города Шклова.

Согласно архивам XVII века, многочисленная еврейская община Шклова составляла богатое и влиятельное сословие, поддерживавшее оживленные торговые отношения с некоторыми зарубежными городами, в том числе с Москвой, поэтому то обстоятельство, что именно из этой среды мог появиться человек, оказавшийся столь необходимым не только польскому правительству, но и далекому Ватикану, давно мечтавшему о глобальном проникновении католицизма в Россию, не должно вызывать особого удивления.

А как же все-таки быть с его происхождением? Неужели и правда нельзя было отыскать фигуру с более подходящими данными? Однако такой уж ли уникальной оказалась нынешняя ситуация для власть-имущих Речи Посполитой? Вовсе нет. Напротив, всем хорошо была известна совсем недавняя полулегендарная история о так называемом короле одной ночи. В 1587 году польский сейм, собравшийся на выборы нового монарха, никак не мог прийти к соглашению, что постепенно вызвало ситуацию «властного коллапса» и, согласно уставу парламента, полностью парализовало построение властной вертикали страны. Создавшееся положение могло стать причиной серьезных потрясений, и тогда ради сохранения порядка в стране крепко державшиеся за свои посты родовитые шляхтичи пошли на неслыханный шаг — они избрали королем, сроком на одни сутки, видного еврейского предпринимателя и ученого, некоего Саула Валя. Таким образом была решена основная задача — получено время, необходимое для спокойной подготовки к избранию настоящего монарха, ибо король одной ночи, в силу понятных причин, никак не мог узурпировать польский престол. Нет сомнений, что Сигизмунд прекрасно знал —формально он является преемником еврея на троне.

Но откуда же новый Димитрий так превосходно был осведомлен не только об истории подлинного сына Грозного, но и о самых подробных обстоятельствах жизни своего неудачливого предшественника, включая интимные подробности его переписки с Мариной Мнишек? Разумеется, его могли основательно подготовить в польском «разведцентре», но и там едва ли были известны альковные секреты столь кратковременной царской четы.

Наиболее правдоподобным является предположение, что второй Самозванец, носивший имя Богданко, некоторое время служил личным писарем при штабе первого Лжедимитрия во время победного продвижения того к Москве и поэтому прекрасно знал о самых потаенных секретах его жизни.

Первое появление второго Лжедимитрия состоялось 23 мая 1607 года в маленьком городке Стародубе, располагавшемся в среднем течении Клязьмы. В считаные дни множество населенных пунктов России, категорически отвергавших правомочность правительства Шуйского, встало на его сторону.

Уже весной следующего года Богданко во главе большой, хотя и весьма разношерстной армии, состоявшей из польских добровольцев, казаков, крестьян и всевозможных авантюристов, осадил Москву и разбил свой лагерь в селе Тушино, по наименованию которого его и окрестили тушинским вором.

В стане Самозванца была образована собственная боярская дума, куда входили представители знатных родов — князья Трубецкой, Черкасский, Сицкий, Бутурлин и другие. Неофициальным главой «тушинского правительства» стал Федор Романов (Филарет), названный новым Димитрием патриархом — высочайший духовный сан закрепился за ним и впоследствии.

Однако, наверное, самым тяжелым ударом для Шуйского и его окружения оказалось известие о том, что отпущенная из плена Марина Мнишек пребывает в лагере Самозванца и принародно торжественно признала его своим прежним, царственным супругом, чудом спасшимся от изменников-бояр. Этот дальновидный политический ход, подготовленный, очевидно, канцелярией Сигизмунда, значительно укрепил авторитет Богданко.

Впрочем, к тому времени Сигизмунд, решивший, что Россия уже никогда не оправится от всеобщей кровавой вакханалии и анархии, утратил интерес к Самозванцу и вознамерился сам добиваться московского престола.

Шляхтичи из окружения Лжедимитрия, желая угодить своему монарху, стали готовиться к расправе с Богданко. Сознавая всю опасность создавшейся ситуации, в декабре 1609 года переодетый в крестьянское платье Самозванец тайно бежал из тушинского лагеря в Калугу, под охрану находившихся там казаков. Вскоре туда же к любимому «супругу» прибыла Марина Мнишек.

Тем временем москвичи, сместив с престола Василия Шуйского и не желая присягать на верность польскому королю, уже готовились поддержать Лжедимитрия в его притязаниях на российский трон. Трудно сказать, чем бы закончилась эта социальная утопия народных масс, но 10 декабря 1610 года во время охоты на берегах Оки второй Лжедимитрий был убит начальником своей охраны, татарином Петром Урусовым, отомстившим за недавнюю расправу с его родственником — касимовским ханом.

Тело «царя» привезли в Калугу и торжественно похоронили в Троицком соборе. Безутешная Марина Мнишек, которая, судя по всему, искренне полюбила этого человека, через две недели родила сына, названного в честь мнимого деда, царя Грозного, Иваном. Вместо того чтобы вернуться на родину, эта неистовая женщина продолжала активно участвовать в драматических перипетиях Смуты, отказавшись, правда, от альянса с третьим Самозванцем — псковским расстригой Сидором. В итоге сама она закончила жизнь в коломенском каземате, а ее четырехлетний ребенок, как особо опасный государственный преступник, был казнен.

По свидетельству очевидцев, после гибели в вещах Богданко обнаружили Талмуд, что послужило основным аргументом в пользу его еврейского происхождения. Историки, категорически отрицающие подобный вывод, утверждают, что в окружении Самозванца не могли находиться компетентные люди, которые могли бы в точности определить содержание и смысл книги, написанной на древнееврейском языке. В противовес этому мнению хочется напомнить, что, во-первых, по имеющимся данным, Богданко владел несколькими языками, а во-вторых, к тому времени уже существовали первые переводы книг Талмуда на латинский язык.

В поистине безбрежном море литературы о Смутном времени превалирует устойчивый взгляд на второго Лжедимитрия как на личность ничтожную, однако, хотя Богданко и не являлся столь масштабной фигурой, как первый Самозванец, успевший посидеть на московском троне, надо полагать, что он все-таки заслуживает более высокой оценки. Не следует забывать, что на его долю выпала исключительно трудная роль и уже одно то обстоятельство, что он с ней справлялся в течение нескольких лет, свидетельствует о его незаурядных способностях.

Ну а что касается его происхождения, то, согласно описанию, данному Н.М. Карамзиным: «…он мало походил на своего предшественника, волосы имел кудрявые, черные, глаза большие, брови густые, нависшие, нос крючковатый, усы и бороду стриженую…» Если совместить приведенное описание с известной польской гравюрой, выполненной кем-то из придворных художников второго Лжедимитрия, а также некоторыми уже известными нам фактами его биографии, поневоле призадумаешься…

(Опубликовано в газете «Еврейское слово», № 700)