Фрагмент из книги «Мост над временем, или Метаисторический роман о тшуве»

Был ли перерыв в традиции

Пора завершать мой рассказ, хотя, как мне кажется, я его только начал. На протяжении многих лет я искал стариков, от которых можно было получить еврейскую традицию начала ХХ века, и я счастлив, что мне удалось их найти в Ленинграде, Москве, Белоруссии, Украине, Литве, на Кавказе и в Средней Азии. Эти люди очень сильно отличались от моего поколения, в какой‑то степени они были из иного мира. И в те, и в более поздние годы я познакомился с выдающимися раввинами, которые прожили свою жизнь в Израиле, США или Европе. О них я мог бы рассказать много интересного, но советские еврейские старики представляли собой нечто совсем иное.

Чтобы попытаться раскрыть их тайну, мне кажется, нужно понять нечто важное, что заключено было не в них, а в нас самих. Еврейские старики, прошедшие через все преследования, лагеря, запреты и сохранившие еврейскую традицию, — и мы, в основном не имевшие об этой традиции представления, но воспринявшие ее почти из ничего, являемся звеньями одной цепи.

Я много раз слышал от стариков и в Ленинграде, и в далеких от него регионах, что между религиозными евреями было своего рода согласие не учить детей. Разумеется, были героические личности, которые сохраняли традицию у себя дома. Но консенсусом стало соблюдение заповедей самим и необучение детей. Что это значило? Национально‑религиозное самоубийство или попытка спасти детей от грозящей им опасности? Я слышал самые разные формулировки и объяснения. Одно из этих объяснений звучит ужасно: да, иначе мы жить не можем! Это наша жизнь и наша вера. Но все это относится к прошлому. Этот мир ушел и к будущему не имеет отношения.

Итог этой позиции выразился в том, что поколение советских евреев, родившихся в послевоенное время, практически не унаследовало еврейской традиции. Лично я, получив в 16 лет паспорт, не удивился тому, что в нем написано слово «еврей»; что я еврей, я уже слышал, но что скрывалось за этим словом, я не имел ни малейшего понятия.

Полный и тотальный разрыв с еврейской традицией в Советском Союзе был налицо. Но что значил этот разрыв? Являлся ли он исторической случайностью? Или в нем скрывался некоторый смысл? Мне кажется, этот разрыв невозможно полностью списать на антисемитизм или материализм властей. Может быть, не в таком тотальном виде он произошел и в других регионах проживания евреев, даже в Израиле. Советский Союз являлся в этом отношении просто чистым случаем того, что в иных формах происходило повсеместно. Иудаизм перестал быть только традицией, которая передается от отцов к сыновьям, а стал предметом свободного выбора, собственного решения. Когда выбор сделан, традиция становится тоже очень важной. Воссоединение с народом Израиля, с еврейской общиной становится необходимостью, но мотивация здесь совсем не традиционная.

Хотя советские старики, сохранившие иудаизм, получили его от своих родителей и учителей по традиции, но сохранили его именно по своему собственному свободному решению, и это объединяет их с нами, поколением тшувы. В нашей Торе есть очень важный момент, который невозможно вычитать из книг, он связан с историческим опытом нашего поколения. Этот опыт можно назвать своего рода чудом, но чудо это мы обязаны сохранить и донести до последующих поколений.

В заключение расскажу две чудесные истории про одного своего друга — бухарского еврея Сулика Малаева. Познакомился я с ним забавным путем. Я приехал к друзьям в Душанбе в 1985 году, и мы решили провести там шабат с местной молодежью. Я выступал как «знаток» традиции, хотя сам начал ее изучать только за несколько лет до того. Показывал всем по очереди, как нужно омывать руки перед едой и какие благословения произносить. Один из участников трапезы, это был Сулик, послушно следовал всем моим указаниям — «три раза на правую руку, три раза на левую» и т. д. Потом после трапезы хозяин дома попросил Сулика прочитать благословения. Это, разумеется, вызвало мое недоумение, но я удивился еще больше, когда Сулик по памяти совершенно внятно и правильно прочитал благословения. По тому, как он это сделал, я понял, что он знает значительно больше меня.

На мой недоуменный вопрос Сулик рассказал мне, что отец научил его ивриту и основам Торы. Самое главное, говорил отец, знать 150 псалмов и Мишну. Мишно — отийот нешомо (душа). Я понял, что передо мной совершенно уникальный человек, образованный и получивший Тору от собственного отца. На вопрос об отце Сулик рассказал следующую историю:

— Много лет назад, когда отец был совсем молодым, он решил завести собственное дело, собрал для этого дорогостоящие товары и с ними отправился из Самарканда, где он родился, в Душанбе. Дорога была долгой и шла через горы. Отец решил найти провожатых, так как сам совершенно не ориентировался в горных тропах. Кроме того, он не мог отвезти свои товары в Душанбе на одном ишаке. Нашлись два таджика, которые согласились ему помочь. Каждый из них был на коне, а отец мой на ишаке, и в такой компании они отправились в путь. Но может ли ишак поспеть за хорошим конем? Таджики совершенно не ожидали подобного развития событий. Они взялись показать дорогу и помочь доставить груз, но не брались двигаться по горным тропам со скоростью осла. Понятно, что они постоянно подгоняли отца, но это было напрасно, он все время отставал. В конце концов таджики показали ему горную тропу и велели ехать по ней, никуда не сворачивая. При этом они обещали оставить все богатство отца в караван‑сарае, который должен находиться внизу, при завершении пути. Таджики ускакали, а отец поехал на своем ослике по совершенно незнакомой ему горной тропе. Через некоторое время он задремал, а когда проснулся, понял, что тропу давно потерял и блуждает среди гор. Поскольку у него уже не было никаких вариантов, он решил дать волю ослу. А ослик шел себе спокойно, травку щипал и никуда не торопился. Прошло некоторое время, и вдруг он услышал конский топот. Неужели таджики решили за ним вернуться? Но нет, его догнал на коне красивый старец с белоснежной бородой. «Куда путь держишь?» — спрашивает старец. «Вот еду в Душанбе, да, видимо, заблудился», — отвечает отец. «Ну, тогда следуй за мной!» — сказал старец и припустил своего коня. «Но как я за вами поспею?» — «А это уже не твой вопрос, как сможешь, так и успеешь». Отец ехал за старцем на своем осле и удивительным образом не отставал. Через некоторое время старик показал дорогу вниз, в конце которой находился тот самый караван‑сарай, распрощался и ускакал. Придя в караван‑сарай, отец стал расспрашивать хозяина, не было ли тут двух таджиков и не оставили ли они ему поклажу. Никаких таджиков не было, но все равно нужно было остановиться в караван‑сарае, отдохнуть самому и дать отдохнуть ослу. Когда он уже почти устроился на отдых, вдруг раздался конский топот и во дворе караван‑сарая показались те самые таджики. Они передали хозяину поклажу и собирались ехать дальше, 0днако в это время заметили отца. Подойдя к нему, они чрезвычайно удивились. «Как ты здесь оказался? Ведь ехал ты сильно медленнее нас, а мы двигались по самой короткой дороге». — «Да вот как‑то так произошло!» — отвечает отец. А они ему: «Нет, ты нам всю правду говори!» Тогда отец рассказал о своей странной встрече и о том, как он добрался до караван‑сарая. Внимательно выслушав рассказ, таджики сказали: «Этот старец, которого ты встретил в пути, это Хизр. А Хизр просто так на пути не попадается, знать, необычный ты человек. Вот мы посовещались и решили тебе оставить своих коней, и, несмотря на то что мы торопимся, мы найдем способ добраться до своей цели, а ты со своей поклажей иди в Душанбе». Отец, конечно, был потрясен их поступком не меньше, чем встречей со стариком, но сделал так, как они сказали. Пошел в Душанбе, там поселился, женился. Он никогда не прекращал изучать Тору и соблюдать заповеди, даже когда это представляло опасность для жизни, но своих детей решил не учить.

— Сулик, но как же получилось, что вы выучились?

— Это тоже интересная история. Когда мне было примерно четыре года, я играл с мальчишками на улице. Я не помню, из‑за чего мы поссорились, но эти таджикские мальчишки мне сказали: «Ты даже языка своего не знаешь!» Я очень удивился и пошел к отцу: «Папа, но что значит, будто я не знаю своего языка? Разве у нас есть еще какой‑то язык?» — «Да, — сказал мне отец. — У нас есть свой язык, и ты его не знаешь». — «А ты его знаешь, папа?» — «Да, я знаю». — «И можешь меня обучить?» — «Да, если ты меня просишь, могу». Так мой отец начал учить меня ивриту, потом арамейскому, потом Торе, Мишне, Гемаре, «Зоару».

Сулик был единственным евреем Советского Союза — из известных мне — кто получил Тору от своего отца. Но это исключение, которое скорее подтверждает правило: между прошлым еврейством и будущим имеется разрыв, преодолеть который можно только при помощи чуда.