Эта недельная глава начинается с изложения закона о красной (рыжей) корове — странного обряда, целью которого было очистить людей, ставших ритуально нечистыми из‑за контакта с мертвыми. Корову сжигали, пепел разводили водой и, окропив человека полученной смесью, восстанавливали его ритуальную чистоту. Одна из «странностей» этого закона заключается в некоем парадоксе: приготавливаемая для очищения смесь делала нечистыми всех, кто ее готовил.

Этот закон во втором стихе главы назван «хука», установление — таким термином обозначается «закон, в принципе не имеющий объяснения». В беседе рассматривается, как комментирует термин «хука» Раши, но поскольку его комментарий содержит некоторые необычные моменты, выделяются два различных типа законов «хука», чтобы их разъяснить.

АНАЛИЗ КОММЕНТАРИЯ РАШИ

«И говорил Б‑г, обращаясь к Моше и Аарону так: “Вот закон (хука) об учении, который повелел Б‑г изложить…”» (19:1‑2). Раши объясняет фразу «вот закон об учении» следующим образом: «из‑за того, что Сатан и народы мира провоцировали евреев вопросом “В чем смысл этой заповеди для вас и каковы ее объяснения?”, она дана как закон (хука), то есть постановление, о котором нет у вас права рассуждать».

Но при этом возникают следующие трудности.

Из слов Раши «из‑за того… она дана как закон» очевидно, что он не собирался разъяснять значение самого слова «хука» (закон). Раши уже неоднократно давал такие разъяснения ранее (Берешит, 26:5; Шмот, 15:26; Ваикра, 18:4). Хотя он и не делает этого в предыдущем тексте книги Бемидбар, вряд ли он допускает, что читающие его комментарий забыли эти разъяснения. Ведь термин «хука» уже несколько раз встречался в книге Бемидбар, и Раши не комментировал его. Скорее он пытается объяснить кажущуюся избыточной фразу, ведь слов «вот закон» было бы достаточно.

Если это так, то, поскольку читатель уже знает значение слова «постановление», хватило бы и краткого пояснения. Зачем же Раши добавляет длинный комментарий относительно Сатана и народов мира, который он уже несколько раз приводил ранее?

Кроме того, ответы, данные Раши здесь и в предыдущих случаях, несколько отличаются друг от друга, и это требует объяснений. В предыдущих комментариях акцентируется «злое начало», здесь же — Сатан. В предыдущих комментариях о Сатане его действия представлены как «выдвижение возражений» (Берешит, 26:5; Ваикра, 18:4) или «придирки» (Шмот, 15:26), здесь — как «провокация».

В одном из прежних комментариев человеку запрещается «делать для себя исключения» из постановлений, здесь же запрещается «рассуждать о нем» (постановлении).

Если наши предыдущие рассуждения верны, то комментарий Раши относится только к кажущейся избыточной фразе, связанной с термином «закон». Любой комментарий Раши начинается точным цитированием именно того слова или фразы, которые он хочет разъяснить. Почему в данном случае в начале комментария приведены слова «вот закон об учении», как если бы он собирался объяснить всю эту фразу?

В ПРЕДЕЛАХ РАЦИОНАЛЬНОГО И ЗА НИМ

Объяснение таково. Формулировка фразы «это закон об учении» предполагает, что закон о красной корове является единственным постановлением в Торе. Но, безусловно, есть другие постановления, в том числе упоминаемые Раши, например, запрет есть свинину или носить одежду, изготовленную из смеси шерсти и льна (Раши, Берешит, 26:5). Следовательно, мы должны заключить, что существует особый класс постановлений, единственным примером которого является закон о красной корове.

Иными словами, существует два типа постановлений:

1) те, которые в принципе могут быть доступны человеческому пониманию, но детали их ему недоступны;

2) те, которые целиком лежат за пределами человеческого понимания.

Фраза «вот закон об учении», следовательно, предполагает, что закон о красной корове — единственный, относящийся ко второй категории. Поэтому, когда Раши в книге Ваикра приводит примеры постановлений, то он упоминает два запрета — употреблять в пищу свинину, носить одежду, изготовленную из смеси шерсти и льна, — и воды очищения, но не включает закон о красной корове, поскольку тот относится к совершенно иному типу.

«Воды очищения» (вода, смешанная с пеплом красной коровы) есть нечто, в принципе доступное пониманию. Так, Раши никогда не классифицирует очищение путем погружения в микву как постановление, ведь разумно предположить, что воды миквы обладают способностью очищать духовно. Подобным действием могут обладать и «воды очищения». Их единственная особенность заключается в детали: если для очищения в микве требуется полное погружение, в данном случае достаточно нескольких капель. Следовательно, воды очищения принадлежат к первому типу постановлений — таких, которые можно частично понять.

Но закон о красной корове сам по себе целиком лежит за пределами понимания. Его нельзя рассматривать как один из видов жертвы всесожжения, ибо:

1) ни одна из частей красной коровы не сжигалась на жертвеннике;

2) все действия с красной коровой должны совершаться за пределами «всех трех станов» (Раши, Бемидбар, 19:3), в то время как жертвы приносились исключительно внутри них;

3) красную корову нельзя даже уподобить козлу отпущения: во‑первых, предварительные действия с козлом отпущения совершались в пределах стана, а во‑вторых, о нем дано частичное разъяснение («и понесет на себе козел все провинности их в страну обрывов; так отправит он козла в пустыню» — Ваикра, 16:22).

Кроме того, ритуал красной коровы обладал следующими исключительными особенностями по сравнению с обрядом козла отпущения:

его проводил заместитель Первосвященника (Раши, Бемидбар, 19:3);

кровью красной коровы кропили 7 раз по направлению к лицевой стороне Шатра откровения (19:4);

сожжение красной коровы называется «жертвой грехоочистительной», чтобы показать его сходство со святыми предметами.

Короче говоря, закон о красной корове не относится к первой категории постановлений, ибо он недоступен даже для частичного понимания.

БГ И ЧЕЛОВЕК

В свете вышеизложенного мы можем понять, почему Раши в этом комментарии пользуется выражениями, не встречающимися в других его объяснениях термина «постановления» («Сатан» вместо «злое начало», «провоцирует» вместо «возражает» и «запрещено рассуждать» вместо «запрещается делать для себя исключения»).

Понятно, что Б‑жественный разум выше человеческого. Следовательно, если Б‑г Сам говорит о какой‑то заповеди, что человек не может ее понять, то злое начало не может пытаться доказать ее небожественное происхождение, ссылаясь на ее непонятность. В конце концов, почему вообще смертный (конечный) человек должен быть в состоянии понять Бесконечного Б‑га?

Но когда заповедь частично доступна человеческому пониманию, то у злого начала и у народов мира появляются, хотя и ошибочные, но все же основания для того, чтобы выдвигать против нее возражения или оспаривать ее Б‑жественное происхождение: как мог Б‑г заповедать нечто, с одной стороны доступное, а с другой — недоступное человеческому разуму? И они попытаются доказать, что такая заповедь не от Б‑га, и, следовательно, ни к чему не обязывает еврея.

Поскольку заповедь о красной корове полностью недоступна разуму, ни злое начало, ни народы мира не могут ее оспорить. Они в состоянии лишь «провоцировать» еврея, говоря: «В чем значение для вас этой заповеди и каково ее объяснение? Допустим, вы должны подчиняться слову Б‑га, но, поступая так, вы совершаете нечто бессмысленное и иррациональное».

Поэтому Раши использует слово «Сатан» вместо «злое начало», ибо голос сомнения стремится здесь лишь помешать (слово «Сатан» означает «беспокоящий, причиняющий неудобство»; Бемидбар, 22:22; Млахим I, 11, 14) еврею в момент действия, а не убедить его от этого действия отказаться. И поэтому он не говорит «запрещено делать исключение из заповеди» (для исключения нет оснований), но говорит «запрещено рассуждать о ее причинах». Вместо этого (рассуждений) мы должны исполнять ее с радостью, как если бы полностью ее понимали.

Причина в том, продолжает Раши, что заповедь о красной корове есть закон Б‑га. Иными словами, Сам Б‑г говорит нам, чтобы мы не беспокоились об отсутствии в ней логики и выполняли ее только потому, что Он так велел. Это — единственный способ выполнить ее правильно.

Теперь мы можем понять, почему Раши цитирует полностью фразу «вот закон об учении» в начале своего комментария. Именно эта фраза позволяет понять отличие этого закона от всех остальных, и именно это отличие лежит в основе всех нюансов его комментария.