Университет: Музей,

Печной горшок, «Санта‑еврей» и спрятанная Тора

Анастасия Фелькер 19 февраля 2016
Поделиться

Как Кишинев, Одесса и Львов экспонируют свое еврейское прошлое

Открытие в 2012 году Еврейского музея и центра толерантности в Москве знаменует новую веху в истории экспонирования иудаики и еврейской темы на постсоветском пространстве. По затраченным ресурсам, размеру экспозиции, вниманию медиа и академической публики и, наконец, количеству посетителей этот музей сравним с такими «хитами», как Еврейский музей в Берлине, Музей еврейского наследия и Мемориал Холокоста в Нью‑Йорке, Музей истории польских евреев «Полин» в Варшаве и так далее. Однако в абсолютном большинстве случаев присутствие еврейской тематики в постсоветском музейном пространстве определяется не музеями московского формата, а небольшими локальными музеями, созданными при общинных структурах или еврейских организациях.

Несмотря на скромные размеры, ограничения в средствах, спонтанность собирания коллекций и отсутствие государственной регистрации, такие музеи выполняют те же функции, что и «официальные» музеи, — документировать, сохранять, исследовать и вещать. Повествуя об истории некогда процветавших еврейских общин и документируя их исчезновение «изнутри», такие музеи являются важными агентами и «проводниками» памяти и идентичности для местной еврейской и нееврейской аудитории, а также для иностранных гостей. Кроме того, они аккумулируют интимную — семейную и индивидуальную — память, так как основой их постоянных коллекций стали личные вещи евреев‑эмигрантов, отданные на хранение еще в начале 1990‑х. Появление таких музеев в начале 2000‑х указывает на осознание необходимости «запечатлеть уходящую натуру», равно как и на ностальгию по еврейским музеям, существовавшим в ряде городов до Второй мировой войны. Такие локальные музеи очень восприимчивы к глобальным тенденциям экспонирования еврейской истории — и результат этого виден быстрее, нежели в музеях государственных, для которых само появление еврейской экспозиции — большой шаг вперед. Еще в начале 1990‑х, когда глобальные еврейские организации стали активно действовать на постсоветском пространстве, во многих городах были возведены мемориалы — в память о жертвах гетто и, как в Кишиневе, погромов. А за последние несколько лет еврейская тема проникла и в экспозиции государственных музеев. Тому, как краеведческие и исторические музеи Кишинева, Одессы и Львова, наряду с небольшими локальными еврейскими музеями, экспонируют еврейское прошлое и настоящее этих городов, и посвящен данный очерк. Разительные отличия в том, как обстоят дела в этих трех городах, отражают многообразие участников, причин и задач того, что Ричард Шнайдер назвал «помещением евреев под стекло».

Кишинев

В 2010 году в Кишиневе муниципальные власти заговорили об открытии двух музеев — Холокоста и советской оккупации, которым временно предстояло находиться в одном здании — помещении Ассоциации бывших депортированных и политических заключенных. Инициатива принадлежала недавно избранному на тот момент мэру города и указывала на желание вписать память о Холокосте в новый канон культурной памяти. Этот канон подчеркивает преступления советского режима против местного населения и осуждает оба режима — советский и нацистский — как тоталитарные. Идея совместить обе темы под одной крышей была чревата замалчиванием участия румынской стороны в Холокосте на территории губернаторства Транснистрия и ответственности за это. Как показывают многие исследователи, именно этот аспект остается камнем преткновения как в публичном, так и в академическом обсуждении Холокоста в современной Молдове. И хотя в Румынии начиная с 2000‑х годов проводилась серьезная работа со сложным прошлым в рамках того, что Марек Кучиа называет «европеизацией памяти о Холокосте в Восточной Европе», в Молдове опора на румынский компонент идентичности и его значимость с политической точки зрения осложняют возможность непредвзятой открытой дискуссии. В итоге представители еврейской общины Молдовы высказались против идеи двух музеев в одном здании, опасаясь использования темы в политических целях, и Музей жертв депортации и политических репрессий открыли в качестве филиала Национального музея археологии и истории. Последний, являясь платформой, где экспонируется официальная версия истории, хотя и не рассказывает о роли евреев в местной истории, относительно недавно поместил скромную витрину с иудаикой в зал, посвященный религиозному многообразию в Молдове.

Тема же открытия музея Холокоста в Кишиневе вновь прозвучала в 2013 году, уже из уст тогдашнего премьер‑министра страны: сославшись на международный опыт, он хотел видеть такой музей и в Молдове. Был подписан указ о создании музея, причем снова не уточнялось, кому будет поручена разработка концепции экспозиции и будут ли в ней отражены «неудобные» аспекты истории Холокоста на оккупированных территориях. История создания этого музея вновь не получила продолжения. Важно, что заявление было сделано 27 января, когда в Молдове отмечают Международный день памяти жертв Холокоста. Это говорит об интернационализации памяти о Холокосте на постсоветском пространстве и — на примере Молдовы — стандартизации вовлечения государства в этот процесс.

Однако двигателем дела коммеморации Холокоста в Молдове остается местная еврейская община. Именно она была инициатором реставрации памятника жертвам фашизма и его открытия в 2015 году, а также проекта восстановления комплекса зданий бывшей синагоги рава Цирельсона и ешивы «Маген Давид», где, по проекту, среди прочего, должен был располагаться еврейский музей. Оба этих проекта получили широкую огласку, в том числе из‑за непростых отношений общины с органами власти. Открытие памятника откладывалось, а проект восстановления бывшей синагоги и приспособления здания для нужд общины до сих пор находится под вопросом. Таким образом, за последние шесть лет в Кишиневе возникли три фантомных еврейских музея.

Но есть и реальный музей — Музей еврейского наследия Молдовы при Еврейском культурном центре КЕДЕМ. С 2005 года он расположен в подвале бывшей синагоги, где, в свою очередь, находится КЕДЕМ. Это один из музеев, открытых на постсоветском пространстве в начале 2000‑х под эгидой еврейских культурных и благотворительных организаций или общин. Экспозиция музея охватывает местную еврейскую историю с XIX века по настоящее время и состоит из артефактов — предметов личного пользования и быта, собранных местными активистами и подаренных евреями, уезжавшими из Молдовы еще в 1990‑х годах. Разнородность экспонатов раздвигает рамки понимания того, что является «еврейским артефактом», достойным храниться в музее, особенно если речь идет о зоне контакта. Как говорит директор музея: «Вот там у меня стоит типично русский горшок — для русской печки, я с гордостью его показываю, специально обращая внимание на то, что он использовался в еврейской семье и это, судя по всему, показатель добрососедских отношений где‑то в местечке». До изменения экспозиции в феврале 2015 года черная арка довлела над всей экспозицией, демонстрируя увеличенные фотографии жертв кишиневских погромов 1903‑го и 1905 годов. Выставка рассказывала о судьбе еврейского населения Бессарабии в июле‑августе 1941 года и в годы поствоенного советского государственного антисемитизма. Таким образом, музей представлял факты насилия против евреев: от погромов и Холокоста до советских кампаний — в рамках единого нарратива, видя в погромах начала ХХ века предвестников Холокоста. По словам директора, «трагедия в центре, потому что она в центре и хронологически. Лично я, на самом деле, против того, чтобы она занимала такое центральное и давящее положение, но уж так получилось […] Я бы сделала в одной витрине “местечко”, в другой витрине “город”, отдельно — мастерскую портного, отдельно — мастерскую часового мастера, более тематически». Именно в этом ключе экспозиция была переделана в 2015 году, все разделы были обновлены и добавились интерактивные компоненты — фото— и видеодисплеи для ознакомления с документами. Показательно, какую ключевую роль играет директор в музее такого формата: он не наемный менеджер, а сооснователь и соавтор концепции и дизайна.

Одесса

В Одессе — городе, для которого еврейская страница истории является одной из основополагающих, Музей истории евреев Одессы «Мигдаль‑Шорашим» открыт с 2002 года, а Музей Холокоста памяти жертв фашизма — с 2009‑го. И в 2015 году фонд культурных инициатив CREADODESSA заявил о планах открытия Украинского еврейского музея. Создатели музея «Мигдаль‑Шорашим» исходили из двух предпосылок. Первая — необходимость того, чтобы еврейская тема «звучала» в музейном пространстве города в условиях, когда государственные музеи, в том числе краеведческий, об этой теме молчат. Директор вспоминает: «Когда мы создавали этот наш музей, я пошел в Одесский краеведческий музей со студентами “Мигдаля”, нам провел экскурсию экскурсовод по фамилии Коган и ни разу не произнес слова “еврей” и лишь единожды — слово “синагога”». И действительно, в постоянной экспозиции краеведческого музея города о евреях упомянуто вскользь — посредством перечисления состава населения города на рубеже веков и через демонстрацию здания Бродской синагоги. Фотография здания, знакового для города и с точки зрения его архитектурной истории, демонстрируется без объяснения контекста постройки и функционирования. В целом же краеведческий музей — платформа, где официальная политика памяти и интерпретации истории сосуществует с местной версией изложения событий. Это хорошо видно на примере отдельной экспозиции, посвященной судьбе города во время Второй мировой войны. Экспозиция совмещает советский дискурс о городе‑герое с переосмыслением военных событий в глобальном контексте. Угол, огороженный колючей проволокой, повествует о Холокосте в Одессе посредством вырезок из газет о создании гетто на территории города. Однако причина его создания и цель, равно как и последствия, остаются необъясненными.

Второй предпосылкой создания музея «Мигдаль‑Шорашим» является память о существовании в довоенной Одессе Первого Всеукраинского музея еврейской культуры имени Менделе Мойхер‑Сфорима. Этот музей был создан в 1927 году. Там выставлялись оригинальные предметы еврейского обихода, культа, изделия декоративно‑прикладного искусства и многое другое. Музей был расформирован в 1930‑х годах, а его коллекция частично утеряна.

Музей «Мигдаль‑Шорашим» был открыт в 2002 году по инициативе председателя еврейского общинного центра «Мигдаль» и директора музея в частной квартире в типичном одесском дворике. Директор рассказывает: «Каким‑то образом возникло вот это помещение и центр “Мигдаль” за свои, а не за государственные средства сделал минимальный ремонт, провел сигнализацию, перевез уже имеющиеся экспонаты. После этого в шкафах “Мигдаля” складировались предметы, которые туда несли люди. Это происходило еще до официального объявления об открытии музея. Мы изначально решили, что у нас будет подвижный и непафосный музей». Посетителей встречает бывший механический Санта‑Клаус, переодетый евреем. Экспозиция, расположенная в каждой из комнат, повествует о повседневной жизни простых одесситов‑евреев, а также об известных еврейских писателях города, художниках, общественных деятелях, о религии, культуре на идише, еврейских политических движениях, а также о Холокосте и Второй мировой войне. Музей сознательно сокращает присутствие трагической темы и отсылает к более оптимистичной перспективе. Директор отмечает: «Мы вынуждены любить happy end — не оттого, что мы такие оптимисты, а оттого, что большинство единиц хранения подарены нам теми, кто выжил». Таким образом, «еврейское» музейное пространство Одессы распределено на то, что повествует о жизни, и то, что сфокусировано на смерти — в Музее Холокоста памяти жертв фашизма.

Львов

Львов — город, претендующий на звание культурной столицы Украины (хотя за это звание также борется и Одесса — посредством крупных культурных фестивалей). Музейный ландшафт Львова разнообразен. Так же, как и в Одессе, еврейская тема представлена двумя локальными музеями (один из них — филиал государственного Музея истории религий), в то время как исторический музей лишь вкратце упоминает о Холокосте. Музейные программы, финансируемые из городского и регионального бюджета, направлены на институционализацию памяти о трех сюжетах: это массовый голод в Украинской ССР 1932–1933 годов, деятельность Организации украинских националистов и Украинской повстанческой армии (представляемая в позитивном ключе) и принудительное выселение украинцев из восточных воеводств Польши в 1944–1946 годах. Отдел истории западноукраинских земель второй половины XIX — XX века львовского исторического музея использует те же средства для визуализации истории Холокоста, что и краеведческий музей в Одессе. Два угла экспозиции обмотаны колючей проволокой — образ, узнаваемый повсеместно. Приведены фотографии из Яновского концентрационного лагеря и лагеря смерти, форма узника и фрагмент сеялки, которую использовали для рассеивания праха жертв лагеря. Ответственность за геноцид возлагается исключительно на немецкую сторону, без упоминания «сложных» аспектов. Зал венчает скульптура митрополита Андрея Шептицкого, предстоятеля Украинской греко‑католической церкви. За заслуги в деле спасения евреев и укрытия их в монастырях еврейская община Украины в 2008 году признала Шептицкого праведником мира, чего не сделала комиссия Яд ва‑Шем из‑за неоднозначности его деятельности в годы войны. В целом экспозиция, героизирующая украинских акторов местной истории в противовес австрийским, польским и русским, не упоминает ни об участии местного населения в еврейском погроме во Львове в 1941 году, ни о вовлечении ОУН(б) в политическое насилие против поляков и евреев. О погроме 1941 года умалчивает и открытый в 2009 году Национальный музей‑мемориал жертв оккупационных режимов «Тюрьма на Лонцкого», в связи с которой погром и случился. Вместо этого баннеры во внутреннем дворе музея информируют о Холокосте в Украине, но опять же как о трагедии, произошедшей без содействия местного населения. Сама экспозиция музея — бывшей тюрьмы рассказывает о расстреле работниками НКВД нескольких сотен заключенных в июне 1941 года — акции, непосредственно предшествовавшей погрому.

Интерьер комнаты‑музея «Следами галицких евреев» во Львове. Архив Анастасии Фелькер

Интерьер комнаты‑музея «Следами галицких евреев» во Львове. Архив Анастасии Фелькер

Во Львове также есть и свой «фантомный» еврейский музей — неосуществленный проект создания Музея истории и культуры евреев Галиции — общего музейного пространства, в котором предполагалось разместить иудаику, хранящуюся, но не выставленную в нескольких музеях города. А состоявшийся еврейский музей — комната‑музей «Следами галицких евреев», расположенная в помещении Всеукраинского еврейского благотворительного фонда «Хесед‑Арье», — был создан в 2002 году по инициативе руководителя фонда. Самый скромный из музеев в этом очерке, с точки зрения коллекции и выставочного пространства, — «Следами галицких евреев» занимает одну комнату, которая служит выставочным залом, местом проведения встреч, а также пространством, где хранятся фонды. Как рассказывает руководителя музейной программы фонда «Хесед‑Арье», «началось все с того, что украинцы нашли у себя дома две части Торы, они стали расспрашивать своих родственников об этой находке и те им рассказали, что во время войны евреи, уходя в гетто, оставили им эту Тору, чтобы спрятать […] когда нашли уже в наше время, то принесли ее сюда, и так совпало, что Тору принесли в Йом Кипур […] когда Тору принесли, возникла идея о том, что нужно собирать, что нужно хранить еврейское наследие». Этот музей, как и одесские, напоминает о существовании межвоенного Музея еврейской религиозной общины Львова (1934–1939), который отчасти легитимирует новый музей. Экспозиция музея рассказывает ностальгическую историю о золотом веке некогда процветавшей еврейской общины Галиции, прерванном восстанием Хмельницкого и казацкими погромами, а спустя несколько веков еврейская культурная жизнь и архитектурный ландшафт города были истреблены нацистскими оккупантами. Экспозиция также оговаривает, что бóльшая часть еврейского населения города погибла в годы войны, а евреи, живущие во Львове теперь, являются потомками тех, кто переехал в город из других регионов Советского Союза. В отличие от музея «Мигдаль‑Шорашим» в Одессе, который обсуждает возможность еврейского будущего города, комната‑музей во Львове решительно более пессимистична — несмотря на множество инициатив по продвижению еврейской культуры в городе, в том числе в интересах туриндустрии. Среди таких инициатив — ежегодный фестиваль еврейской музыки, песни и танцев LvivKlezFest, выставки, дни идиша и культуры на этом языке, Еврейские дни в Ратуше, а на лето 2016 года запланировано открытие проекта «Пространство синагог: еврейская история, общее наследие и ответственность».

Таким образом, во всех трех городах государственные музеи демонстрируют официальную версию местной истории, зачастую либо игнорируя еврейскую составляющую в своих экспозициях, либо сводя ее к ремарке о факте Холокоста, понимаемого глобально, но не локально. Этот информационный «вакуум» во многом явился катализатором ситуации появления альтернативных проектов памяти — таких, как локальные еврейские музеи. Они функционируют независимо от официальных музеев, что предоставляет определенную свободу составления экспозиции. Пользуясь этой свободой, локальные еврейские музеи пытаются сохранить хрупкое равновесие между повествованием о трагических событиях прошлого и более оптимистичным рассказом о еврейской жизни в регионе в разные исторические периоды. В этом они следуют глобальным тенденциям в еврейском музейном деле. Локальные еврейские музеи на постсоветском пространстве работают и для нееврейской публики, способствуя формированию общей памяти о событиях прошлого. Однако ни один из этих музеев, в силу ряда причин, не стал инициировать общественную дискуссию, направленную на обсуждение сложного и «неудобного» прошлого. В желании объять множество тем создатели этих музеев все же упускают ряд важных аспектов. К примеру, ни одна экспозиция не рассказывает об образовании государства Израиль и о том, какую роль сыграли евреи — выходцы из данного региона в его становлении. И хотя значительная часть посетителей этих музеев — те самые эмигранты и их потомки, их история практически не представлена в экспозициях.

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

«Эту страну ты увидишь издали»: Хаим Вейцман в мае 1948 года

Вейцман, по‑прежнему лежа пластом, продиктовал Риве письмо без единой заминки, без единой поправки, как если бы текст вызрел в его голове давным‑давно. То было лаконичное обращение к мужчинам и женщинам, которые в тот миг в Тель‑Авиве пересекали финишную черту долгой эстафеты еврейской истории и куда более короткого, но многотрудного состязания, выпавшего на долю сионизма. Вейцман напомнил о двух тысячах лет, проведенных еврейским народом в изгнании, похвалил будущее временное правительство и вызвался быть ему полезным...

Первый президент

В новейшей еврейской истории фигура Хаима Вейцмана занимает особое место. Он принадлежит к тем немногочисленным политикам, которые изменили ход истории. Вполне вероятно, что без Вейцмана еврейская история в ХХ столетии стала бы совсем иной. Созданию еврейского государства Вейцман посвятил всю свою жизнь. Рожденный в местечке, затерянном на просторах Российской империи, Вейцман добился известности и международного признания как ученый и как лидер еврейского национально‑освободительного движения. Во многом именно Вейцману Израиль обязан тем, что он есть на карте мира

Благие намерения приводят к трагедиям. Недельная глава «Тольдот»

Ривка так и не решилась поделиться с Ицхаком ни пророчеством, ниспосланным ей перед рождением близнецов, ни сомнениями в том, подходит ли Эсав по своей натуре для благословения. Неспособность Ривки наладить общение с мужем привела к обману, а обман стал толчком к целой череде трагедий: например, Яаков, спасая свою жизнь, бежал из родительского дома и, в свой черед, поддался на уловку, когда его обхитрил тесть Лаван