Дом учения: Календарь

Метаистория Хануки

Арье Барац 16 декабря 2014
Поделиться

Парадокс Хануки

Все еврейские праздники — праздники исторические, то есть они связаны не с космическими циклами, как это повсеместно принято в языческих религиях, а с теми событиями, в которых поступательно раскрывалась воля Творца и Создатель постепенно открывался миру.

Однако такого рода событий, удостоившихся войти в еврейский календарь, не так уж много. Если оставить в стороне траурные даты (связанные с разрушением Первого и Второго храмов), то это: сотворение мира (Новолетие); исход из Египта (Песах); дарование Торы (Шавуот); скитание по пустыне (Суккот); избавление народа во время персидского пленения (Пурим) и, наконец, военная победа над греками, сопровождавшаяся чудом умножения оливкового масла, что позволило восстановить храмовое богослужение (Ханука).

 

В этом перечне события, связанные с Ханукой, выглядят наименее представительными. Можно сказать, что истории Пурима тоже не богаты чудесами, но с духовно‑исторической точки зрения они все же весьма значимые: в те дни была отведена смертельная опасность, нависшая над всем народом.

Однако Ханука в этом ряду как будто бы совершенно теряется: ни великих чудес, ни по‑настоящему выдающихся исторических событий. Разве можно сравнить чудо умножения масла с чудесами Исхода, т. е. с рассечением вод Ям‑Суф, с десятью казнями, даже с превращением посоха в змея? По слову пророка Элияу, масло не иссякало в кувшине два года («Мука в кадке не иссякала, и масло в кувшине не убывало, по слову Г‑спода, которое Он изрек через Элияу» [Млахим II, 17:16]), но никто не раздувает это чудо до вселенских масштабов. Что же касается военной победы над греками, то и она не была решающей: определенная независимость действительно была достигнута, богослужение в Храме восстановлено, но по большому счету власть Афин продолжалась еще долгие годы.

Более того, праздник Ханука решительно уступает всем прочим праздникам также и по статусу своего установления. Если празднование Рош а‑Шана, Песаха, Шавуот и Суккот предписано самой Торой, если Пурим опирается на текст Писания (Ктувим), то основанием для празднования Хануки служат лишь скупые талмудические указания («Тора ше‑бе‑аль‑пе»).

Имеются, правда, еще и так называемые Маккавейские книги, довольно подробно освещающие историю тех войн, но они сохранились лишь на греческом. Обратный перевод этих книг на иврит был произведен только в Х веке. Маккавейские книги не стали священными книгами евреев и не являются авторитетными источниками. Однако, как ни странно, именно в этом обстоятельстве можно искать определенный ключ к пониманию смысла Хануки.

Праздник света

Однако, прежде чем попытаться в него вникнуть, следует напомнить, что за фасадом скромных чудес и относительно неприметных исторических событий еврейская традиция усматривает в Хануке глубокий метаисторический смысл, связанный со светом. Время Хануки — это время так называемого солнцеворота, т. е. вскоре после этого праздника укорачивавшийся до той поры день начинает расти. И одновременно это время созревания плодов масличного дерева, использовавшегося в светильниках.

Фрагмент итальянского манускрипта с изображением ханукии. 1374. Лондон, Британская библиотека

Фрагмент итальянского манускрипта с изображением ханукии. 1374. Лондон, Британская библиотека

Верно, что о законах Хануки говорится только в Устной Торе, но при этом Устная Тора обнаруживает истоки этого праздника также и в Торе Письменной. В частности, намеки на этот праздник, столь явственно связанный с маслом и семисвечием, усматриваются в главе «Эмор», где перечисляются все праздники. Последними идут предписания, связанные с Суккотом: «Но в пятнадцатый день седьмого месяца, когда вы собираете плоды земли, празднуйте праздник Г‑сподень семь дней: в день первый покой и в день восьмой покой. И возьмите себе в первый день плод дерева красивого [этрога], ветви пальмовые и отростки дерева густолиственного, и верб речных, и веселитесь пред Г‑сподом, Б‑гом вашим, семь дней. И празднуйте этот праздник Г‑споду семь дней в году: [это] устав вечный в роды ваши; в седьмой месяц празднуйте его. В кущах живите семь дней; всякий коренной житель в Израиле должен жить в кущах, дабы знали поколения ваши, что в кущах поселил Я сынов Израилевых, когда вывел их из земли Египетской. Я Г‑сподь, Б‑г ваш. И объявил Моше о праздниках Г‑сподних сынам Израилевым» (Ваикра, 23:39‑44). Но сразу же после этих слов Тора говорит о тех атрибутах храмового богослужения, которые являются ключевыми для Хануки, следующего после Суккота праздника: «И сказал Г‑сподь Моше, говоря: Прикажи сынам Израилевым, чтобы они доставили тебе масла оливкового чистого, выбитого, для освещения, чтобы возжигать светильник постоянно. Вне завесы откровения в Шатре собрания должен ставить его Аарон пред Г‑сподом от вечера до утра всегда: [это] устав вечный в роды ваши. На светильнике чистом да расставит он лампады пред Г‑сподом всегда» (Ваикра, 24:1‑4).

Как бы то ни было, время Хануки, с одной стороны, связано с увеличением продолжительности дня, а с другой — с приношением в Храм оливок. Как на Песах в Храм приносились первинки самых первых плодов, т. е. снопы ячменя, так на Хануку все еще приносились первинки самых последних произрастаний — оливок. Свет солнца и свет масличной лампы как бы создают двойную смысловую прочность ханукальной недели.

В трактате «Авода зара» рассказывается, что изгнанный 1 тишрея из Эдемского сада человек однажды заметил, что день укорачивается. Он впал в смятение, так как счел это уменьшение дня предвестником той беспросветной ночи, которая, как он подумал, и должна была явиться осуществлением проклятия «смертью умрешь». Адам некоторое время пребывал в смятенных чувствах, но в какой‑то момент стал держать пост, надеясь, что Всевышний сжалится над ним и отведет от него страшную кару вечного мрака.

Адам не ел и не пил неделю, но на восьмой день поста неожиданно обнаружил, что день вновь стал прибывать. Иными словами, произошел зимний солнцеворот. И тогда Адам устроил пир, который продолжался столько же дней, сколько длился пост, — восемь.

В этой истории трудно не усмотреть метаисторическое основание праздника Хануки, тем более любопытное и убедительное, что его парадигма сохранилась также и в сознании неевреев: хотят они того или не хотят, но христианские народы в этот период также веселятся восемь дней, то есть со дня солнцеворота (Рождество) до Нового года (обрезание основоположника христианства)!

Исторический солнцеворот

И тут мы приближаемся к еще одному смысловому пласту, который явственно просматривается в событиях тех давних дней. Время Хануки явилось временем, в которое Б‑жественное слово прозвучало наконец для всего мира.

Какие‑то влияния, безусловно, имели место и раньше, а рабби Йеуда Галеви в книге «Кузари» даже утверждает, что вообще все основные знания древних народов были получены ими от евреев. Но даже не вдаваясь в вопрос, каким был истинный объем этого влияния, ясно, что в древности оно носило в первую очередь анонимный характер.

Ханукальная победа и ханукальное чудо произошли в те времена, когда свет Торы стал наконец распространяться в мире явно и открыто.

В этом отношении знаменательно, что храмовая менора (с оглядкой на которую сделана ханукия, имеющая восемь, а фактически так даже и девять лампад) является не просто еврейским, а международным символом. Дело в том, что в Храме располагалось десять семисвечий, то есть вместе всегда горело семьдесят светильников — по числу народов мира. Говорят, что в этой связи Любавичский Ребе имел обыкновение дарить ханукии политическим лидерам и просто уважаемым лицам разных народов.

Между тем это явное и открытое распространение Б‑жественного Слова среди народов началось с коллизии — с лобового столкновения еврейского и греческого миров. Война между иудеями и эллинами была знамением того времени.

Напомним, что запретам Антиоха (вызвавшим Маккавейское восстание) предшествовал перевод Торы на греческий язык, известный как «Септуагинта». Что же касается остальных книг Танаха, то они переводились на греческий как раз в период правления Хасмонеев.

«Книга книг» как будто бы была принята греками восторженно, однако все же без осознания ее истинного значения и, главное, совершенно «по‑гречески», т. е. текст перевода расценивался так же высоко, если даже не выше (как это впоследствии утвердилось в православной церкви), чем оригинал!

Это было не случайной аберрацией, а глубоко продуманной идейной позицией, за которой стояли века философской культуры: понять — это значит переопределить, пересказать своими словами, и чем больше формулировок, тем лучше и яснее выражена мысль.

Но еврейский пафос состоял в противоположном: точно расслушать и точно передать Б‑жественное Слово. Как можно заключить из Талмуда (Мегила, 9а), уже в ходе своей работы семьдесят еврейских мудрецов, независимо друг от друга переводивших Тору на греческий, осознали, что их детище — это не Тора, а ее истолкование, что перевод Письменной Торы невозможен без построчных пояснений Торы Устной!

Фрагмент папируса из Септуагинты. II век н. э.

Фрагмент папируса из Септуагинты. II век н. э.

Но дело было сделано, и Септуагинта начала свое странствие под знаменем торжества греческого Смысла над еврейской Буквой. Антиоху не мешало то, что Септуагинта бережно хранится в Александрийской библиотеке, но исполнение евреями предписанных в ней законов выводило его из себя!

Таким образом, долгожданное для всего мироздания событие — выход Торы за пределы Израиля — сопровождалось концептуальным искажением, в память о котором через неделю после Хануки (10 тевета) принято держать пост.

Итак, распространение света Торы сразу приняло двусмысленный характер. Далеко не все пошло так гладко, как хотелось бы и как, казалось бы, предрекалось пророками. Те, кто признал, что Б‑г с евреями, в то же время не торопились хвататься за их цицит («в те дни схватятся десять человек из всех разноязычных народов и держаться будут за полу иудея, говоря: пойдем с вами, ибо слышали мы, что с вами Б‑г» [Зхарья, 8:23]). Напротив, они стали поучать евреев, как тем следует относиться к своим текстам. Большую популярность среди эллинизированных иудеев стал приобретать аллегорический метод толкования Писания.

Но, пожалуй, с наибольшей силой эта тенденция проявила себя в христианстве, которое, с одной стороны, объявило победу Маккавеев своей победой, а с другой — выступило против иудаизма с ожесточением Антиоха. Сохранение Маккавейских книг именно на греческом языке — одно из самых ярких свидетельств спутанности и парадоксальности сложившейся ситуации.

Восстание против эллинизации, поднятое Маккавеями, достижение ими поначалу пусть и частичной, но независимости, таким образом, является не только воспоминанием о былом, но и знамением будущего. Процесс распространения света Торы среди народов начался именно в период Маккавейских войн, это был истинный солнцеворот, это было начало исполнения пророческих слов: «Я, Г‑сподь, <…> сделаю тебя <…> светом народов» (Йешаяу, 42:6).

И то, что на протяжении стольких веков действительность продолжает оставаться для Израиля столь сумеречной, в конце концов, и понятно, и ожидаемо. Мрак и холод инерционны: солнцеворот, увеличение продолжительности дня, на самом деле знаменует собой начало, а вовсе не конец зимы.

Но как раз в наше время уже заметны некоторые признаки истинного «потепления». С одной стороны, все большее число христиан отказывается от своего былого высокомерного отношения к еврейской Букве с высоты христианского Смысла, а с другой — возникло и расширяется движение «Бней Ноах».

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Как зародилась самая древняя ненависть на свете. Недельная глава «Вайеце»

В масштабе Ближнего Востока Израиль представляет собой меньшинство, преуспевание которого бросается в глаза. Меньшинство, поскольку страна это крохотная. Она преуспевает, и это сразу заметно. Малюсенькая страна, у которой почти нет природных ресурсов, каким‑то образом затмила соседей. Это породило зависть, переходящую в ярость, которая, в свою очередь, переросла в ненависть. А началось все еще с Лавана...

«Эту страну ты увидишь издали»: Хаим Вейцман в мае 1948 года

Вейцман, по‑прежнему лежа пластом, продиктовал Риве письмо без единой заминки, без единой поправки, как если бы текст вызрел в его голове давным‑давно. То было лаконичное обращение к мужчинам и женщинам, которые в тот миг в Тель‑Авиве пересекали финишную черту долгой эстафеты еврейской истории и куда более короткого, но многотрудного состязания, выпавшего на долю сионизма. Вейцман напомнил о двух тысячах лет, проведенных еврейским народом в изгнании, похвалил будущее временное правительство и вызвался быть ему полезным...

Первый президент

В новейшей еврейской истории фигура Хаима Вейцмана занимает особое место. Он принадлежит к тем немногочисленным политикам, которые изменили ход истории. Вполне вероятно, что без Вейцмана еврейская история в ХХ столетии стала бы совсем иной. Созданию еврейского государства Вейцман посвятил всю свою жизнь. Рожденный в местечке, затерянном на просторах Российской империи, Вейцман добился известности и международного признания как ученый и как лидер еврейского национально‑освободительного движения. Во многом именно Вейцману Израиль обязан тем, что он есть на карте мира