Коллаборационизм и Холокост на территории Украины: современный дискурс
В преддверии 80‑летия начала расстрелов евреев в Бабьем Яру вспоминается, как осенью 2016 года в Украине прошли траурные мероприятия, посвященные 75‑й годовщине этих событий. Тогда Украину посетили множество международных делегаций. Среди почетных гостей был президент Израиля Реувен Ривлин. В рамках визита он выступил в Верховной Раде — парламенте Украины. В своей речи Ривлин затронул разные аспекты украинско‑еврейских отношений в годы немецкой оккупации. Говоря про украинцев, которые спасали евреев от смерти, он упомянул и про сотрудничество с нацизмом, и про деятельность ОУН : «Многие пособники преступлений (нацизма. — Ю. Р.) были и украинцами. И среди них особенно выделялись бойцы ОУН, которые издевались над евреями, убивали их и во многих случаях выдавали немцам».
Эта часть выступления Ривлина вызвала шквал антисемитских настроений в украинских соцсетях.
Участие коллаборационистских украинских структур в военных преступлениях в годы Второй мировой войны активно использует и российская пропаганда. Особенно она усилилась после событий Евромайдана и начала войны на Донбассе. В этом принимают участие значимые в России политические фигуры. Так, бывший министр культуры Владимир Мединский выступал научным консультантом во многих документальных фильмах, например, в фильме Аркадия Мамонтова «Бандеровцы: палачи не бывают героями» (2014). Комментируя трагедию села Хатынь, он говорил: «Мы все стыдимся сказать, что это село Хатынь <…> было сожжено не эсэсовцами, а было сожжено бандеровцами». (В данном случае следует оговориться, что в сожжении села принимал участие 118‑й шуцманшафт‑батальон, в составе которого служила определенная часть членов ОУН(м), а не ОУН(б).)
Каким образом участие украинских коллаборантов в Холокосте отражено сегодня в научной, публицистической и пропагандистской литературе? Как эти события отображаются в «националистической» и «(нео)советской» концепциях истории Второй мировой войны? Как формируется «политика памяти» в современной Украине и какие вопросы при этом замалчиваются современной властью? На эти вопросы мы попытаемся ответить.
Модели исторической памяти о Второй мировой войне в Украине и история Холокоста в этих нарративах
После получения независимости в 1991 году в Украине не сложилось единой модели коммеморации истории Второй мировой войны. Скорее можно говорить о двух типах‑моделях памяти. Первую можно назвать «нео(пост)советской», вторую — «националистической». Для первой модели близок нарратив советского времени с некоторыми модификациями периода независимости. Подобная модель, которая является фактически копией коммеморации истории Второй мировой войны в современной России в виде концепции Великой Отечественной войны , активно использовалась в официальном нарративе периода правления президента Виктора Януковича (2010–2014). Этот нарратив популярен на юго‑востоке Украины, в том числе и на территории Донбасса. Для «националистической» модели свойственны отрицание советского опыта и героизация членов украинских вооруженных формирований разных ОУН и УПА. Такой нарратив был популярен в годы правления президента Виктора Ющенко (2005–2010) и использовался при президенте Петре Порошенко (2014–2019). В определенных модификациях эта тенденция сохранилась и при Владимире Зеленском (с 2019 года). Бывали периоды, когда два эти нарратива пытались комбинировать — в период Леонида Кучмы (1994–2004) и отчасти Леонида Кравчука (1991–1994). Для обоих этих дискурсов история Холокоста, еврейского народа в Украине, как и история других «неукраинцев», которые проживали (проживают) на территории страны, была и остается по большому счету «чуждой». Для сторонников «нео(пост)советского» нарратива, которые во многом следовали советской концепции истории Второй мировой войны, свойственно не обсуждать «особую» судьбу евреев в период оккупации, а повествовать лишь о «мирных советских гражданах», ставших жертвами фашизма. Для «националистического» нарратива Холокост был «неприятен», потому что многие активисты разных ОУН и УПА в период с 1941 по 1943 год принимали участие в преследованиях и уничтожении евреев. Какой‑либо компромиссной модели исторической памяти о Второй мировой войне, которая была бы приемлема для всех регионов Украины и куда был бы интегрирован нарратив Холокоста, пока не сконструировано. В Украине так и не прошла масштабная дискуссия об участии в Холокосте ее нееврейского населения, как было, к примеру, в Польше по вопросу Едвабне.
Научные дискуссии
Среди ученых в Украине и западных исследователей, которые имеют украинские корни или родились на территории УССР, были попытки организовать дискуссию об украинско‑еврейских отношениях в период войны в середине 2000‑х и в начале 2010‑х. Во многом подобные инициативы были связаны с Оранжевой революцией, позже — с приходом Виктора Януковича к власти в 2010 году и событиями в Польше, где в то время шла дискуссия в связи с книгами Яна Т. Гросса «Соседи», Страх» и «Золотая жатва». Одна из таких дискуссий проходила на страницах журнала «Критика» в 2005 году. Среди ярких публикаций можно отметить статью Софии Грачевой «Они жили среди нас?». Исследовательница критиковала как украинских историков (Жанну Ковбу и Ярослава Грицака), так и официальную «политику памяти» в Украине, в частности коммеморацию жертв погрома лета 1941 года в Золочеве. Грачева настаивала, что история Холокоста, как и в целом история евреев на территории Украины не является частью национального нарратива. В критике Грицака и Ковбы она подчеркивала, что эти авторы стоят в том или ином отношении на «оборонительных позициях», не хотят открыто говорить об участии украинцев (в том числе ОУН) в преследовании и уничтожении евреев, с предубеждением относятся к свидетельствам переживших Холокост людей, не используют немецкие источники и т. д .
В том же номере Грачевой отвечал Грицак. В свою защиту он заявил, что в украинской среде его считают скорее «юдофилом», который «критикует» украинцев. Он настаивал, что «все тексты существуют и возникают в определенном контексте». По его словам, ту статью, которую критиковала Грачева, он готовил и публиковал во второй половине 1990‑х годов и с того времени изменил свой подход ко многим вопросам об участии украинцев в Холокосте .
В одном из следующих номеров был опубликован текст литератора и исследователя из Торонто Марка Царинника «Золочев молчит», где он в основном поддержал тезисы Грачевой, в том числе критику официальной «политики памяти» в Украине и украинских историков. Автор описал погром в Золочеве и приступил к критике Ковбы и Грицака, обвинив их в «непозитивистском» подходе к работе с воспоминаниями, а также в том, что они переносят ответственность за участие в Холокосте с украинцев на немцев . Хорошо начатая, эта дискуссия не имела продолжения и не получила широкого общественного резонанса. Во многом это связано было с тем, что «баталии» проходили на страницах известного лишь в узких интеллектуальных кругах журнала. Показательно и то, что подобные дискуссии касались только Западной Украины и речь шла исключительно об этнических украинцах, не поднимался вопрос участия в Холокосте русских, поляков, крымских татар и других народов, проживающих на территории Украины.
Дискуссия 2010 года — о личности Степана Бандеры и о характере идеологии ОУН — также коснулась небольшого круга интеллектуалов, как украинских, так и западных и российских. В ее рамках говорилось о коллаборации в Холокосте активистов украинских националистических организаций и в целом об отношении ОУН и УПА к евреям. Своего рода катализатором этой дискуссии стало то, что президент Ющенко присвоил звание Героя Украины Степану Бандере, а сменивший его Виктор Янукович звание «отнял». В результате был опубликован сборник статей участников этой дискуссии . По содержанию книга разнообразна: есть тексты, в которых авторы активно критикуют Бандеру, а в других — идеализируют. Историки и публицисты, которые критиковали Бандеру и его наследие, касались вопроса участия членов его организации в преследовании и уничтожении евреев.
Еще одна дискуссия возникла на страницах львовского ресурса «Захид.нет» между историком из Украинского католического университета Александром Зайцевым и проживающим в Канаде выходцем из Львова Тарасом Курило. Главным вопросом диспута был следующий: можно ли называть идеологию ОУН фашизмом? Если Курило стоял на позиции, что идеология ОУН (по крайней мере, до 1943 года) может без сомнений называться фашистской, то Зайцев предлагал ввести в обиход новый термин — «усташизм». По мнению Зайцева, усташизм (от «усташи» — хорватские фашисты) — это фашизм нации, которая борется за создание своего тоталитарного государства. Он полагает, что подобное явление — своего рода «переходная форма» к «полноценному» фашизму при условии движения к государственности. Показательно, что оба участника дискуссии не отрицали, а активно обсуждали факты коллаборации ОУН с нацизмом и участие в Холокосте в период войны .
Активизировались дискуссии после событий Евромайдана. Круглый стол под названием «Украинский национализм и евреи: 1920–1950‑е» прошел в 2016 году в Киеве. Это был совместный проект Центра исследования межэтнических отношений Восточной Европы и магистерской программы «иудаика» Национального университета «Киево‑Могилянская академия». В мероприятии приняли участие Владимир Вятрович — тогдашний глава Украинского института национальной памяти, экс‑директор архива Службы безопасности Украины, уже упомянутый Александр Зайцев и Андрей Усач, на то время руководитель архива Центра исследований освободительного движения, научный сотрудник Национального музея‑мемориала «Тюрьма на Лонцкого», а также ваш покорный слуга, директор Центра исследования межэтнических отношений Восточной Европы. Во время мероприятия участники говорили об отношении ОУН (в основном бандеровской фракции) к евреям в годы войны, а также об участии ее членов в преследовании и уничтожении евреев как в фазе сотрудничества с немцами (на службе в полиции), так и в период противостояния с нацизмом (после создания Украинской повстанческой армии). Все участники круглого стола, кроме Вятровича, отмечали, что участие членов ОУН(б) в Холокосте как в рамках коллаборационистских, так и собственных структур было активным. Признавалось, что идеология ОУН (всех фракций) в период войны содержала сильный антисемитский элемент. Вятрович же во многом остался на методологическом уровне конца 1990‑х годов и показал себя скорее адвокатом ОУН, чем исследователем .
Нарративы
Вопроса об участии коллаборантов в преследовании и уничтожении евреев на территории оккупированной Украины и прилегающих регионов касались многие исследователи и публицисты, которые писали о событиях Второй мировой войны и Холокоста.
Дискурс об участии украинских коллаборантов в преследовании, ограблении и уничтожении евреев можно разделить на три направления: 1) «критический» («академический»), 2) «оборонный» и 3) «инструменталистский».
Представители «критического» направления (главным образом ученые из Израиля, Западной Европы и Северной Америки) видят во вспомогательной полиции инструмент, который активно помогал нацистам преследовать и убивать евреев в годы Второй мировой войны. Ученые и публицисты «оборонного» направления замалчивают или игнорируют то, какую роль сыграла полиция в имплементации Холокоста. Чаще всего это носители украинской «националистической» концепции истории Второй мировой войны, в которой активисты ОУН и УПА (в том числе те, которые сотрудничали с нацистами и участвовали в убийствах евреев, поляков) показаны исключительно как жертвы и герои в борьбе за независимость. Авторы, которые инструментализируют историю участия украинских коллаборантов в уничтожении евреев, используют нарратив Холокоста в политических целях. Представители этого направления в основном являются сторонниками (нео)советского видения событий истории Второй мировой войны. Чаще всего для носителей «инструменталистского» направления история Холокоста евреев Украины сама по себе не интересна и не является частью «национального» нарратива. «Инструменталисты» используют историю преступлений и участие в Холокосте украинских, польских, балтийских вооруженных групп, а также полицейских частей с целью обвинить в фашизме и переписывании «правильных» канонов истории Второй мировой войны в странах Центральной и Восточной Европы.
К интересным пионерским академическим исследованиям можно отнести статью израильского историка Аарона Вайса «Степень участия украинской полиции в Катастрофе еврейства Украины» (текст был опубликован на иврите, перевод на русский язык есть в архиве Дома борцов гетто ). В этой публикации автор попытался комплексно, используя доступные в первые годы после развала СССР документы (в тексте он подчеркивает, что к «архивам КГБ <…> еще нет свободного доступа»), исследовать участие местной полиции в уничтожении евреев в разных зонах оккупации УССР, а также влияние на эту структуру активистов ОУН. Вайс проанализировал антисемитский аспект в идеологии УВО и ОУН. В процессе исследования автор путает эти две организации. Например, он пишет о том, что «члены УВО верили в то, что только с помощью нацистской Германии смогут добиться независимой Украины. В политико‑идеологическом плане эта организация взяла на вооружение принципы итальянского фашизма и немецкого национал‑социализма» .
Период с 1939 по 1941 год Вайс рассматривает как ключевой: антисемитский элемент в идеологии ОУН усилился и имел последствия во время войны, когда украинские националисты в рядах украинской полиции убивали еврейское население на территории Украины . При этом, утверждает автор, ОУН(б) и ОУН(м) в это время «нацифицировали» свою идеологию. К примеру, он пишет о том, что «партия <…> Степана Бандеры стояла на позициях нацистской идеологии» и мировоззрение ОУН(б) основывалось «на традиционном антисемитизме и нацистском расизме» . Когда Вайс пишет о «походных группах» ОУН, он видит в них коллаборантов, а не акторов, которые, будучи лояльны немцам, пытались играть «свою игру». По его словам, члены «походных групп» «должны были двигаться вслед германским войскам и помогать им в создании на захваченных территориях системы украинской власти на местах: учреждений воспитания, власти, финансов, полиции — все это в качестве основы для создания украинского централизованного политического образования» .
По мнению Вайса, число членов организации, которые проникли в полицию, «было ограниченным, как и их влияние на местных украинцев» . По его утверждению, «были <…> попытки людей Бандеры и Мельника поставить своих людей на ключевые позиции в муниципальной власти и полиции, но случаи эти были редкими и временными» .
Исследователь приводит много фактов участия вспомогательной полиции в преследовании и уничтожении евреев на территории оккупированной Украины и приходит к выводу, что самой опасной эта структура была для евреев сельской местности. Вайс также пытается проанализировать мотивацию участия рядовых полицейских в преследовании и убийствах евреев .
В группе «критических» исследователей есть авторы, которые изучали участие различных «местных» в Холокосте на территории оккупированного СССР, но очень поверхностно касались того, как происходили эти процессы на территории Украины . В 2000 году вышла монография Мартина Дина , в которой автор существенно сузил географию исследования и углубил проблематику. Дин изучает роль местной полиции в уничтожении евреев на территории генерального округа Белоруссия (часть рейхскомиссариата Остланд) и рейхскомиссариата Украина. Обобщая мотивацию участия белорусских и украинских полицейских в Холокосте, он приходит к выводу, что спектр ее был довольно широкий и большинство коллаборантов было такими же «простыми людьми», как и описанные Кристофом Браунингом сотрудники 101‑го немецкого полицейского батальона .
Несколько публикаций шведского историка Пера Андерса Рудлинга, известного исследованиями истории белорусского и украинского национализма, посвящены проблемам участия в военных преступлениях солдат и офицеров 201‑го и 118‑го шуцманшафт‑батальонов. В исследовании о 201‑м батальоне, который действовал на территории Белоруссии в 1942 году, автор приходит к выводу, что это формирование принимало активное участие в антипартизанских акциях на территории Белоруссии, в которых погибло большое число гражданского населения. Опыт, который офицеры подразделения получили в 1942 году в Белоруссии, стал полезен позже, когда они оказались командирами «ранней УПА» на Волыни, а также руководили подпольной борьбой и уничтожением польского населения . Исследуя преступления 118‑го батальона, Рудлинг описал участие его бойцов в сожжении Хатыни, участие в организации батальона членов ОУН(м), а также место памяти об этой трагедии в советской политической культуре .
В Украине постепенно развивается своя школа истории Холокоста. На начало 2020 года в стране защищено 17 кандидатских и одна докторская диссертация на эту тему. Чаще всего украинские историки делают «региональное», а не «проблемное» исследование . Проблемой является качество диссертаций украинских историков. Зачастую это связано с незнанием иностранных языков и современной методологии, также бывает, что историки целенаправленно концентрируются на преступлениях немецких оккупационных структур и занимают «оборонную» позицию, когда речь идет о полиции, самоуправлении или о роли ОУН в Холокосте . Во многом это связано с тем, что изучение темы участия местного нееврейского населения в преследовании и уничтожении евреев в государственных вузах не приветствуется. Кроме того, по сути отсутствует государственная институционализация изучения истории Холокоста: ни в одном университете Украины нет кафедры, которая занималась бы изучением этой проблематики.
Первые публикации «оборонного» характера выходили еще в годы войны и в послевоенный период из‑под пера пропагандистов ОУН (Бандеры и Мельника) и УПА. Часть этих изданий преследовала цель показать украинских националистов исключительно как героев и жертв в борьбе с большевизмом и нацизмом, а также по возможности «затереть» преступления, совершенные активистами ОУН в 1941–1943 годах в отношении национальных меньшинств и оппозиционно настроенных украинцев. На страницах подобных книг и журналов украинские полицейские (главным образом из Волыни и Галиции) нередко изображались как жертвы нацизма, которые отказывались исполнять преступные приказы. В этих текстах ни словом не упоминается участие полиции в уничтожении евреев и других преступлениях. Это можно объяснить тем, что солдаты УПА первого призыва были, главным образом, бывшими полицейскими, которые дезертировали и перешли в ряды украинских повстанцев, и на исследование их прошлого было наложено своего рода табу. Волынские полицейские в пропаганде ОУН(б) весной и летом 1943 года показывались в основном как «друзья народа», которые в массе своей не станут выполнять преступные приказы немцев в отношении этнических украинцев (о поляках и евреях речь не шла). Это можно объяснить тем, что в рядах УПА было значительное число дезертиров из полиции и ОУН(б) была заинтересована перетянуть в подполье как можно больше других сотрудников шуцманшафта. В одной из газет ОУН(б) того времени сказано:
Украинская полиция, шуцманы, часто солидаризируется с украинским народом <…> Когда грубый немец приказал милиционерам копать яму, один из них кинул лопату и заявил: «Мы не будем для украинской нации яму копать, не будем!» Все бросили лопаты и ушли оттуда, а расстрел тогда не произошел… Во многих случаях украинские шуцманы отказываются стрелять в украинских людей и немцы отваживаются жестоко карать их за это. К сожалению, среди этой «украинской» полиции есть совершенно выродившиеся элементы, которые без малейшего сомнения расстреливают по приказу немцев украинских крестьян .
Частично отрицал и преуменьшал роль украинской полиции в Холокосте партийный историк ОУН Лев Шанковський. В 1981 году он написал статью «Украинская вспомогательная полиция в период немецкой оккупации» . Неизвестно, по каким причинам этот текст так и не был опубликован. Шанковський, используя ограниченное число источников, пытался максимально преуменьшить участие украинской полиции в уничтожении евреев, демонстрируя ее зависимость от немецкого руководства и перекладывая ответственность за Холокост на айнзатцгруппы. В его публикации ОУН и УПА показаны как силы, которые только лишь боролись против немецкой оккупации. Ничего не говорится про членство оуновцев в рядах украинской полиции, а также про переход отрядов шуцманшафта в УПА весной 1943 года. В публикации Шанковського прослеживается тенденция к гиперболизации роли юденратов и еврейской службы порядка (еврейской полиции) в помощи нацистам имплементировать Холокост.
Близкой к позиции Шанковського является точка зрения относительно участия украинских коллаборантов в рядах полиции в Холокосте украинско‑американского историка Тараса Гунчака и украинско‑французского историка Володимира Косика. Оба исследователя в детстве и подростковом возрасте участвовали в подполье ОУН. После войны Гунчак и Косик оказались в эмиграции. В своих исследованиях они писали про деятельность украинских националистов (главным образом ОУН(б)) в период войны. Для обоих авторов свойственна апология бандеровского движения, а также замалчивание преступлений и коллаборации с нацистами активистов ОУН(б) в годы войны. Косик и Гунчак также преуменьшают или отрицают участие украинской полиции в Холокосте. Так, Гунчак в одной из своих статей пишет о том, что задачей «походных групп» ОУН было создавать «местную администрацию и полицию» . Также он сообщает о присоединении к УПА весной 1943 года «приблизительно 5 тысяч» полицейских на Волыни . Признавая факт сотрудничества населения оккупированной Украины с нацистами, Гунчак не считает это коллаборационизмом: «Хотя украинцы не были коллаборационистами, но среди них, вероятно, было много таких, которые волей‑неволей сотрудничали с немцами. Они <…> вступали в ряды разных местных вспомогательных полицейских формирований» .
Уделяя много внимания участию еврейской полиции и юденратов в помощи немцам, Гунчак с некоторыми оговорками признает участие украинской полиции в Холокосте, называя убийц «криминальными элементами» .
Вместе с тем Гунчак пишет про «добрых людей» в полиции и самоуправлении, которые помогали евреям выжить в годы нацистской оккупации, приводя несколько примеров подобных ситуаций на территории округа Галиция и рейхскомиссариата Украина .
Косик более радикален в отрицании участия украинской полиции в преступлениях нацистов. К примеру, он наотрез отказывается признавать факт участия 118‑го шуцманшафт‑батальона в сожжении села Хатынь в Белоруссии, как и подобные акции других украинских подразделений . Когда факты участия украинской полиции в Холокосте отрицать невозможно, он использует риторику, подобную той, какую использует Гунчак:
Немцы специально демонстрировали присутствие украинской полиции (или милиции) перед или во время расстрела, чтобы вызвать у населения впечатление, что украинцы также принимают участие в расстрелах. Этот тактический шаг не отражал общего настроения населения. Не исключено, что могли быть очень редкие исключения одиночного участия полицейских в расстрелах. За это несут ответственность некоторые отдельные личности, а не украинский народ .
В своих публикациях Косик, отрицая преступления украинской полиции, делает акцент на виктимности этнических украинцев в годы нацистской оккупации, изображая их жертвами как немцев, так и большевиков .
В независимой Украине носителями такого подхода к изучению роли полиции в Холокосте стало большое число историков и публицистов. Большинство из этой группы получили свои дипломы в постсоветской Украине. Примером может служить Владимир Вятрович. Он известен своей апологией ОУН(б), за что неоднократно подвергался критике различными исследователями. Вятрович редко касается темы участия полиции в Холокосте. На одном из мероприятий в 2015 году, рассуждая про украинскую полицию, Вятрович, с одной стороны, замалчивал влияние на эту структуру ОУН, с другой — говорил о том, что сотрудники полиции и администрации «служили народу»:
Российская пропаганда изображает украинцев — прежде всего «самостийников» — коллаборантами с нацистским режимом <…> «Украинскую вспомогательную полицию» <…> российские историки преподносят как формирование, которое состояло исключительно из украинцев. Однако тут понятие «украинская» исключительно географическое… В полицию брали не по этническому признаку, а обращая внимание на профессиональные навыки и опыт — милиционеров, солдат… Значительная часть украинцев, которые имели позиции в администрации оккупантов, служила при этом народу.
В своей книге об отношении ОУН к евреям Вятрович лишь однажды говорит о проблеме участия украинской полиции в Холокосте. Он сообщает, что члены ОУН «по поручению организации служили в украинской полиции», и некритично пересказывает историю из мемуаров активиста бандеровского подполья Богдана Казанивського. По словам Казанивського, к краевому руководителю ОУН(б) Ивану Климову («Легенде») обратился один оуновец, который служил заместителем комиссара полиции, и спросил, каким должно быть отношение партийцев к уничтожению немцами евреев. Как передает Казанивський, Климов призывал членов ОУН(б) не участвовать в Холокосте. Вятрович некритично цитирует слова Климова, пересказанные Казанивським:
Мы не имеем никакого интереса в том, чтобы уничтожать евреев, потому что после евреев придет очередь украинского населения. Мы опекаем нескольких евреев — старшин из УГА (Украинской галицкой армии. — Ю. Р.), врачей и других специалистов, которые хотели разделить судьбу с нашим движением в подполье. Они с радостью согласились сотрудничать с ОУН, но их немного. Даю поручение о том, что в антиеврейских акциях не должен принимать <участие> ни один член ОУН. В отношении этого скоро получите письменную инструкцию .
Вместе с тем известно, что в одном из первых приказов Климова, в котором он призывал украинское население создавать милицию и бороться против советской власти в рядах ОУН и Украинской национальной революционной армии, говорилось: «Народ! Знай! Москва, Польша, евреи — это твои враги. Уничтожай их!»
Сохранилась запись беседы «Легенды» с переводчиком вермахта Орестом Корчаком‑Городыським в июне 1941 года. Во время этого разговора Климов отождествлял евреев и советскую власть: «Рассказывал про трудности работы под большевиками, про зверства евреев, поляков и всякой другой сволочи над украинцами. Рассказывал про перестрелку националистов с евреями и поляками во Львове. Произвел впечатление дисциплинированного, последовательного и мужественного боевика» .
Вятрович в исследованиях биографий командиров УПА игнорирует те моменты в их биографии, когда они служили в рядах вспомогательной полиции. К примеру, в исследовании жизненного пути Владимира Щигельского («Бурлаки») он значительное место уделяет описанию его биографии после 1944 года — периода, когда он стал одним из командиров украинских партизан, боровшихся с советской властью. В то же время биография «Бурлаки» в период с 1939 по 1944 год, когда он служил в различных вспомогательных полицейских структурах, помещается в двух коротких абзацах, где не сообщается никаких подробностей сотрудничества с немцами .
Показательно, что Вятрович не изменил своих методологических подходов и придерживается тех же взглядов, что и 10–15 лет назад .
Похожий подход демонстрирует историк, декан исторического факультета Киевского национального университета имени Т. Шевченко Иван Патриляк. В своих работах, говоря, к примеру, о событиях лета 1941 года в Галиции и на Волыни, он избегает темы участия украинской народной милиции в погромах. Сообщая об этих событиях, он скупо пишет: «…известно, что милиционеры занимались обязательной регистрацией еврейского населения, следили за тем, чтобы евреи носили знак со звездой Давида и бесплатно работали на гражданских работах» .
Патриляк признает, что антисемитизм был составной частью идеологии движения Бандеры и Мельника и в 1941 году они были готовы убивать евреев. Но, вместе с тем, он эксплуатирует старый миф «жидокоммуны», сообщая, что якобы лишь евреи в 1939 году были рады падению польского государства и приходу большевиков в Галицию. Патриляк не сообщает, что многие украинцы также приветствовали Красную Армию и стали бенефициарами советской власти в регионе осенью 1939 — весной 1941 года:
…не следует забывать, что в 1939–41 гг. проявилась яркая просоветская позиция значительной части еврейской молодежи, которая в сумме с непропорционально большим числом евреев в карательно‑репрессивных органах СССР создавала иллюзию существования «московско‑еврейской коммуны», которая хочет уничтожить все украинское. Потому нет ничего удивительного, что молодые оуновцы вполне искренне ненавидели евреев…
Признавая, что оуновцы в составе различных батальонов — «Нахтигаль» и милиции — участвовали в убийствах евреев, Патриляк сравнивает эти акции… с антиколониальной борьбой народов Африки: «Так, нечасто можно услышать осуждение борьбы народов Конго, во время которой были уничтожены не только войска Королевства Бельгии, но и “мирные” поселения бельгийских колонистов» .
Показательно, что в качестве эксперта в области еврейской истории этот автор привлекает известного американского расиста, антисемита и отрицателя Холокоста Дэвида Дюка .
В ситуации, когда отрицать факт убийства евреев оуновцами, которые в 1941 году сотрудничали с немцами, нет возможности, Патриляк пытается их оправдать. Так, когда речь идет о расстреле солдатами «Нахтигаля» летом 1941 года евреев на территории Винницкой области, автор ищет аналогии в историческом экскурсе многовековой давности, при этом даже пытаясь евреев сделать виновными:
Конечно, с точки зрения права и морали оправдать подобные действия невозможно, но можно объяснить, чем были вызваны подобные жестокие акции. Их корни нужно искать как во времена еврейских погромов XVII века (Хмельниччина), так и во время частичного уничтожения еврейства на Правобережье в XVIII столетии (Колеивщина), а также во время войны за независимость в 1917–1920 гг. Невозможно отрицать, что в Украине на протяжении веков значительная часть евреев сотрудничала с угнетателями автохтонного населения. Потому во время любых общественных катаклизмов украинское еврейство принимало на себя самый первый и самый тяжелый удар слепой ненависти народных масс. Так, в исследованном случае видно, что, желая отомстить хоть кому‑то за ужасные последствия советского правления, украинские легионеры (по просьбе местного населения) уничтожили какое‑то число евреев в округе двух сел на Винниччине .
К представителям «инструменталистского» подхода можно отнести директора московского центра «Историческая память», главного редактора «Журнала российских и восточноевропейских исторических исследований» Александра Дюкова. В официальной его биографии сказано, что «сфера его научных интересов включает историю советского партизанского движения, нацистской оккупации, деятельность националистических вооруженных формирований, репрессивную деятельность советских властей в Прибалтике и на Западной Украине, историческую политику» .
Дюков известен своей «криминализацией» ОУН. В историческом наследии ОУН и УПА он видит исключительно негатив, который противоречит «объективному», в его представлении, советскому и постсоветскому, пониманию истории Второй мировой войны. Вопрос участия милиции и полиции в Холокосте в первые месяцы после нападения Германии на СССР Дюковым рассматривается неотрывно от сотрудничества ОУН с нацистами. Вот как он сообщает о планах украинских националистов организовать полицию в 1941 году:
В структуре будущей украинской полиции предусматривалось организовать в составе разведывательно‑следственных отделов специальное «коммунистически‑жидовское» направление. Инструкция обязывала полицейских провести регистрацию жидовского населения; завести архив коммунистически‑жидовской деятельности; захватить все политические архивы; провести регистрацию всех чужаков: москалей, поляков, французов, чехов и всех других, которые могли бы сотрудничать с врагом. В целом от службы безопасности ОУН и украинской полиции требовалось «задушить в зародыше всякую попытку чужинского элемента на Украине проявить себя сколько‑нибудь организованно» <…> «Это час национальной революции, — отмечалось в инструкции, — и потому не должно быть никакой толерантности по отношению к давним пришельцам». Последнее положение должно было быть поддержано пропагандой. В инструкции приводятся утвержденные проводом ОУН(б) для распространения лозунги с призывом уничтожать «москалей и жидов» .
Одним из спорных тезисов, которые приводит Дюков, является утверждение о том, что в 1942 году, когда ОУН(б) уже разорвала союзные отношения с Германией, бандеровцы отправляли своих членов в полицию с целью убийства евреев: «…среди задач, которые ставились руководством ОУН(б) перед подпольщиками, было не только внедрение на командные посты во вспомогательной полиции и местной администрации, но и уничтожение евреев и коммунистов» .
Да, действительно, полиция, в которой тайно служили оуновцы, принимала участие в убийствах евреев. Члены ОУН(б) в массе своей в 1942 году были настроены антисемитски. Но главной задачей агентов ОУН в полиции был максимально возможный «захват власти» и складирование оружия для будущей партийной армии.
Как и в советской версии истории УПА, Дюков показывает украинских партизан, боровшихся с советской властью, как формирование, занимавшееся исключительно уничтожением поляков и евреев, не упоминая об их антинемецкой деятельности:
Весной 1943 года на базе боевых отрядов ОУН(б) и ушедших в лес формирований украинской вспомогательной полиции была сформирована «Украинская повстанческая армия», приступившая к масштабным этническим чисткам на Волыни. Главной жертвой формирований УПА стали поляки; вместе с ними уничтожались скрывавшиеся от нацистских карателей евреи. Евреи также преследовались бандеровской тайной полицией — службой безопасности ОУН .
В 2018 году при участии Дюкова был издан сборник документов о трагедии Хатыни и участии в этих событиях 118‑го шуцманшафт‑батальона . Многие документы в этом сборнике полезны для изучения коллаборационизма, военных преступлений и преступлений против человечности (в том числе Холокоста) на территории Белоруссии в период немецкой оккупации. Но вступление, написанное в том числе Дюковым, несет на себе ясный отпечаток советского нарратива Второй мировой войны. К примеру, тема еврейских жертв маргинальна. В тексте нет пояснения специфики немецкой политики в отношении евреев. Кроме того, отсутствует любое упоминание деятельности на территории Белоруссии Армии Крайовой и неудачных попыток части белорусских националистов создать независимые белорусские национальные партизанские отряды.
Инструментализацией участия украинской полиции в Холокосте занимаются также польские публицисты из круга «кресовяков». Известно, что этой группе подчас свойственны агрессивный национализм, антиукраинская риторика, а в некоторых случаях — антисемитизм. Часто тема участия украинской полиции в преступлениях в этом нарративе всплывает в контексте событий Волынской резни. Политики и публицисты, которые представляют интересы «кресовяков», занимаются «соперничеством жертв», сопоставляя погибших в Холокосте с убитыми украинскими партизанами поляками. Так, Ярослав Качиньский, глава партии «Право и справедливость», во время дебатов в сейме в 2013 году относительно статуса событий на Волыни заявил: «Это был геноцид. И поляки ни в коем случае не должны соглашаться с мнением, звучащим отовсюду, что, если убивают евреев — это геноцид, а когда убивают поляков — то нет» .
Хорошим примером в этом контексте могут служить жизнь и творчество Виктора Полищука . Он родился в 1925 году в смешанной украинско‑польской семье. Его отец занимал высокий пост — был войтом. После вхождения Западной Украины в состав УССР в 1939 году отца арестовали и казнили. Вместе с матерью‑полькой и двумя сестрами 14‑летний Виктор Полищук в апреле 1940 года был выселен в Казахстан. С ноября 1944‑го по март 1946 года он проживал с семьей на территории Днепропетровской области. После этого переехал в Польшу, где проживал до 1981 года. Затем — эмиграция в Канаду, где он поселился в Торонто и начал работать в промельниковском еженедельнике «Новий шлях». Он писал тексты, в которых ОУН и УПА показаны исключительно в негативном ракурсе. Идеологию ОУН, а также наследие Дмитрия Донцова Полищук называл разновидностью фашизма.
Полищук постоянно подчеркивал коллаборационизм ОУН в 1941 году. Так, в книге «Горькая правда…» он пишет, что, «выслуживаясь перед диверсионными и полицейскими службами, обе ОУН имели в виду еще и свои собственные интересы — захватить администрацию на территории, чтобы иметь своего рода трамплин к созданию правительства или хотя бы его эрзаца».
Говоря о самоуправлении, автор характеризует его сотрудников довольно нейтрально:
Преимущественно те, кто имел образование и не был связан с большевистским режимом, а даже если и был, то имел за собой сам или же семья репрессии со стороны большевиков. Это они откликались на призыв «походных групп» становиться на службу в местной администрации. Они же видели, что призывают к этому украинцы. Они, те, кто пошел работать в администрацию, дали на это согласие в доброй вере, не зная действительных намерений оккупантов. А когда о них узнали, было уже поздно отступать назад. Они, в большинстве своем невольно, стали заложниками оккупанта .
В то же время полицейские в описании Полищука выглядят как асоциальные элементы. Такая характеристика сотрудников полиции свойственна и части украинского «националистического» нарратива:
Кто из украинцев шел во вспомогательную полицию? Из разговоров со многими людьми, которым имею все основания верить, выходит, что шли в нее преимущественно молодые отбросы, лентяи, люди без моральных принципов, те, которые искали случай отомстить своим личным врагам, а также склонные к пьянке дармоеды. Но были в полиции и такие, которые, как все молодые люди, любили оружие <…> Изредка бывали во вспомогательной полиции и люди, которые пошли в нее с намерением поддерживать общественный порядок. Всех их объединяло одно: они, те, кто сразу же после оккупации территории пошел во вспомогательную полицию, не знали с самого начала, какова их работа, какова их роль .
Интересно, когда речь идет о роли польской вспомогательной полиции в военных преступлениях, у Полищука возникает риторика, похожая на то, что говорят апологеты ОУН, обсуждая роль украинской полиции в уничтожении евреев. В 1998 году польский исследователь Гжегош Мотыка опубликовал воспоминания польского полицейского, участвовавшего в убийствах украинцев на Волыни в 1943 году . Этот текст был записан в марте 1944 года во Львове. Полищук сомневался в аутентичности этого документа и утверждал, что его создали активисты ОУН с целью «опорочить польский народ»:
В чьих интересах был написан этот анонимный «документ»? Точно не в немецких, не в советских и не в интересах польского подполья. Написание такого воспоминания в марте 1944 года означало самоубийство. Такой «документ» мог возникнуть только в интересах украинских националистических структур .
Полищук, как и некоторые другие «кресовяки», придерживался ультраконсервативных и антизападных взглядов. Он клеймил «западный капитал» , который, по его мнению, «спонсирует» польских либералов (Адама Михника, к примеру) и «бандеровцев» одновременно. В своей конспирологии Полищук доходил до того, что призывал запретить деятельность многих прозападных фондов, которые поддерживают демократические реформы в странах бывшего соцлагеря, в частности в Польше: «Прежде всего польская наука должна избавиться от политического влияния, которое часто реализуется в иностранных интересах при помощи иностранного капитала, например, в финансовой деятельности в Польше Фонда им. Батория, Фонда Джорджа Сороса…»
Полищук критически относился к академическим исследователям, которые занимались изучением истории ОУН и УПА. К примеру, Д.‑П. Химку он считал «необъективным исследователем» .
Выводы
Участие украинских коллаборантов в Холокосте стало предметом многих академических исследований. Особенно эти штудии интенсифицировались после открытия доступа к части бывших советских архивов — так, в начале 1990‑х — документов ЧГК, — а также после рассекречивания архивных судебно‑следственных дел бывших коллаборантов. Качественные исследования по этой проблематике посвящены в основном участию в преследовании и убийствах евреев на территории Западной и Центральной Украины. В современной Украине уже появилось небольшое число исследователей, которые пытаются изучать коллаборацию населения в Холокосте, но большинство серьезных исследований написаны пока на Западе и в Израиле. Хотя есть определенный прогресс: некоторые исследователи в Украине со временем меняют свой подход и более критично оценивают роль нееврейского населения Украины в Холокосте.
После событий Евромайдана в Украине создатели официальной «политики памяти», с одной стороны, отбросили советское представление о Второй мировой войне, с другой — начали некритично культивировать «националистическую» концепцию истории 1939–1945 годов в Украине. Для этого подхода свойственен некритический культ как самих организаций ОУН, УПА, «Полесской Сечи», так и личностей — Степана Бандеры, Романа Шухевича, Андрея Мельника. Проблемой является то, что лидеры этих организаций сотрудничали с нацистской Германией и принимали участие или морально поддерживали убийства евреев, поляков и нелояльных украинцев. Рядовые члены организаций (к примеру, ОУН(б) в 1941–1942 годах) часто служили по приказу партии во вспомогательной полиции, отряды которой активно участвовали в Холокосте. Показательно, что все это происходит на фоне отсутствия внятной общественной дискуссии относительно участия жителей Украины — украинцев, русских, поляков, крымских татар — в Холокосте.
The Times of Israel: Новый «министр памяти» на Украине сглаживает политику прославления военных преступников
Коллаборанты: украинский национализм и геноцид евреев в Западной Украине
