The Algemeiner: Раввин Штейнзальц, которого я знал
Покойный раввин Адин Штейнзальц был необыкновенным человеком — гением, который сделал Талмуд доступным многим. Журнал TIME однажды назвал его ученым, какие бывают «раз в тысячелетие». Но он был далеко не только ученым.
Я впервые познакомился с ним, когда американская еврейская организация пригласила нас подискутировать о роли религии в демократическом обществе. Он обсуждал схожую тему с покойным судьей Антонином Скалиа, и судья Скалиа, преданный и образованный католик, рассказывал мне, какое удовольствие он получил от диспута с «великим раввином».
Наши дебаты начались очень неожиданно: модератор сказал, что двое участников выросли в совершенной разных условиях: за плечами у одного — ортодоксальная ешива, а другой родился в светской левой семье. Он сказал, что теперь один участник будет представлять религиозную точку зрения, а другой светскую. После чего он указал на меня как на человека из религиозной семьи, который будет представлять светскую точку зрения, а на раввина Штейнзальца — как на человека из светской семьи, который будет представлять религиозную точку зрения. На самом деле, раввин Штейнзальц блестяще мог представить любую точку зрения, потому что он чувствовал себя своим в обоих мирах. Когда однажды его спросили, должен ли человек верить в Бога, чтобы получать удовольствие от изучения Талмуда, он ответил «нет», а затем задал риторический вопрос, нужно ли верить в Шекспира, чтобы получать удовольствие от «Гамлета».
В конечном итоге, мы скорее согласились друг с другом в отношении роли религии в демократическом обществе. Мы сошлись на том, что никого нельзя заставить верить в Бога и никого нельзя заставить быть религиозным. Мы вежливо признали несогласие по поводу источников морали, которые он видел в Боге, а я — в человеческом опыте. Дебаты проходили очень доброжелательно и с юмором. Хотел бы я, чтобы сегодня люди обсуждали разницу в мировоззрении так же!
В другой раз мы встретились с раввином Штейнзальцем в Израиле, где он пригласил меня с женой и 8‑летней дочерью печь с ним мацу в канун Песаха. Я знал, что могут возникнуть проблемы, потому что мои жена и дочь — феминистки, требующие гендерного равноправия во всем. Обе они участвовали в акциях движения «Женщины стены», которое борется с запретом женщинам участвовать в молитвах у Стены Плача. Я знал также, что к выпечке особой мацы, которую используют на седер (маца шмура) допускаются только мужчины. Так зачем же раввин Штейнзальц пригласил мою жену и дочь? Он мягко объяснил, что еврейский закон не запрещает женщинам печь особую мацу; запрещается только использовать ее на седер. Жена и дочь согласились на такой компромисс — хотя и несколько неохотно — и мы приступили к выпечке на скорость, потому что все действия надо уложить в 18 минут. Мы отлично провели время и тут же съели вкуснейшие плоды своих трудов. Опять же — хотел бы я, чтобы все религиозные конфликты решались так позитивно прагматическим компромиссом.
Я еще неоднократно бегло встречался с раввином Штейнзальцем за прошедшие годы. Мы обсуждали Талмуд, Любавичского ребе, Биньямина Нетаньягу и защиту Израиля. Его наблюдения всегда были точны, проницательны и позитивны. Он был не только выдающимся исследователем традиции Раши и Маймонида, но и настоящим человеком, и стакан для него всегда был наполовину полон.
Кончина раввина Штейнзальца — трагедия для еврейского народа и Израиля. Он был их сердцем и душой. Он занимался объединением, когда раскол — между религиозными и светскими, националистами и универсалистами, консерваторами и либералами — только углублялся. Он понимал все точки зрения и пытался примирить их на уровне принципов. Его научные труды переживут века. Его персональное влияние на учеников сохранится на десятилетия. Но его физическое присутствие подошло к концу, и мир обеднел от этой утраты.
Оригинальная публикация: Alan Dershowitz: The Rabbi Steinsaltz I knew