С июля по ноябрь в Третьяковской галерее проходит выставка Ивана Константиновича Айвазовского, на которой, в частности, экспонируется картина «Переход евреев через Красное море», и «Лехаим» решил вспомнить еще несколько произведений в еврейском и нееврейском искусстве, иллюстрирующих этот знаменитый библейский сюжет.

«Простри руку твою на море»

По словам Антона Павловича Чехова, Айвазовский отказывался читать книги, говоря: а на что мне книги, когда у меня свои мнения есть? И так в жизни своей ни одной книги не прочел, даже Пушкина не читал, хотя и был его приятелем.

Пушкина, может, и не читал, а вот Библию, вероятно, пришлось — по крайней мере, картины на библейские сюжеты писал. Но даже берясь за библейскую историю, Айвазовский оставался маринистом. В «Переходе», иллюстрирующем стихи 26–27 главы 14 книги Исхода:

«И сказал Г‑сподь Моисею: простри руку твою на море, и да обратятся воды на египтян, на колесницы их и на всадников их. И простер Моисей руку свою на море, и к утру вода возвратилась в свое место; а египтяне бежали на встречу воде. Так потопил Г‑сподь египтян среди моря»,

тонущие египтяне со своими несуразными знаменами безлики и невыразительны, бесчисленные колена Израилевы простираются до горизонта в статусе неподвижной декорации, рогатый Моисей медным своим оттенком и общей комплекцией смахивает на Статую Свободы, главный же персонаж, расположенный по центру и выписанный с любовью, — это обращенное вспять море, живое, светящееся изнутри, как будто зажженное огненным столпом Всевышнего.

«И увидели израильтяне руку великую, которую явил Г‑сподь над египтянами»

Если от Айвазовского отсчитать шестнадцать веков назад, мы обнаружим ранний вариант иллюстрации этого сюжета на стене позднеантичной синагоги Дура‑Европос в Сирии. Фрески синагоги продемонстрировали немало сходств с византийской иконографией того же периода, что породило бурную научную дискуссию о происхождении раннехристианского и раннесредневекового искусства из еврейского — по крайней мере, в области иллюстрирования Библии. А фреска про переход через море, безусловно, еврейская — она, по‑видимому, отражает дополнения к библейскому тексту, сделанные в мидрашах. За спиной у Моисея мы видим параллельные линии, напоминающие широкий нотный стан; вероятно, художник так визуализировал комментарий мидраша Танхума о том, что Г‑сподь не просто разделил море и сделал посреди вод сушу, но и провел двенадцать путей — по одному для каждого колена Израилева. А две руки, высунутые с небес, вместо одной, упомянутой в книге Исхода (14:31), отсылают нас к мидрашу Шмот раба, где распределяются функции Б‑жественных рук: одной рукой Ты спас нас из моря, а другой потопил египтян.

«Г‑сподь поборает за них против египтян»

В XIV веке в Короне Арагона была произведена целая плеяда замечательных иллюминированных пасхальных агадот: Золотая, Барселонская, Сараевская и другие. По их поводу, как и по поводу ашкеназских агадот, как и по поводу средневековых еврейских иллюминированных манускриптов в целом, ведутся дискуссии касательно личности иллюстраторов: еврейский художник рисовал миниатюры или христианский? Скорее всего, софер только вписывал текст, а рисовал христианский миниатюрист, потому что про еврейские художественные мастерские в Средние века нам ничего не известно. Христианский художник работал по заказу какого‑нибудь состоятельного еврея и должен был угождать его вкусам, однако умудрялся добавить и от себя — ложку‑другую дегтя. Так, в каталонской Агаде Райландза евреи, с комфортом переходящие Красное море по аккуратным дорожкам, все изображены в профиль, с крупным носом и удлиненным глазом — типичный портрет еврея на средневековых миниатюрах. Они вооружены до зубов, что несколько комично, так как избыточно — египтян‑то поборол Всевышний, а не их ратная доблесть. Впрочем, и в Дура‑Европос израильтяне в полной амуниции, а вот египтяне — в обоих смыслах напротив — барахтаются в воде в совершеннейшем неглиже — видимо, потому, что доспехи тяжелее и утонули раньше людей. Израильская военщина в Агаде Райландза злорадно указывает пальцем на тонущих врагов, что тоже характеризует ее не с лучшей стороны. И наконец, помимо щитов и мечей беглецы увешаны набитыми баульчиками, тащат чаши и амфоры: «и сыны Израилевы просили у египтян вещей серебряных и вещей золотых […] Г‑сподь же дал милость народу своему в глазах египтян, и они давали ему, и обобрал он египтян».

«А вы будьте спокойны»

Когда за дело берутся итальянские мастера, сцена теряет свою кровожадность, и по картине, точнее по фреске, разливается обещанное свыше спокойствие. На редкость — для пустыни — скалистый и лесистый пасторальный пейзаж возникает уже на фреске Козимо Росселли в Сикстинской капелле: пока преследователи давятся в смехотворно узком Красном — действительно красном — море, сыны и дочери Израиля наслаждаются долгожданным покоем: дамы нянчат детей, юноши кокетливо косятся на зрителя, Мириам играет на чем‑то струнном вместо тимпана, тут же белая собачка, а вдали радуга как символ светлого будущего. А на фреске маньериста Аньоло Бронзино во флорентийском Палаццо Веккьо батально‑мистический переход через Чермное море и вовсе превращается в пляжный отдых. Бронзино — совсем не Айвазовский, и море у него не то что не бурное, а вообще замерзло и покрылось гладкой пластинкой льда, или, в лучшем случае, это тихая бухта в мертвенный штиль. На заднем плане в этой мирной субстанции почему‑то тонут эклектичные египтяне — кто в римском шлеме, кто в арабском тюрбане, а полуобнаженные евреи томно возлежат на скалистом берегу, нежатся на солнце, ведут беседы и умилительно поглядывают на интеллигентного Моисея с махонькими светящимися рожками.

«Ты ведешь милостью твоею народ сей»

Шагал обратился к сюжету перехода через Красное море еще в начале 1930‑х годов и вернулся к нему во французский период в керамическом панно в баптистерии церкви Нотр‑Дам‑де‑Тут‑Грас в Асси, в одноименной картине и в картине «Моисей и неопалимая купина», где аналогичный «переход» занимает левый фланг; во главе колонны израильтян мефистофельский — с рожками и бородкой — желтый профиль Моисея, неизбежно напоминающий нам и другие бородатые профили, носимые благодарными трудящимися. На основной же картине желтый Моисей с дирижерской палочкой пристроился сбоку, занятый потоплением красной, паяцеобразной армии фараона, а толпу израильтян направляет белый фемининный ангел и направляет, вероятно, к разнообразному еврейскому будущему: ошую исходящего народа — царь Давид со своей арфой, одесную — его дальний потомок на кресте.