Гилель Цейтлин (1871–1942) — один из важнейших еврейских мыслителей первой половины XX века, философ и мистик, погиб по дороге в лагерь смерти Треблинка, в канун Рош а‑Шана 5703 (1942) года. Именно в его эссе «Безмолвие и глас», в 1936 году, впервые пророчески прозвучало слово «Шоа», предрекая надвигающийся крах мироустройства и уничтожение большей части европейских евреев. Цейтлин при жизни имел огромный авторитет в еврейском мире, а после смерти труды его надолго оказались в забвении.
Сегодня издательство «Книжники» предприняло перевод его трудов и комментирование на русском языке. Читатели «Лехаима» прочтут большую работу Цейтлина о хасидизме, публикацию которой мы продолжаем в этом выпуске.
10
Не только красивый мотив или великолепие природы возвышают душу, но и красивый рассказ: светом наполняет он сердце, наставляет и очищает. Так высоко ставил р. Нахман рассказы, что почитали его чудаком не только другие цадики, но и близко его знавшие хасиды и даже простые люди.
Иные праведники также пользовались «рассказом»; но рассказывали они истории о праведниках, о чудесах и знамениях. Р. Нахман же рассказывал просто сказки: сказку о царевиче и царевне, сказку о мудреце и глупце и т. д.
Великий праведник, внук Бааль‑Шем‑Това, восседает в кругу своих хасидов и рассказывает им о влюбленных девицах и юношах, о садах и рощах, о тоске и томлении, о потерянных и заплутавших. Со страхом и любовью рассказывает, от всего сердца, с небывалым воодушевлением и в мельчайших подробностях!
Пристало ли такому быть?
Пусть даже полны эти истории глубочайших намеков и тайн Торы — к чему облачать их в такие простые истории, переводить на язык «младенцев в доме учителя»?
Для чего это, зачем?
Можно, конечно, передавать тайны Торы, как испокон веков передавали их каббалисты — облекали в принятые символы, а затем разъясняли для тех, кто еще не столь мудр, чтобы «постичь их своим умом» . Но рассказы р. Нахмана — не слишком ли они похожи на обычные сказки о влюбленных и прочие досужие вымыслы?
Художником был р. Нахман по природе своей; как художник, не мог он не творить; а как праведник и вождь, ощущал он всю глубину и силу воздействия своих рассказов.
Так свидетельствует ученик его:
«О сказках, которые рассказывал он, сказал: лучше было бы и вовсе не раскрывать ни одного из намеков и не говорить, на что они указывают, ибо наиболее действенны именно сокрытые вещи. Лишь для того пришлось ему раскрыть миру кое‑какие символы, чтобы знали люди, что в этих сказках нечто сокрыто» .
«С помощью сказочных историй о древних временах можно пробудить ото сна даже тех, кто (упаси, Г‑споди!) отпал от всех семидесяти Ликов Торы» .
«Говорят люди, что сказки погружают в сон. Я же говорю, что с помощью сказок пробуждают людей ото сна» .
«Отовсюду вопиет слава Г‑сподня , ибо “вся земля полна славы Его” (Йешаяу, 6:3), и даже из сказок, что рассказывают народы мира, кричит и взывает Слава Г‑спода Благословенного, как сказано: “Расскажите в народах о славе Его” (Теилим, 96:3) . Ибо Слава Г‑спода кричит всечасно, и взывает к человеку, и понуждает его приблизиться к Г‑споду Благословенному, и тогда Он приблизит его к Себе с милостью, благосклонностью и любовью великой» .
11
Что же есть эта сила веры? В чем суть ее, где корень ее, где основание в душе человеческой? Сознание или сердце, разум или чувство — основа ее? На вопрос этот так отвечает р. Нахман: не из сердца проистекает вера и не из рассудка, на то есть в душе особая сила — способность к воображению. Разной бывает вера, как бывает разным воображение: у одного — смутное и путаное, у другого же — чистое и ясное, прекрасное и возвышенное. Таково было воображение библейских пророков.
Учение р. Нахмана о воображении весьма оригинально и необычно; оно основывается на каббалистической концепции цимцума.
Воображение для него — сила творящая, все объемлющая и все заключающая, пронизывающая все части Творения от начала и до конца его, от суставов и звеньев его — до костей и плоти, от мельчайших атомов и органов — до живых существ.
Образ всякой вещи, малой ли, большой, от Г‑спода и в Г‑споде пребывает. По извечному Его предначертанию создано все и сотворено; по извечному предначертанию зарождается, вырастает, цветет и развивается. Все частицы и частности сливаются в единый образ, великий и всеобъемлющий; а великий образ, все в себе заключающий, снова дробится на частицы и частности, и так до бесконечности.
В этом‑то и состоит тайна сокрытия, которую каббалисты называют цимцум: разум Б‑жественный словно бы удалился из мира, и свет Его невидим нам более; осталось лишь воображение — способность создавать образы .
И потому невозможно познать Б‑жество рассудком, а только силой воображения; если будет оно чистым и прозрачным, сможет человек представить себе так ли, иначе ли превознесенное и Б‑жественное.
Так что напрасен труд исследователей, которые корпят над вопросами Б‑жественными от века и до века : тысячами, сонмами сокрытий сокрыт и спрятан от нас Б‑жественный разум; лишь воображать можем мы, лишь уподоблять .
В этом был дар библейских пророков: в виде́ниях обращался к ним Г‑сподь, множеством прозрений удостоил их, и форму уподобляли они Формирующему ее .
Кто научит вере лучше пророков? Ибо сила их воображения была куда полнее, чище, точнее и совершеннее, чем у обычного человека.
У того лишь, однако, бывает воображение достаточно совершенным и незамутненным для постижения Б‑жественных вещей, кто ведет жизнь святую и чистую, кто жаждет обрушить мировую преграду, скрывающую Творца от творения .
Стало быть, хотя основание веры заключено в провидческой силе воображения, причастно к вере и святое чувство — чувство святости ; ибо лишь тому доступно совершенное воображение, отточенное в Б‑жественном, кто неодолимо стремится к Б‑жественной красоте и горнему величию, кого снедает святое томление и неизбывная тоска.
Стало быть, тот, кто хочет поселить в сердцах чувство веры, должен обращаться и к воображению, и к эмоциям. Должен он пробуждать эти способности, очищать и прояснять их, усиливать и развивать. Следует ему пользоваться всеми средствами, ведущими к этой цели; владеть всеми путями к святости — и образом ее, и чувством.
Хорошо знал р. Нахман, что пути эти — музыка и пение, красота природы и искусство. И одним из искусств — рассказом — он владел в совершенстве.