Белорусские еврейки, матери семейств, как вдовы, так и замужние дамы, вынужденные самостоятельно бороться за выживание, поскольку мужья их зачастую, в соответствии с традицией, посвящали жизнь Торе, а не обеспечению домочадцев, успешно подвизались в торговле и — среди прочих ее направлений — делали попытки занять место в сугубо мужской издательской сфере.

Сохранилось множество архивных материалов, освещающих судьбы еврейских женщин, которые занимались книготорговлей, торговлей открытками и периодическими изданиями, книгопечатным делом. Сведения статистического характера сообщает нам «Русская книга промышленности, торговли, сельского хозяйства и администрации», изданная в двух томах в 1900–1901 годах. В ней указано количество типографий, литографий, книготорговых точек, фамилии и данные их владелиц. Архивные же источники дополнительно подтверждают статистику и оживляют ее, воссоздают историческую картину, на фоне которой протекала экономическая деятельность белорусских иудеек.

Семейное дело: Хая‑Тема Гендлер

18 мая 1907 года мещанка города Брест‑Литовск Хая‑Тема Абрамовна Гендлер, по мужу — Гинзберг, подала прошение на открытие в своем доме по ул. Белостокской типографии, в которой предполагала иметь для личного своего труда скоропечатную ножную американскую машину размером 12 на 10 вершков. Она планировала, что в производстве будет принимать участие и ее супруг, мещанин Бениомин Шмулевич Гинзберг. Его специальность была непосредственно связана с типографской деятельностью — в 1899–1900 годах он служил в Гродненской губернской типографии [footnote text=’О разрешении Хае‑Теме Абрамовне Гендлер, по мужу Гинзберг, открыть в г. Брест‑Литовск типографию, июнь–июль 1907 г. Национальный исторический архив Беларуси (НИАБ) в Гродно. Ф. 1. Оп. 9. Д. 1588. Л. 1.’]наборщиком[/footnote]. В записке пристава города Бреста значилось, что Хае‑Теме Гендлер 23 года, ее супругу 26 лет. Она имеет незначительные средства, данные ей на замужество отцом. Ее отец сам владелец типографии, и она изучила это дело в совершенстве. К удовлетворению ходатайства просительницы препятствий не встречалось, более того, в доме Абрама Гендлера издавна помещалась его типография, был учрежден постоянный суточный полицейский пост, наблюдающий за этой типографией, и постановка одного лишнего станка в том же доме не требовала дополнительной охраны его от нападений злоумышленников, желающих воспользоваться станками для печатания преступных воззваний. И к концу июля 1907 года Хая‑Тема Гендлер получила свидетельство на содержание типографии. Из этой истории видно, что дети зачастую продолжали дело своих родителей, пытаясь создать свое направление в уже имеющемся семейном предприятии. Типографии так же, как и любой другой бизнес, могли передаваться по наследству, причем не только сыновьям, но и дочерям.

«Лучший портной из сапожников — это пекарь»: Пеша Ионас

Распространенным явлением в среде еврейского мещанства было открытие небольших мастерских при уже имевшихся лавках и магазинчиках. В этой области на рубеже XIX–XX столетий трудилась Пеша Гиршовна Ионас, у которой имелся в Гродно по Соборной улице магазин, в нем же она обустроила и мастерскую по изготовлению каучуковых штемпелей и с разрешения руководства города установила одну скоропечатную машину. Каучуковые штемпеля использовались для печатания русским, славянским, французским и немецким шрифтами бланков, этикеток, визитных карточек, названий торговых домов и личных имен на конвертах и счетах, свадебных и других пригласительных билетах и тому подобных исключительно мелких работ. Такие печатные изделия, по существующим тогда правилам, не были обременены предварительным разрешением цензуры и не требовали рассмотрения полицейским начальством. Владелицу предупреждали, что за нарушение общих цензурных правил и всякое отступление от условий настоящего свидетельства (на этот вид деятельности выдавалось специальное свидетельство) она несет личную ответственность. Все владельцы скоропечатных машин обязаны были вести шнуровую книгу для записи всех производимых работ.

Таким образом, Пеша Ионас стала не только содержать писчебумажный магазин, но и получила возможность заниматься ремесленным производством. У евреев даже существовала такая поговорка: «Лучший портной из сапожников — это пекарь Ионас». Такое объединение множества профессий в одном лице объяснялось простыми причинами, а именно тяжелым экономическим положением и общей бедностью белорусского еврейства.

Типография в наследство от мужа: Сора Лапина

Часто типографии переходили в управление женщин после смерти их мужей. Подобным образом получила в наследство в 1892 году типолитографию в Гродно Сора Лапина. Чтобы иметь возможность вступить в права наследования, необходимо было писать прошение на имя [footnote text=’Прошение мещанки Соры Лапиной содержать типографию после смерти ее мужа в Гродно. 1892–1895 гг. НИАБ в Гродно. Ф. 1. Оп. 8. Д. 2742. Л. 12.’]губернатора[/footnote]. Прошение сводилось к следующему: просительница сообщала о том, что муж в результате болезни отошел в мир иной и по завещанию оставил ей типолитографию; сама просительница суть работы в типографии знает, так как принимала участие в ней еще при жизни супруга. Сообщалось, что кроме самой Соры в семье имеется еще 13 человек и их единственным источником дохода служит эта типография. К прошению было приложено свидетельство на имя Соломона Лапина с разрешением управлять типографией. Ответственным лицом в типографии Сора Лапина желала назначить своего сына Абрама Лапина, отставного унтер‑офицера 26‑й артиллерийской бригады, человека «хорошего и политически благонадежного». Характеристика матери, однако, шла вразрез с данными гродненской жандармерии: «водит дружбу с неблагонадежными лицами»; такие сведения напрочь отрезали возможность иметь отношение к издательскому делу. В результате Сора Лапина была вынуждена писать ходатайство и просить вместо сына назначить ответственным лицом купца 2‑й гильдии Цальку Курляндского. Он был родом из местечка Домброво Сокольского уезда и состоял представителем мыловаренного завода Кузнецова, имел собственных два дома и, что немаловажно, считался человеком благонадежным. В итоге в 1895 году Соре Лапиной было выдано разрешение на управление мастерской с обязательным ведением шнуровой книги и с перечнем разрешенных к печатанью документов. Ответственным лицом назначался Ц. Курляндский. Процедура вступления в права наследования типолитографией заняла ни много ни мало три года.

Следует отметить, что все типографии находились под особым полицейским контролем, так как власти опасались использования их производственных мощностей в революционных целях. Личность руководителя и его репутация имели очень важное, порой решающее значение для разрешения подобных заведений.

«Достаточно развита умственно»: владелицы книжных магазинов и кабинетов для чтения

Особый вид коммерческой деятельности представляли собой книжные магазины, особенно те, к которым примыкали кабинеты для чтения. Владельцы книжных лавок могли продавать только разрешенные цензурой книги: перечень попадавших под запрет изданий выдавался владельцам на отдельном листе и регулярно обновлялся. Эти владельцы должны были соответствовать определенному образовательному цензу, приветствовались лица, производящие впечатление интеллигентных.

Так, описывая мещанку Фрейду Либерман, изъявившую желание открыть книжный магазин с библиотекой для чтения в Бресте, полицеймейстер в своем рапорте указывал: «Имею честь донести, что пинская мещанка Фрейда Гершкова Либерман поведения, образа жизни и нравственных качеств хороших, образования домашнего, по‑русски хорошо грамотна и достаточно развита умственно, впечатление производит интеллигентной женщины. В Бресте проживает более шести лет. Ответственным лицом по заведыванию книжным магазином и библиотекой будет она [footnote text=’О разрешении открыть книжный магазин мещанке Либерман Фрейде в г. Бресте, сентябрь–октябрь 1901 года. НИАБ в Гродно. Ф. 1. Оп. 9. Д. 1461. Л. 6.’]сама[/footnote]».

А вот прошение на открытие библиотеки для чтения, которая состояла бы из книг и периодических изданий на русском, древнееврейском и разговорном еврейском (жаргоне), от 23‑летней Хаи Файнштейн, которая окончила в Бресте начальную частную школу и была малообразованна, было отклонено. Кроме того, супруг Хаи, бухгалтер фабрики, отмечался как человек для такого дела [footnote text=’Дело о разрешении мещанке Хае Файнштейн открыть в Бресте библиотеку‑читальню, 1908 г. НИАБ в Гродно. Ф. 1. Оп. 18. Д. 1235. Л. 3.’]нежелательный[/footnote].

Не только в крупных губернских и уездных городах работали книжные магазины. Делались попытки открыть подобные заведения и в местечках. Ревека Львовна Розенталь из местечка Индура, занимавшаяся бакалейной торговлей, подала прошение на открытие книжного магазина с библиотекой русских и еврейских книг. Вот какое описание Ревеки Львовны дал исправник в своем рапорте: «образование получила домашнее, в отношении интеллигентности и развитости стоит несколько выше своей среды (Индурских евреев), но вполне интеллигентной названа быть не [footnote text=’О разрешении открыть книжный магазин мещанке Розенталь Ревеке в местечке Индура Гродненского уезда, сентябрь–ноябрь 1901 г. НИАБ в Гродно. Ф. 1. Оп. 9. Д. 1462. Л. 5.’]может[/footnote]». В заключение имелась приписка: «надобности в открытии книжного магазина в местечке Индура не ощущается»; этим заявлением была перечеркнута вся идея открытия магазина. Губернское руководство, ориентировавшееся при принятии решений касательно провинциальных местечек на мнение местных начальников, решило оставить ходатайство без удовлетворения.

В городе Слоним в 1908–1909 годах имелось целых восемь книжных [footnote text=’Дело по ходатайству мещанки Фейги Страшунь о разрешении ей открыть в г. Слоним книжный магазин, 1908–1909 гг. НИАБ в Гродно. Ф. 1. Оп. 18. Д. 1375. Л. 3.’]магазинов[/footnote], некоторые из них были оборудованы библиотеками‑читальнями. Как сообщал слонимский уездный исправник: «они удовлетворяют потребности, а также учитывая условия времени, при которых за книжными магазинами требуется особенно бдительное наблюдение», необходимости в открытии новых книжных заведениий нет, «тем более что существующими библиотеками потребность в них удовлетворяется, число абонентов в них незначительно». Столь негативное отношение исправника к книжным магазинам объясняется тем, что и в небольших городах постепенно стали появляться люди свободных политических взглядов. Сара Гуревич, уроженка города Чериков Могилевской губернии, вспоминает свою тетку Симу, которую называли «демократкой». Семейство Гуревич осуждало политическую ориентацию своей родственницы и как штрих к ее портрету прибавляли слово «[footnote text=’Гуревич С. А. Мои воспоминания. Иерусалим, 2002.’]непутевая[/footnote]». Слонимская мещанка Фейга Евелевна Страшунь, желавшая открыть библиотеку на средства родителей, будучи человеком без определенных занятий, имела «знакомства с лицами неблагонадежными в политическом отношении, привлекавшимися к дознаниям по [footnote text=’Дело по ходатайству мещанки Фейги Страшунь о разрешении ей открыть в г. Слоним книжный магазин, 1908–1909 гг. НИАБ в Гродно. Ф. 1. Оп. 18. Д. 1375. Л. 5.’]политическим делам[/footnote]», и при таких характеристиках быть допущена к работе в книжной сфере никак не могла.

Не только простые мещанки занимались книжной торговлей — эта сфера деятельности интересовала и представительниц буржуазии. Показателен архивный документ, относящийся к Иде Шерешевской, желавшей открыть книжный магазин и библиотеку с книгами на русском и иностранных языках: «…тридцати лет, при муже лесопромышленнике Айзике Шерешевском. Просительница образования домашнего, но, кроме еврейского, знает русский и немецкий языки. Имущественным цензом не обладает, но имеет наличных денежных средств до двух с половиной тысяч рублей. Желает иметь право на продажу книг и на иностранных языках, но только [footnote text=’Дело по ходатайству мещанки Иды Шерешевской о разрешении ей открыть книжный магазин в городе Слоним, 1908–1909 годы. НИАБ в Гродно. Ф. 1. Оп. 18. Д. 1377. Л.2.’]учебников[/footnote]». Гродненский губернатор был поставлен в сложное положение. С одной стороны, перед ним лежал рапорт слонимского исправника, в котором сообщалось обо всех сложностях, которые будет испытывать жандармское управление, когда к уже имеющимся восьми магазинам добавится еще один, с другой — вопрос касался супруги лесопромышленника, и отказ в ходатайстве должен был иметь весомые аргументы. В послании к слонимскому исправнику губернатор требует дополнить имеющийся рапорт «законными основаниями, по которым можно было бы отклонить ходатайство И. Шерешевской, так как наличие восьми магазинов не является основанием к неразрешению просительнице открыть еще один магазин». Весомых аргументов у исправника не нашлось, даже дополнительно установленное наблюдение за заявительницей не дало каких‑либо компрометирующих ее данных, и в 1909 году Ида Шерешевская получила свидетельство на открытие своего магазина.