Синагога на Школище. Шагаловские параллели
Мы любим хвастаться своими земляками. Это несколько иррациональное чувство патриотизма вполне объяснимо, особенно в отношении таких провинциальных городов, каким является Могилев. Нельзя сказать, что Могилевская земля бедна знаменитостями. Рождала она революционеров и ученых, писателей и раввинов. Но величиной такого уровня, как художник Марк Шагал, именем которого может гордиться любой житель соседнего Витебска и который прославил свою малую родину как «свой маленький Париж», Могилев явно обделен. Впрочем, слегка «перетасовав» факты, могилевчане могут взять «взаймы» этот «объект для поклонения» и погреться в лучах соседской славы.
Если не самого Шагала, то его предков с Могилевщиной связывает место рождения. Как указано в официальных документах, дед Шагала по отцовской линии – Довид-Мордух Еселев Шагал, который родился в 1825 году, приехал в Витебск из местечка Добромысли Могилевской губернии. Отец Шагала – Хацкель, 1863 года рождения, также числился добромысленским мещанином. По некоторым сведениям, и мать Шагала происходила из местечка Лиозно или тех же Добромыслей. В данном случае оставим в стороне тот факт, что границы Могилевской губернии того времени и Могилевщины сегодняшней далеко не совпадали, и Добромысли, как и Лиозно, находились гораздо ближе к Витебску, чем к Могилеву.
Для нас важна еще одна деталь биографии Марка Шагала. По сведениям многих его биографов, фамилия семьи художника звучала как «Сегал» и была изменена на «Шагал» только лишь его отцом. А фамилия Сегал приближает нас к легенде, связывающей Марка Шагала с Могилевом, точнее, с одной из могилевских синагог, где на время пересеклись судьбы сразу нескольких еврейских художников, в той или иной степени связанных с Шагалом, повлиявших на его творчество или получивших мощный творческий импульс от него самого.
Речь идет о знаменитой деревянной могилевской синагоге, располагавшейся в старинном еврейском районе города – Школище, рядом с Днепром. Синагога на Школище известна в первую очередь не своей архитектурой, вполне традиционной (довольно большое деревянное строение с двускатной крышей, каких десятки были разбросаны по городам и местечкам Великого княжества Литовского), а уникальными росписями, сделанными, по преданию, то ли прадедом, то ли прапрадедом знаменитого художника – Хаимом бен Ицхоком Сегалом из Слуцка.
Надо признать, что в этой легенде вопросов больше, чем ответов. Когда и как Шагал узнал об этой синагоге и своем предполагаемом предке? Видел ли он росписи сам или составил о них представление со слов других? И не сам ли он являлся автором легенды о родстве с Мастером? Доподлинно известно лишь то, что свои родственные узы с Хаимом Сегалом Марк Шагал всячески подчеркивал, ему, по-видимому, нравилась легенда, связанная с именем «далекого предка».
Расскажем о могилевской синагоге подробнее, она достойна того, чтобы остаться в человеческой памяти. В статье А. Гаркави «Историческая справка о синагогах» (Восход, 1894, т. III) говорится о строительстве некой синагоги в Могилеве в 1680 году, однако не указывается, где именно она располагалась. Можно предположить, что это и была та самая деревянная синагога, расписанная Хаимом Сегалом.
О жизни самого Сегала сведения тоже весьма неопределенные. Так, время его рождения относят к концу XVII века. Когда же он работал в Могилеве? Известные польские искусствоведы, специалисты по европейским синагогам – Мария и Казимир Пехотки говорят о 1740 годе, другие исследователи датируют росписи 1710-м или даже 1760–1780 годами (имея в виду последнюю версию, придется внести коррективы в дату рождения Сегала…). Очевидно, что расхождения в версиях большие.
В этом контексте интерес представляет соотношение случайного и закономерного в факте известности самой синагоги. Бесспорно, росписи там были сделаны рукой прекрасного мастера. Но его же рукой были расписаны и другие синагоги Беларуси – в Копыси и Долгинове. Как же получилось, что самой известной из них стала могилевская? Случай сыграл здесь немалую роль.
Дело в том, что именно в Могилеве оказалась автор первой публикации о синагоге на Школище – Paxель Вишницер. Ее работа, опубликованная в 1914 году в 11-м томе солидного издания «История еврейского народа» с фотографиями нескольких частей западной стороны свода (на отдельном вкладыше) и художественным описанием, привлекла внимание исследователей к синагоге в Могилеве. В ее же работе, по-видимому, впервые упоминается имя художника Хаима Сегала, расписавшего могилевскую синагогу. Скорее всего, эта публикация повлияла и на выбор цели для экспедиции Еврейского историко-этнографического общества в 1915–1916 годах. Как раз в это время в России начался еврейский культурный ренессанс, который продлился примерно до середины 1920-х. Еврейские художники, так же как и еврейские писатели и музыканты, ранее не проводившие параллели между искусством и своим еврейским происхождением, отныне стали все более акцентировать роль еврейского мировоззрения в своем творчестве. Они оптимистично полагали, что действительно могут стать деятелями еврейского культурного возрождения, а потому активно включились в поиски отличительных особенностей еврейской эстетики.
«Много рассказов крутилось вокруг могилевской синагоги, и мы потянулись к ней», – позже напишет один из членов экспедиции, в состав которой входили, собственно, два человека: художник Эль Лисицкий и его друг и коллега Иссахар Рыбак. Они совершили поездку по ряду городов и местечек белорусского Поднепровья и Литвы с целью выявления и фиксации памятников еврейской старины.
Один из создателей дизайна как нового вида искусства, выдающийся представитель художественного авангарда Эль (Лазарь Маркович) Лисицкий (1890, Починок – 1941, Москва), как и Марк Шагал, прошел художественную школу Иеуды Пэна в Витебске, куда попал в 13-летнем возрасте. После школы Пэна становление его как мастера продолжалось в Смоленске и Берлине, в Риме и Париже, в Москве и Риге. Встреча с Шагалом, бесспорно, сильно повлияла на его творческое кредо. Человек необычайно восприимчивый к новым направлениям и стилям, он много работал над книжной графикой, быстро усвоил шагаловскую стилистику. В мае 1919-го по приглашению своего старшего коллеги он поселился в Витебске, где руководил архитектурной мастерской и мастерской печатной графики в Народном художественном училище, возглавляемом Шагалом. Многие искусствоведы называют небольшой витебский период (всего полтора года) одним из важнейших в творчестве Лисицкого.
Так случилось, что по его настойчивой рекомендации в витебское училище, в котором буквально витал дух Шагала, был приглашен еще один выдающийся художник – Казимир Малевич – со своим сложившимся художественным миром, со своим «Черным квадратом». Двум полярным мирам, двум во многом противоположным тенденциям искусства тяжело было ужиться на витебском «пятачке». Фактически же это противостояние подтолкнуло Шагала к отъезду из родного Витебска. Так Эль Лисицкий, выбрав в качестве творческого ориентира не своего учителя Шагала, а супрематиста Малевича, стал невольным катализатором драматических событий… Но все это произошло несколько позже той экспедиции, которая невольно «соприкоснула» Лисицкого с возможным предком Шагала.
Стимулом к этому путешествию послужило желание художников-евреев идентифицировать себя в современной действительности: кто мы такие? каково наше место среди наций мира? что было нашей культурой? каким должно быть наше искусство? и как получилось, что народ Книги, «основательно прокисший, годами занимаясь только анализом писания», в «лице» их поколения вдруг превратился в народ «художественный»? Именно эти вопросы задает Эль Лисицкий в своей статье «Воспоминания о могилевской синагоге» – единственной известной работе художника, посвященной еврейскому искусству, которому он отдал дань в годы своего творческого становления. Статья вышла в свет уже после его витебского периода, в 1923 году, в издававшемся в Берлине на иврите и идише журнале «Римон-Милгройм», там же были опубликованы фрагменты росписи могилевской синагоги. В чем-то статья служила ответом на поставленные вопросы.
В работе Рахели Вишницер роспись могилевской синагоги упоминается в контексте сравнения ее с росписями синагог в Яблонове и Копыси. Причем яблоновская роспись оценивается автором выше росписи Хаима Сегала, по крайней мере «по подбору орнаментального материала». Лисицкий же не жалеет восторженных слов и эмоциональных эпитетов в описании элементов настенной живописи. Вот его первое впечатление от увиденного: «Это было поистине нечто особенное, подобно тому удивлению (из тех, что я испытывал), что охватило меня, когда я впервые посещал римскую базилику, готическую часовню, барочную церковь в Германии, Франции и Италии. Это как та детская кроватка с изящно вышитым покрывалом, бабочками и птицами, в которой внезапно просыпается принц, – в окружении брызг солнца. Так ощутили мы себя внутри синагоги».
Сильно отличается здесь и оценка мастерства Хаима Сегала в сравнении с той, что дана в работе Рахели Вишницер: «Богатство художественных форм кажется неистощимым. Можно видеть, как все это льется, как из рога изобилия, как рука виртуоза не устает и не задерживает быстрого течения мыслей. На боковой стороне священной арки я обнаружил начальный набросок кистью, “контуры” всей картины, которые служили основой для дальнейшей разработки в цвете. Этот эскиз на стене набросал мастер с замечательной дисциплиной, чья кисть полностью подчинена его воле. Палитра – янтарно-жемчужная с кирпично-красными лучами. Роспись невозможно охватить: она живет и движется вследствие присущего ей специфического свечения».
Далее по поводу Хаима Сегала Эль Лисицкий упоминает о легендах, как правило распространенных в отношении старых мастеров, создавших некое чудо: «Говорят, что он расписал и другие синагоги: в Могилеве, Капустянах (видимо, имеется в виду Копысь. – А. Л.) и Долгинове (называют также и другие города). Утверждают, что когда он закончил свою работу в могилевской синагоге, то упал с лесов и умер. Эту легенду рассказывают, с небольшими отклонениями, в каждом из этих городов.
…Эта история демонстрирует то уважение, которым пользовался художник. Его творение было столь велико, что дальнейшая жизнь только опорочила бы его. После окончания работы его душе больше незачем было оставаться в теле».
Описание синагоги на Школище, сделанное Элем Лисицким, хорошо иллюстрируется эскизным рисунком И. Рыбака, которому посвящена статья Рут Аптер-Габриэль «Рисунок выходит на свет: потолок могилевской синагоги с рисунка Рыбака» и который она называет «первым и единственным в своем роде, дающим представление о сюжете потолка прославленной могилевской синагоги <…> и живое свидетельство о поисках модернистского еврейского искусства в России во времена революции» . Исследовательница отмечает, что, несмотря на эскизность рисунка Рыбака, он является бесценным визуальным дополнением к тексту Э. Лисицкого. Без труда можно идентифицировать многие детали из описания Э. Лисицкого, такие, как Ковчег, львы, знаки Зодиака или Древо Жизни. Более того, рисунок Рыбака не только легко сравнивается с описанием Лисицкого, но и заполняет неизвестные части сюжета.
«Конечно, можно сожалеть о схематичности рисунка», – пишет Рут Аптер-Габриэль и одним из объяснений ее считает желание художника передать замысел сюжета росписи потолка в целом. Другой версией она считает ту возможность, что рисунок в действительности является не наброском росписи потолка, а подготовительной композицией для будущей работы.
Фигура Иссахара Рыбака, конечно, не так значима и известна в Беларуси, как Шагала или Лисицкого. Иссахар-Бер Рыбак (1897, Елисаветград – 1935, Париж) до революции окончил Художественную академию в Киеве. В 1921 году выехал в Берлин, где стал одним из лидеров объединения левых художников под названием «Ноябрьская группа». В 1925 году в Москве работал как театральный художник. После 1926 года жил и работал в Париже, поэтому многие исследователи называют его, как и Шагала, французским художником. Рыбак прошел путь от приверженца кубизма через примитивизм к более реалистическому изображению натуры. Но всегда в его творчестве главной темой оставалась еврейская – и не библейская, как у Шагала, – а тема повседневной жизни еврейского местечка.
Роспись одной из стен могилевской синагоги. Фотография А.А. Миллера из фондов Российского этнографического музея. Санкт-Петербург. Комплект № 1308-3.
Как видно, нет прямой связи между ним и Шагалом, прослеживаемой в жизненном пути Эля Лисицкого. Сейчас даже трудно сказать, насколько хорошо были знакомы Рыбак с Шагалом и были ли знакомы вообще. Тем не менее во всех исследованиях еврейского художественного творчества их фамилии всегда стоят рядом. Бесспорно, творчество Шагала сыграло важную роль в становлении Рыбака как художника. Но невозможно сбросить со счетов и влияние на него «творческого предка» Шагала – Хаима Сегала…
А судьба самой синагоги, носившей в народе название «Калтершул», или «Холодная», весьма трагична и типична. В 1918 году одним из первых указов новой власти синагога была признана памятником старины и поставлена под охрану государства, а потом оказалась последним оплотом еврейской религиозности в Могилеве и была закрыта в 1937 году. В 1938 году она была разобрана на бревна, использованные для колодезных срубов. Изображения же фресок Сегала остались лишь на фотоснимках и рисунках Рыбака и Лисицкого.
(Опубликовано в №186, октябрь 2007)
El — изобретатель
На революционном фоне
