В исследовании Зельмы Штерн рассматривается феномен «придворных евреев» — специального института, существовавшего при дворах абсолютистских европейских государств начиная с XVI века. Обычно эти люди были подрядчиками и поставщиками, и европейские монархи считали очень полезным использование их делового опыта и умения налаживать экономические связи. Читателям «Лехаима» предлагается первыми ознакомиться с фрагментами издания, недавно увидевшего свет в «Книжниках».

Многие придворные евреи, о которых шла речь, — например, Самуил Оппенгеймер, Самсон Вертгеймер, Лефман Берендс и Бернд Леман — служа банкирами и ростовщиками, часто участвовали в политических обсуждениях, в тайных дипломатических миссиях, в переговорах о мире и в военных советах. Таким образом они часто влияли на ход событий, соединяли оборванные связи, налаживали новые, проводили важные планы и начинания. Однако они всегда действовали как частные, а не официальные лица, и не по собственной инициативе, а по велению князя. Несмотря на свои особые привилегии и звания, они оставались советниками и помощниками, иногда друзьями своих правителей, но никогда не становились государственными деятелями в полном смысле. Их роль в политике сводилась к роли агента, курьера, информатора или консультанта, втихомолку действующего на заднем плане.

Единственным придворным евреем, зашедшим в служении своему князю и стране гораздо дальше, стал Йозеф Зюсс Оппенгеймер из Гейдельберга. Зюсс — первый из евреев (и до Лассаля практически единственный), кто влиял, хотя и до известных пределов, на ход германской истории. В Германии это первый пример еврея в политике и первый еврей, представляющий новый дух Просвещения. Это первый еврей, который благодаря княжескому фавору вырос из торговца и банкира в политического экономиста, а из политического экономиста — в знаменитого государственного деятеля; первый еврей, взявшийся за преобразование не только экономического, но и политического строя государства. Его служба в Вюртенберге, хотя и завершившаяся падением, тесно связана с превращением сельскохозяйственной, патриархальной страны, где правили сословия, гильдии и корпорации, в единое, централизованное, промышленное и капиталистическое государственное образование под властью абсолютного монарха.

Мы уже видели, как Зюсс служил торговым предпринимателем и придворным фактором у курфюрстов Кёльнского, Пфальцского и у герцога Карла‑Александра Вюртембергского. И мы посвящаем особую главу его вюртембергской службе не только потому, что она была совсем не такова, как у других придворных евреев, но и потому, что ради исторической правды считаем своим долгом очистить его имя от ложных обвинений и разоблачить неотомщенное убийство, совершенное под прикрытием правосудия.

Карл‑Александр, с которым и в истории, и в легенде ассоциируется имя «еврея Зюсса», принадлежал одной из боковых линий герцогского дома и разделил судьбу всех подобных родичей. Чтобы прожить, ему пришлось пойти на службу Австрии. Под командованием принца Евгения он воевал против турок, за испанское наследство, в Нидерландах, на Рейне и в Южной Германии. За доблесть получил звание фельдмаршала и стал правителем завоеванной Сербии. Натура сильная и энергичная, человек, которого песня называет «швабским Баярдом», «грансеньор войны», как однажды описал его Зюсс, Карл‑Александр был горячо предан принцу Евгению. В 1712 году он обратился в католичество, чтобы укрепить связи с домом Габсбургов и жениться на богатой католичке, принцессе Турн‑и‑Таксис. Ведь и звание, и должность правителя приносили так мало, что современник оценивал его годовой доход не больше чем в 15 тыс. флоринов.

Хотя Зюсс — не первый придворный еврей, к которому герцог обратился (раньше он уже вел дела с Самсоном Вертгеймером в Вене), Карл‑Александр назначил его своим придворным евреем и управляющим личными расходами. Подумывая о Вюртемберге, размышляя, как бы заполучить это герцогство, он, правя Сербией, ожидал от своего агента сведений: кого пожилой герцог и сословия прочат в наследники престола, какова позиция соседних правителей и настроение народа. Зюсс докладывал ему, что происходит в Штутгарте, во Франкфурте и Мангейме, ездил с секретными миссиями к дармштадскому или вюрцбургскому двору. Еврейский банкир, который ведет дела со знатью, и купец, поставляющий князьям и их женам предметы роскоши и драгоценности, гораздо успешнее разузнает положение дел, передаст письма и выполнит секретные задания, чем официальный посланник. Карл‑Александр не переставал восхвалять ум, надежность и энергию своего агента. «Этот человек, — писал он тогда кронпринцу Гессенскому, — может быть очень полезен обществу».

Ранняя смерть кронпринца и внезапная смерть герцога Эберхарда‑Людвига позволила ему в 1733 году взойти на престол. В первую очередь он, помимо прочего, вызвал своего придворного еврея в Штутгарт, чтобы и теперь, став герцогом, пользоваться услугами Зюсса, как и в бытность правителем Сербии. Здесь, в Штутгарте, Зюсс, ранее купец и банкир, дорос до финансового управляющего, потом до управляющего землями и налоговыми сборами, до управителя монетного двора — и в конце концов стал самым влиятельным лицом в государстве.

Причиной того, что еврей смог достичь таких высот в стране, еще недавно вовсе недоступной для евреев, послужил не только его необыкновенный ум и великое честолюбие, но и особенности конституционного строя Вюртемберга. Британский министр Фокс однажды в парламенте высказал мнение, что в Европе есть только две конституции — британская и вюртембергская. Главная особенность тогдашней конституции Вюртемберга такова: она еще сохраняла в чистом виде двойственную средневековую государственную форму, в которой важнейшую роль играли имперские сословия. Знать отступила перед властью герцога, и правителю теперь противостояли только представители духовенства и городов, которые держались за свои старинные привилегии даже упорнее, чем рыцарство. Действительные правители страны, они пользовались такой независимостью, что в обиход вошло выражение «двойной абсолютизм». Без их разрешения герцог не мог ни вступать в союзы, ни объявлять войну, ни заключать мир. Планы генералов — и те утверждала Landschaft Здесь: палата представителей (нем.). , уполномоченная также вести переговоры с соседними монархами и даже надзор за правительством.

Такой строй, на первый взгляд демократический и конституционный, по сути представлял собой строгую олигархию, где всем заправляли немногие особо привилегированные группы, в их власти было парализовать любые действия правителя. Если в других странах неустанная деятельность абсолютных монархов стимулировала политическую и экономическую энергию населения, то Вюртемберг пребывал в застое. Тридцатилетняя война и войны с Людовиком XIV разорили страну. Однако просьбы князя о деньгах для создания регулярной армии постоянно встречали решительный отказ. Следует помнить о таком положении дел в Вюртемберге, чтобы представить историю взлета и падения Зюсса в контексте государственных, политических и экономических условий страны.

Карл‑Александр вступил на вюртембергский престол, намереваясь коренным образом изменить государственный строй. На австрийской службе он усвоил широту взглядов, научился понимать экономические и политические нужды. Но чтобы провести в жизнь его планы, требовался изобретательный и разумный советник. Ведь его убеждение, что страна должна стать абсолютной монархией, не было тщательно обдумано и обосновано, а исходило от грубой и властной натуры, чьим решениям нельзя ни противостоять, ни возражать. Тем не менее желания Карла‑Александра совпадали с интересами страны, и его личное честолюбие служило укреплению вюртембергского государства. Цель у него была вполне определенная. Вюртемберг, по общему мнению, малозначащая, а по мнению герцога — важнейшая область в Южной Германии, должен стать самым мощным государством на юге, как Пруссия стала самой мощной на севере. Сильная регулярная армия и строительство укреплений должны были усилить эту самую уязвимую оконечность Священной Римской империи — для защиты от постоянной угрозы со стороны Франции.

Во внутренней политике Карл‑Александр руководствовался теми же побуждениями: он желал сделать Вюртемберг единым, централизованным государством, входящим в число важнейших немецких княжеств. Правление его предшественника Эберхарда‑Людвига было разорительно дорогим. Экономическое положение до того ухудшилось, что, как вспоминал позже Зюсс, составляя письмо в свою защиту, часто не хватало денег на продукты для герцогского стола. Земли короны оказались кругом в долгах; многие из них пришлось продать; в финансах царил хаос; не из чего было платить жалованье.

Главными своими обязанностями Карл‑Александр полагал навести порядок в экономике, уплатить долги страны, восстановить ее кредит, скорректировать расходы и доходы.

Однако герцогу Вюртембергскому получить деньги от сословий было труднее, чем любому другому князю Германской империи. Подати, назначаемые и собираемые сословиями, доставлялись в их собственную, особую казну, которую сословия полностью контролировали. Акцизные сборы практически во всех остальных государствах были под контролем правителя, но в Вюртемберге даже они шли в казну сословий.

Зависимость от сословий, этот камень преткновения для всех герцогов Вюртембергских, была для Карла‑Александра еще тяжелее: ведь он обратился в католичество, и поэтому подданные‑протестанты питали к нему глубокое недоверие. Landsсhaft незадолго до смерти старого герцога даже попыталась посадить на трон младшего брата Карла‑Александра, что обострило исконную вражду между князьями и сословиями.

Конечно, маловероятно было, что министры встанут на сторону правителя, который намерен менять порядки в стране. Взяв в руки управление, Карл‑Александр вскоре стал жаловаться, что сословия‑де сговорились с его советниками, что его приказы не выполняются, министры только и делают, что критикуют, пекутся о своих интересах и о нуждах родичей, и ему в конце концов приходится все делать самому.

Но, с другой стороны, кто способен проделать брешь в этой системе наследственных привилегий? Кто вколотит современные понятия в эти упрямые, предубежденные умы? Не тот ли, кто, в отличие от советников, молод, полон воодушевления, желает нового? Не тот ли, кто не привязан к прошлому и его традициям, не связан с реакционной буржуазией — носитель нового духа времени? История представляет Зюсса творцом всех реформ, а его влияние на герцога — причиной преобразования вюртембергского государства. Но на самом деле он по большей части просто придерживался планов Карла‑Александра, хотя часто мог придать смутным, расплывчатым идеям герцога больше определенности, что способствовало их осуществлению.

Первым шагом было сместить старых членов Тайного совета, верховного министерства, ответственного перед палатой представителей (Landschaft) за все действия правителя, и заменить их людьми, независимыми от сословий и послушными воле двора. Из писем Зюсса явственно видно, как он сознательно возбуждал ненависть герцога, старался бросить тень на советников, интриговал против них, подпускал иронические замечания в адрес отдельных министров, иронизировал по поводу семейственности в советах, в своей саркастической манере высмеивал их швабское тугоумие. По его наущению старые министры были смещены, Тайный совет утратил прежнее значение, и его заменило так называемое Конференц‑министерство; иначе говоря, правителя окружали немногие доверенные министры, с которыми он мог советоваться по самым важным и секретным государственным делам. Этот «правительственный кабинет», учрежденный в обход конституционного чиновничества, представляется самой ярко выраженной формой автократического правления.

Вюртембергское Конференц‑министерство, состоящее из пяти департаментов во главе с пятью начальниками, было полностью идеей Зюсса. На суде он признал, что посоветовал герцогу учредить такое министерство по образцу других правительств и лично выбирал туда людей, большей частью чужестранцев.

Как и во многих других государствах, вюртембергская казна и вся система учета была в совершенном беспорядке. Зюсс указал на это герцогу. Осознавая, что необходимо учредить общую казну для всех правительственных доходов, он все же не осмелился идти против вюртембергской конституции, которая, по его словам, не такова, как в других государствах. Поэтому он предложил окольный путь, чтобы как‑то навести порядок в финансах. Он попросил, чтобы каждая казна подала ему отчет о состоянии своих финансов — для подсчета правительственных доходов. Одновременно он потребовал назначить генерального инспектора, который докладывал бы герцогу о состоянии каждой казны, то есть о количестве денег и наличных поставках натурального продукта. В 1736 году генеральный инспектор был назначен, что вызвало горькие жалобы, хотя Франции такое ведомство принесло много пользы, а Фридрих‑Вильгельм I Прусский в 1714 году учредил Генеральный департамент учета во главе с генеральным инспектором для проверки отчетности казны.

Итак, Зюсс учредил казну двора по прусскому образцу, сам ее возглавил и одновременно предложил преобразовать устав двора и набрать новых служащих.

Из‑за этого нововведения Зюсса потом обвиняли на суде в том, что он будто бы попытался получить контроль над казной, чтобы извлекать непомерные проценты, захватить власть над государственными доходами и опустошить всю остальную казну. Но если назначение генерального инспектора означало на самом деле установление первого государственного бюджета Вюртемберга, то учреждение дворцовой казны на деле — полное разделение частных и правительственных финансов, экономики двора и государства.

Только одним путем правитель мог достичь цели вопреки оппозиции подданных: использовать доходы от земель и владений короны для нужд правительства. Как он ни в коем случае не мог взимать налоги без согласия сословий, так и палата представителей не имела права голоса в вопросе о землях и доходах короны. Это была личная собственность правителя, целиком в его ведении. Он сам решал, какие суммы выделить на государственные нужды, а какие — на содержание двора.

Коронные земли Вюртемберга занимали несколько сот тысяч акров — значительная территория для немецкого князя. Доходов от них в нормальное время вполне хватало герцогу, чтобы успешно править, даже если сословия совсем не дадут ему денег. Однако вследствие долгих войн, чужеземных вторжений и бесхозяйственности прежнего герцога земли и населенные пункты, поместья и жилища оказались проданы или заложены. Поэтому Карл‑Александр считал самой насущной задачей улучшить земли короны и повысить доходы с них. Получив контроль над правительством, через несколько дней он объявил, что намерен вернуть своему дому всю ранее проданную собственность и выкупить для герцогской палаты все имущество, которое забрали кредиторы.

Коллегиальный орган, исполнявший обязанности Министерства финансов, так называемая Rentkammer Казначейская палата (нем.). , занялся землями и владениями. Карл‑Александр, естественно, обратился к ней за помощью в перестройке государства. Но все приказы, направленные на улучшение, все дисциплинарные меры против чиновников, все попытки навести порядок в правительстве и выплатить жалованье служащим приносили мало пользы: мешали огромные долги, множество дел, требующих срочного решения, и несговорчивость Rentkammer, не желающей никаких реформ.

В 1734 году герцог попросил Rentkammer разработать проект по увеличению производства пороха и селитры с целью повышения государственных доходов. Советники предложили очень расплывчатое решение: уволить нерадивых и ненадежных производителей селитры и запретить импорт пороха. Это окончательно убедило герцога, что его чиновники некомпетентны в экономических вопросах. Он был так обеспокоен, что через несколько дней попросил Зюсса внести свои предложения по улучшению производства пороха и селитры.

В меморандуме от ноября 1734 года Зюсс, довольный тем, что спросили его мнения, раскритиковал предложения Rentkammer. В этом случае, считал он, пороха и селитры будет производиться слишком мало, и дохода с них получится совершенно недостаточно. Он был уверен, что в будущем сможет добиться производства не 225 или 230 центнеров, как до сих пор, а 2 тыс. или более и улучшить качество; таким образом, доход возрастет до 2 тыс. флоринов в год. В конце меморандума расчетливый торговец в нем взял верх над осмотрительным экономистом: он посоветовал герцогу воспользоваться своим высоким положением и вступить в переговоры с императором, чтобы получить контракт на поставку пороха и селитры для войны за польское наследство.

Главной заботой герцогского советника, чья деятельность до сих пор ограничивалась банковским делом, стала реорганизация финансов Вюртемберга. Как большинство государственных деятелей своего века, он считал финансовую политику главной задачей и заботой всякого правительства. Нигде Зюсс не был так смел и изобретателен, как в финансовой политике; и в то же время нигде более он не был столь неразборчив в средствах. Именно финансовая программа являлась причиной его скверной репутации в глазах современников, выставила его этаким Аманом своего времени, заслуживающим повешения.

Кроме косвенных акцизных сборов, не вызывавших особенного протеста, в Вюртемберге не существовало регулярных налогов. Подати, которые сословия предоставляли принцу, состояли из налогообложений на владение землями, на жилища, на ремесло или профессию. Это были своего рода доброхотные даяния, к которым закон не принуждал. Даже деньги, которые герцог то и дело требовал для строительства укреплений, рассматривались как некий необязательный расход на личные увлечения правителя, бесполезный для страны.

Карла‑Александра это не волновало: не такой он был человек. Невзирая на протест сословий, в конце войны он собрал 12‑тысячный армейский корпус и во главе его поставил генерала Ремшингена, иностранца и вдобавок католика. Он полагал, что даже без согласия сословий имеет право взимать налоги и использовать деньги подданных, как сочтет нужным. Он не обязан, снова и снова объяснял герцог, спрашивать совета у сословий по определенным вопросам — например, о том, как добывать деньги. Содержание милиции — забота правителя и целиком возлежит на нем. Если сословия отказываются подчиняться, он пошлет отряд гренадеров и силой возьмет свое.

С этой уверенностью в своем праве взимать налоги герцог по совету своего придворного еврея подготовил общее предписание, по которому каждый, у кого есть постоянный доход, обязан платить определенный налог Йозефу Зюссу Оппенгеймеру. Объяснялось, что этот налог, который стал известен как «еврейские Groschen» Гроши, денежки (нем.). или «адские Groschen», предназначен для того, чтобы правительство смогло провести полную реформу системы выплат.

Таким же образом герцог постоянно взимал сборы с казны городских корпораций, обеспечивающей им право на самоуправление. Как в Пруссии и в Баварии, плохое управление было компенсировано, деньги, собранные общинами, шли непосредственно в казну правителя, а правление общины оказалось под строгим контролем правительства. То, что герцог разделил с сословиями контроль над акцизными доходами, еще больше возмутило народ, чем прежние меры. На суде Зюсса обвиняли в том, что этот план принадлежал ему. Судьи назвали его проект (возможно, не без основания) брешью в конституции. Ведь если в других государствах акцизные налоги платились исключительно правителю и служили необходимым средством для экипировки и содержания армии, в Вюртемберге они, напротив, являлись главным источником дохода сословий. С самого начала было оговорено, что они выплачиваются только в казну сословий, которые и станут решать, на что употребить эти средства.

Еще важнее было создание двух новых ведомств: так называемого Gratialamt, ведомства субсидий, и Fiscalatamt, фискального ведомства. Первое, учрежденное в октябре 1736 года, должно было предоставлять звания, должности и ранги за определенный взнос в герцогскую казну. Понятное дело, величина взноса оказывалась при этом важнее, чем заслуги претендента. Fiscalatamt должен был расследовать доносы, а потом останавливать следствие, если обвиняемый уплатит штраф на большую сумму.

Торговля должностями через Gratialamt, как ничто другое, испортила репутацию Зюсса. Причем не забудем, что чиновников XVIII века нельзя сравнивать с их собратьями позднейших времен. Нравственность чиновников была тогда гораздо ниже, чем в следующем столетии². Были они корыстолюбивы, заботились только о своей выгоде, пресмыкались перед вышестоящими и тиранили подчиненных; получали скудное жалованье, рисковали остаться без места, когда события повернутся иначе, и потому старались не упускать ни малейшей выгодной возможности. Купля‑продажа должностей являлась в то время таким обычным делом, что никто не видел в ней ничего предосудительного. Во Франции это стало настолько общепринятым, что на некоторые должности установились постоянные цены; в Австрии продавались даже некоторые верховные армейские посты.

Хотя продажа должностей доставляла личной казне герцога и самому Зюссу крупные суммы, деньги были тут не главным соображением. В меморандуме, который Зюсс составил для герцога в феврале 1737 года, он писал, что чиновники, поставленные прежним правительством, оказались невысокого качества. Чтобы получить повышение, достаточно было рекомендации в адрес министерства. А он, Зюсс, не смотрит, друг ему этот кандидат на должность или враг. Кто угодно может быть приближен к нему. Он постоянно ищет способных людей и дает им важные посты. Его умелые администраторы обогатят страну на много миллионов.

Ненависть к Fiskalatamt имела больше оснований, хотя в других государствах тоже существовали такие ведомства. Оно стало рассадником недоверия — ведь каждый гражданин мог донести на соседа; оно служило предлогом для того, чтобы обирать население — ведь каждого можно привлечь к суду и сказать, что освободят его за такую‑то цену; оно вводило полицейский режим в стране, чьи гордые, независимые граждане всегда дорожили своей свободой.

Экономически Fiskalatamt было средством выкачивания налогов из населения, а политически — средством превращения сословного, патриархального государства в авторитарное и полицейское. Установив надзор над всеми жителями, регулируя их жизнь и поведение, это ведомство забрало полную власть над гражданами. Заменяя независимые установления новыми, правительственными, оно нарушало свободу, при которой каждая, даже самая малая, организация может жить своей жизнью и иметь свои особые цели.

Хотя недовольство в стране достигло тревожных размеров и сетования сословий уже звучали угрожающе, герцог не колебался. Напротив, он упрекал палату представителей за неподобающее поведение, предупреждал, чтобы они сбавили тон и воздержались от сомнений в авторитете правителя.

И в то же время, как будто желая прибавить ко всем оскорблениям еще одну обиду, он назначил Зюсса своим личным финансовым советником. Поэтому Зюсса постоянно представляли вюртембергским министром финансов. На самом деле, однако, его звание было не такое уж значительное. Из‑за двойственной природы финансовой системы в те дни не существовало должности, сравнимой с нынешней должностью министра финансов. Директор Министерства финансов (Rentkammer) ближе всего стоял к современному главе Министерства финансов. Более того, вюртембергского директора Rentkammer не смещали; он продолжал исполнять свои обязанности одновременно с Зюссом, а значит, приходился ему начальником. Даже если Зюсс фактически руководил финансовыми делами, по закону он никогда не был вюртембергским государственным служащим.

Как объяснить многочисленные знаки расположения, которые герцог оказывал своему придворному еврею? С какой стати герцог, несмотря на растущее недовольство народа, держал его при себе?

Отношения Карла‑Александра и Зюсса для историка столь же интересны, как и для психолога. Даже современники пытались как‑то объяснить тесную дружбу между правителем и евреем‑купцом. Люди говорили о каббалистической магии; зависимость герцога от Зюсса описывали как мистическое единение слабой души и Искусителя.

Дружеские чувства Зюсса к герцогу проистекали не из властолюбия и не из жажды личной выгоды. Другие правители постоянно предлагали ему должности и получше. Нельзя это объяснить и тем, что изобретательный государственный деятель желал управлять страной и народом. Причина его дружбы с Карлом‑Александром — в том, что осторожный, осмотрительный еврей восхищался беспечным, необузданным воителем. Его поражали бесстрашие и искренность этого шваба, его отношение к жизни, совсем другое, чем у него самого. Его привлекал авантюристский дух герцога, совершенно непохожий на воззрения единоверцев Зюсса, скованных традициями. Его очаровывал блеск двора, легкомыслие и веселье того мира, чьим символом представлялся герцог.

Зюсс никогда не выражал открыто своего восхищения правителем. Его осторожная сдержанность составляла странный контраст с теплотой и воодушевлением, с которыми его постоянно восхвалял герцог. В письмах к императору, соседним князьям и епископам герцог благодарит Провидение за то, что оно послало ему друга и помощника в час нужды. Карл‑Александр, натура импульсивная и незрелая, постоянно ощущал зависимость от своего мудрого друга и его влияние.

Зюсс, по правде сказать, часто говорил о независимом характере своего правителя. Но эта независимость в основе своей была лишь упрямством человека, которому не хватало широты ума и кругозора. А сила убеждения Зюсса и его удивительная способность ладить с герцогом оказывается в конечном счете просто способностью прирожденного психолога, умеющего терпеливо выждать нужного момента и тактично представить свои предложения.

Зюсс понимал, что в окружении герцога каждый желает положить конец этой дружбе. Он предвидел, какие интриги и заговоры готовятся против него. Его письма полны горьких жалоб на постоянно окружающие его вражду и предубежденность, на завистников, которые пытаются подорвать доверие герцога к нему. Снова и снова он просил Карла‑Александра оставаться твердым и справедливым, делать все, что в его силах, чтобы предпринятые планы осуществились. Он описывал препоны, которые ставит ему министерство, трудности, которые причиняют ему подчиненные герцога, и общую позицию пассивного сопротивления чиновников. Надеялся отразить сыпавшиеся на него упреки, указывая, что его намерения чисты, подчеркивая, с каким самозабвенным рвением он служит интересам герцога. В моменты уныния он подавал в отставку. Он сетовал, что больше не в состоянии терпеть козни врагов и желает спасти по крайней мере свою честь, которая ему дороже, чем золото и прочее имущество.

Герцог был слишком воином по характеру, чтобы обращать большое внимание на страхи друга. Он посмеивался над ними, считая просто плодами воображения своего советника. То, что для Зюсса было предчувствием ужасной судьбы, Карлу‑Александру представлялось всего лишь беспочвенной тревогой слишком чувствительной натуры, подверженной дурным предчувствиям и подозрениям. Однако он обещал Зюссу, что ему больше не придется беспокоиться о ложных доносах и злобных пасквилях. Он издал рескрипт против всех, кто угрозами или интригами вредит особо доверенному герцогскому советнику. В своем знаменитом декрете от 12 февраля 1737 года герцог вознаградил Зюсса за все услуги — снял с него вину за все, что он предпринял или предпримет на государственной службе.

Несмотря на все обоюдное восхищение и взаимозависимость, отношения Карла‑Александра и Зюсса в последний год стали напряженными. Причины этого так и не выяснены полностью. Хотя герцог, конечно, не мог оставлять совсем без внимания нападки и обвинения, истинная причина, кажется, крылась не в придворных интригах. Скорее всего, охлаждение обусловлено их совершенно разными политическими воззрениями, что проявилось, когда Карл‑Александр затеял безжалостную борьбу с сословиями.

Человек действия обычно не слишком много размышляет о своих взглядах на государство и общество, таков был и Зюсс. Поэтому о его политических воззрениях можно судить только по поступкам. Всякое его действие рождалось из непосредственного опыта — не из отвлеченных размышлений, а скорее из наблюдения за другими государствами; так он и пришел к выводу, что германским землям необходима абсолютная монархия. Изучение трудов камералистов и философов‑теоретиков этого периода, чьи писания обнаружились в его библиотеке, несомненно, тоже способствовало тому, что он стал сторонником тогдашней теории естественного права.

В Вюртемберге он хотел построить именно жесткое полицейское государство XVIII столетия. Он верил, что государство можно выстроить, как машину, руководствуясь принципами логики и не принимая во внимание ни природные особенности развития народа, ни законы, ни экономику, ни общественный строй страны. Бесспорно, он был знаком с историей вюртембергского государства и хорошо знал швабский характер. Тем не менее ему представлялось: если руководствоваться разумом, вполне возможно на месте структуры двойственного средневекового государства выстроить разумное, практичное полицейское государство всеобщего благоденствия.

Государство должен возглавлять монарх, чью роль Зюсс полагал крайне важной. Правитель для него — то же самое, что государство. Как государство должно обладать полной властью, так и правитель должен пользоваться неограниченным авторитетом. Следовательно, ему нужна большая регулярная армия, чтобы утверждать его власть на родине и в окрестных странах. Он должен иметь возможность диктовать свои законы соседним князьям и, если понадобится, подчинять себе имперские вольные города. Чтобы его величие было видно всем, ему следует содержать великолепный двор, чьи богатство и блеск выделяют его из общей массы и отличают от простых смертных. Ибо он облечен полной властью. Народ не способен сам решать свою судьбу, а значит, не имеет права участвовать в правлении или обсуждать действия монарха. В силу своей абсолютной власти князь может объявить все прежние соглашения незаконными. Если народ окажет сопротивление, правитель вправе применить насилие, прибегнуть к интригам и шпионажу, чтобы достигнуть своей цели. «Ибо кто хочет достигнуть своих целей, — утверждает Зюсс совершенно по‑макиавеллиевски, — должен использовать те пути и средства, которые подействуют в этом отношении».

Главной целью было сделать государство сильным и непобедимым; вспомогательной целью — улучшить образование и благосостояние народа. До идей позднего Просвещения — повысить уровень народного образования с помощью школ и культурных установлений — Зюссу, конечно, было еще далеко. Первоочередной интерес состоял в том, чтобы усовершенствовать финансы и экономику страны, тем самым заодно сделать народ богаче, а значит, счастливее и довольнее.

Такая концепция государства объясняет его отношение к вюртембергским сословиям. Очевидно, не совсем ложны показания свидетеля на суде: Зюсс, дескать, говорил, что Карл‑Александр должен, по примеру Людовика XIV, обезглавить представителей сословий в Landschaft. Предполагали, что, проживи герцог еще года два, и никаких сословий не было бы. Также зерно истины содержится в том, что Зюссу приписывается замечание: герцог — их правитель, а все, чем владеют подданные, принадлежит правителю. Карл‑Александр тоже думал и говорил подобное. Раздраженный поведением «соправителей», он высказывался даже более резко и никогда не скрывал, что желал бы править без конституционных ограничений. Для него сословия были не только тем же, что для Великого курфюрста или Людовика XIV — реакционным элементом, подрывающим единство государства, — но и протестантами, приверженцами его бывшей веры. Когда‑то он полагал своим долгом защищать Германию от Франции, а теперь считал, что призван возглавить движение против Реформации в Южной Германии и отвоевать протестантский Вюртемберг для католической церкви. Вопреки всем своим уверениям при вступлении на герцогский престол он стал открыто покровительствовать католической вере. Дворцовую капеллу подготовили для католических богослужений, и в армии отдавалось предпочтение офицерам‑католикам.

Были и влияния извне. Старый друг герцога Фридрих‑Карл, епископ Вюрцбургский, ответственен за те решения, которые Карл‑Александр принял к концу жизни. Как утверждало общественное мнение заодно с историческим преданием, революционный заговор — с целью ввести католичество, арестовать нескольких непокорных министров и упразднить конституцию — был задуман и разработан в канцелярии Вюрцбурга. В число заговорщиков входили иезуиты и капуцины, Йозеф Зюсс Оппенгеймер и генерал Ремшинген, командир вюртенбергской милиции. Во время одной из поездок Карла‑Александра, с его ведома и согласия, войска генерала и епископа должны были направиться в Штутгарт, арестовать членов Landschaft и установить абсолютистское правление. Только внезапная смерть герцога в самый критический момент спасла страну от переворота и предотвратила восстановление католичества.

Сколько правды в этой истории? И какое участие принимал в заговоре Зюсс? Был ли он зачинщиком, как гласит народная молва, он ли сбил герцога с пути истинного и замышлял упразднить конституцию? Или его вовлекла в заговор какая‑то случайность, роковое стечение обстоятельств?

Для сегодняшнего историка почти так же трудно, как для составителя хроник того времени, решить, насколько истинны многочисленные легенды о таинственной смерти Карла‑Александра. Ибо немедленно после смерти герцога сторонники епископа завладели перепиской между Вюрцбургом и Штутгартом и уничтожили почти все документы, касающиеся заговора. Однако по недосмотру генерала Ремшингена некоторые бумаги уцелели и попали в руки советников Landschaft. Там не описывается, как считалось в то время, кровавый заговор против министров и сословий, но явствует, что герцог и епископ сообща вынашивали всевозможные планы, желая приравнять католичество к протестантству и ограничить свободы народа.

На суде Зюсса обвиняли в государственной измене и участии в интригах католической партии по упразднению старой конституции и официального вероисповедания. Тесная связь с заговорщиками, много раз подчеркивали судьи, указывает на его виновность. Вюрцбургские советники, иезуиты и капуцины постоянно ходили к нему. Генерал Ремшинген почти каждый день обедал у него, причем похвалялся: ему, дескать, хватило бы двух‑трех батальонов, чтобы покончить с сословиями. Также свидетельствовали о виновности секретные поездки Зюсса к епископу Вюрцбургскому и саркастические замечания в адрес Landschaft.

Во время предварительного судебного расследования и при защите Зюсс признавал, что часто критиковал сословия, так как они противились Карлу‑Александру совершенно безосновательно. Зюсс также признал, что при обсуждении вопросов благосостояния страны он часто отговаривал герцога с ними советоваться. С другой стороны, он решительно отрицал, что когда‑либо знал о военных планах или замысле переворота. Он возвел в принцип оставаться строго «нейтральным» во всех вопросах религии. С генералом Ремшингеном он говорил только о контрактах, а с епископом обсуждал лишь некоторые вопросы денежной системы.

На судебном разбирательстве большинство свидетелей подтвердили, что Зюсс никак не участвовал в последних планах Карла‑Александра. В письмах вюрцбургского резидента в Штутгарте к епископу, почти ежедневных, Зюсс как будто ни разу не упоминался. Резидент любыми способами старался заполучить всю корреспонденцию генерала Ремшингена после его ареста, но не озаботился изъять бумаги Зюсса после смерти герцога. Документы Зюсса полностью сохранились, и в них не отыскалось ничего ни о Вюрцбурге, ни о военной партии.

Документы, написанные самим Зюссом, тоже свидетельствуют, что он вряд ли в этом участвовал. Из его замечаний явствует, что в этот период Зюсса очень удручало отношение герцога. Он горько жаловался друзьям и даже самому Карлу‑Александру, что зачастую его откровенно игнорируют, и не раз подавал в отставку.

Нелегко понять, почему Карл‑Александр не стал советоваться со старым другом об этом важном деле. Может быть, епископ или его советники не доверяли еврею, или честолюбивый генерал Ремшинген сам добивался герцогского фавора и желал отстранить соперника. Возможно также, Карл‑Александр опасался, что Зюсс не одобрит его замыслов и воспрепятствует их осуществлению. Ведь какую бы ненависть Зюсс ни питал к Landschaft, как ни жаждал упразднить этот орган, методы Карла‑Александра с приспешниками не пришлись бы ему по вкусу. Те пытались разрубить гордиев узел топором, то есть разом, и грубо порушить вюртембергскую конституцию. А Зюсс, как явствует из всей его деятельности на вюртембергской службе, хотел медленно, постепенно свести ее на нет. Они решили разогнать совет сословий солдатскими штыками, а он планировал установить абсолютную власть герцога более тонкими средствами, политическими и дипломатическими. Как ранее он учредил Конференц‑министерство, чтобы отстранить прежних министров, как перенаправил государству все налоги, чтобы оставить Landschaft без финансовой поддержки, так и последнее, что он предпринял — попытка поставить сословия под надзор герцогского представителя, — было чисто дипломатической мерой.

Внезапная смерть Карла‑Александра 12 марта 1737 года положила конец всем замыслам и интригам. Положила она конец и политической карьере «еврея Зюсса».

Последний день Карла‑Александра, он же последний день блеска и славы его придворного еврея, в народных легендах описывается как день знамений и предзнаменований. Шел дождь, снег и град, но при том все время светило солнце, — рассказывают хроники. По Штутгарту ходили слухи, что к городу подступают вюрцбургские войска. Царил гнетущий страх; народ собирался в церкви, и самые смелые горожане вооружались, чтобы защищать свою исконную религию и свободу даже ценой жизни.

В герцогском замке в Штутгарте герцогиня увидела кошку с котенком в зубах и до смерти перепугалась. В Людвигсбургском замке, куда Карл‑Александр как раз приехал, огромное зеркало сорвалось со стены и разбилось на тысячу осколков. Герцог обжегся, хлебнув горячего бульона, и в ярости разбил тарелку об стену. В соседней деревне забил пожарный набат. Маг с угольниками и телескопами приходил по тайным коридорам, чтобы предсказать герцогу будущее. Два раза являлась делегация от сословий, но была с гневом изгнана.

Естественно, у народа сложилось собственное мнение о причине этой смерти: в эти последние дни герцог был занят карнавалом с музыкой и играми. Люди полагали, что некоего старого герцогского слугу подкупили его родичи из Landschaft, чтобы он убил хозяина. Молва гласила: слуга в этот вечер сделал любимый возбуждающий напиток герцога таким крепким, что Карл‑Александр, ослабленный бурными карнавальными забавами, умер от удара.

В ту же ночь арестовали Зюсса. Сразу после смерти герцога он отправился из Людвигсбурга в Штутгарт известить герцогиню о смерти супруга. Как только он выехал из замка, его задержал генерал фон Рейшах, будущий командир вюртембергской милиции, и отвез в его дом на улице Зеештрассе. Попытка бегства привела к аресту и заключению, на этот раз — в крепости Хоэннойфен. Это было семь дней спустя после смерти герцога. 

Книгу Зельмы Штерн «Придворный еврей» можно приобрести на сайте издательства «Книжники»