Шестидесятипятилетний французский писатель и эссеист, автор романа «Горькая луна» и сборника эссе «Тирания покаяния», не будучи евреем, зарекомендовавший себя как еврейский интеллектуал, — в новом, еще не переведенном на русский романе раскрыл тайну своей семьи. Его отец до самой смерти был убежденным антисемитом. «Хороший сын» выстроил свою жизнь как протест против тирании отца. Об истинных литературных наставниках писатель поведал «Лехаиму».

Лиза Новикова Когда был задуман «Хороший сын» («Un bon fils»)? Почему вы решили рассказать эту историю именно сейчас?

Обложка французского издания Паскаля Брюкнера «Хороший сын». Издательство «Grasset», 2014

ЛН К сожалению, этот роман не переведен на русский. Как бы вы могли, в нескольких словах, представить его российскому читателю?

ПБ Конфликт, на котором строится этот автобиографический роман, довольно ясен. Мой отец до самой старости испытывал ностальгию по Третьему рейху. А обо мне, с тех пор как я стал писателем, все думают, что я еврей, так как моя фамилия — одновременно и протестантская, и еврейская. Именно это заблуждение стало лучшей местью моему отцу. Сейчас меня по‑прежнему считают сионистом или евреем большинство сообществ, особенно крайне правые и мусульманские.

ЛН Каков контекст, в котором появилась ваша книга? Были ли авторы, которые повлияли на вас, на ваш выбор темы?

ПБ Этот круг довольно широк, в первую очередь те писатели, что были «модными» во времена моей молодости: Сартр, Камю, Мальро, Мишо, Кено и многие другие. Вообще, Франция — литературоцентричная страна, мы преклоняемся перед писателями, интеллектуалами: поэтому имен можно было бы назвать больше.

ЛН Какова история возникновения термина «juif imaginaire» («воображаемый еврей»), который вы упоминаете в своих статьях?

ПБ Это выражение придумал Филип Рот, в одном из своих романов. Так он называл тех молодых евреев, которые отождествляли себя с жертвами Холокоста, несмотря на то что они сами никак не пострадали.

ЛН Насколько антисемитские взгляды были распространены во Франции перед Второй мировой войной? Был ли ваш отец скорее исключением?

ПБ Да, антисемитизм в предвоенной Франции был довольно сильным, и взгляды моего отца не были уникальны. Половина моей семьи придерживалась коммунистических взглядов, другая половина выбрала «пассивное подчинение» фашизму.

ЛН Как вы оцениваете соотношение «гений и злодейство» в случае Луи Фердинанда Селина? Насколько для французских интеллектуалов той поры были характерны такие «метания»?

ПБ Селин был одним из самых ярых антисемитов среди французских интеллектуалов. Из‑за этого ему после войны пришлось на шесть лет переселиться в Данию. Он написал замечательный роман «Из замка в замок», о маленьком немецком городе Зигмарингене, в котором после 1944‑го нашли прибежище все коллаборационисты. Это чувство, ненависть к евреям, было довольно широко распространено в среде французских интеллектуалов — как, впрочем, и везде — его усилила немецкая оккупация. Но мы должны помнить, что именно французы спасли 70% еврейского населения — несмотря на коллаборационистскую политику правительства Петена.

ЛН Насколько история семьи повлияла на формирование вашего мировоззрения, на выбор писательской карьеры?

ПБ Да, конечно, повлияла. Моим ответом на семейную историю стало увлечение левыми идеями, я написал диплом по философии под руководством замечательного профессора Владимира Янкелевича (у него, кстати, русские корни). Диплом был посвящен мифу о золотом веке в идеологии национал‑социализма.

ЛН Расскажите подробнее о вашем собственном опыте приобщения к еврейской культуре.

ПБ Сказать по правде, я не делаю особых различий между еврейской и другими культурами, хотя, можно сказать, что я погружен в нее, поскольку моя дочь — еврейка и среди моих друзей тоже много евреев. Моя новая подруга родилась в Руанде, она — тутси по матери, а ее отец — венгерский еврей. Так что я вращаюсь в среде еврейских друзей, еврейских писателей.

ЛН Когда, в каком возрасте у вас появились друзья‑евреи? Какова была реакция вашего отца?

ПБ Я понял, что он еврей, спустя много времени после нашего знакомства. Но мы стали почти как братья‑близнецы и написали вместе две книги. Я говорю об Алене Финкелькроте. Он — известный французский интеллектуал.

ЛН Читаете ли вы израильскую литературу?

ПБ Да, довольно много. Мне также очень нравится израильское кино.

ЛН Кто из еврейских интеллектуалов был наиболее важен для вас, для Франции в ХХ веке?

ПБ Лично мне очень нравятся Ханна Арендт и Эммануэль Левинас, два важнейших философа ХХ века. Еще — Раймон Арон, также оказавший огромное влияние на французскую философскую мысль.

ЛН Каково ваше видение трагедии еврейства в ХХ веке? Все ли сейчас делается, чтобы такая трагедия не повторилась (в том или ином воплощении)?

ПБ Холокоста, безусловно, можно было избежать: но проблема в том, что никто всерьез не воспринимал заявления Гитлера. Думаю, что большинство людей и представить себе не могли, что все это может превратиться в реальность. Надо сказать, что сейчас европейский антисемитизм значительно меньше выражен, на смену ему пришел антисемитизм мусульманский, взявший на вооружение идеи Гитлера. Я думаю, сейчас главная угроза исходит от исламских радикалов, неважно, шиитов или суннитов. Главная опасность — в этом радикализме. Невозможно будет бороться с радикализмом, не пытаясь превратить ислам в мирную религию.