Вспоминается и длительная подготовка к празднику, и участие детей в этих приготовлениях, и сама пасхальная церемония, и различные ритуальные и праздничные блюда.

Наша публикация продолжает разговор о праздничных обычаях евреев Буковины, Подолии и Галиции, начатый в прошлом номере журнала[1]. Мы основываемся на полевых материалах, собранных в ходе многочисленных экспедиций в изучаемые регионы[2]. В данной статье мы сохраним структуру изложения, принятую в прошлой нашей публикации: сначала приведем описания Песаха самими евреями, заставшими довоенные традиции, а затем сопоставим их с воспоминаниями славянских соседей об этом чужом для них ритуале, представления о котором стали частью их собственной культуры.

Песах глазами евреев

Подготовка к празднику

Как известно, Песах – один из тех праздников в еврейском календаре, которые требуют особенной и длительной подготовки. Обычно именно к Песаху старались убраться в доме и побелить стены. Это хорошо помнят многие наши информанты:

Ну, Пейсах, девочки, – это я умру, никогда не забуду, как красиво у нас это все проходило! <…> Готовились за неделю, убирали, чистили, все делали, все драили, все вылизывали, я помню[3].

Детей тоже задействовали в этой генеральной уборке. Особая роль отводилась им при наведении не столько бытовой чистоты, сколько чистоты ритуальной. Дети должны были следить, чтобы в доме не оставалось ничего квасного:

Перед Пейсах надо убрать квартира. Очень шобы было чисто. Шобы не было ни кусочка хлеба, ничего такого шобы не было. Там… тико, тико мацу должно, на Пейсах должно кушать мацу. <…> А накануне вот нужно: наступает завтра Пейсах – собирали кусочек хлеба, пиро от курица и завязали… и ложку, ложку, ложку такую деревянную, завязали… А там возле синагога хлопцы выкопали яму – и все ходили этот хумец – фарбренен дем хумец [«сжигали квасное»]! Гореть этот хумец[4].

Перед самым праздником с чердака дома доставали специальную пасхальную посуду – она отличалась от повседневной особым узором или формой. Этот орнамент особенно ярко запечатлелся в детской памяти:

«А у вас была какая-то специальная посуда на Пейсах?» – «До войны была, девочки, до войны была. Я помню, были такие специальные тарелки, на которых мама ставила… мацу ставила, были специальные… вот я помню – вот до сих пор помню… Я когда-то на базаре видела такую стопочку – я аж заплакала»[5].

Расписное фарфоровое блюдо для седера.
Украина. Конец XIX века

Этой посудой пользовались только в течение пасхальной недели, а потом ставили ее обратно на чердак. Она отличалась особенной ритуальной чистотой и именно поэтому большинство наших информантов называют ее «кошерной». Этот термин не обязательно означает, что в остальное время в домах наших собеседников законы кашрута не соблюдались, просто именно пасхальной посуде уделялось повышенное внимание старших родственников.

Перед Песахом старались приобрести детям обновки: «Вот даже на праздник папа всегда… и с мамой покупали нам платичко, туфельки новенькие обязательно»[6]. Часто сквозь детские воспоминания о празднике проскальзывают более поздние, уже взрослые мотивировки, в которых поступки родителей получают рациональные объяснения:

А родители старались в этот день купить детям – нас же пятеро, а работал один отец, мама болела, – так старались сложить так денежки, чтоб на Пейсах купить каждому ребенку обновку. Это не были такие обновки, как сейчас, мы не были такими избалованными. Но что-то было, каждый старался так хорошо вести себя, чтобы все-таки обновка была, хоть какая, но чтоб она была. Я помню, папа покупал парусиновые туфельки, что можно было тогда купить, но и то – смотря кому, старшим парусиновые туфельки, младшие носили уже то, что досталось от старших, – чистили, гладили, приводили в порядок, но каждому что-то было, кому рубашечка, кому туфельки, кому носочки, каждому… Но всех детей одевали с ног до головы чистенько, опрятненько, чтобы мы чувствовали, что это праздник[7].

И конечно, к самым ярким воспоминаниям относятся все подробности добывания или приготовления мацы перед началом Песаха. Наши информанты рассказывают истории из жизни своих старших родственников, которым не разрешали запасать и печь мацу: ее прятали в наволочки или в чемоданы, а незадолго до Песаха тайно снимали дом для подпольной выпечки мацы, и детям доставалась почетная обязанность протыкать в тонком тесте дырочки колесиком от часов или вилкой[8].

Серебряная чаша для пророка Элияу.
Украина. XIX век

История праздника

Разговор о маце переносит нас к вопросу об истории празднования Песаха и о происхождении обычая есть мацу. Исход евреев из Египта – один из самых распространенных библейских сюжетов, запечатлевшихся в памяти наших информантов. Это объясняется тем, что история Исхода ежегодно рассказывалась на пасхальном седере – так же как Свиток Эстер ежегодно читали на праздник Пурим, – и потому дети ее хорошо запомнили:

«Пейсах… евреи были у фараона, в Египет, раньше он… когда был Иосиф, пришел другой царь, так он начал издеваться над евреями, начал. За самую тяжелую работу… били их, издевались, так Б-г послал им Моисея и сказал: “Ты выведешь всех евреев из… из этой напасти”. И так он, фараон не хотел выпустить евреев, не хотел выпустить, так Б-г послал разные кары на него, то послал огонь, то послал… потом последняя кара была такая страшная, что умирали все новорожденные дети, умер у фараона его единственный сын, так он позвал тогда Моисея и сказал: “Возьми своих евреев и выведи куда хочешь”. И он их вывел… на пустыне там. А во время, когда они уже перешли воду, они фараон… он раздумал и хотел их гнать обратно, так они начали гнаться за евреями, так… там была вода, нельзя было пройти, а у Моисея был палка, так он этой палкой рассек, и вода разошлась, и евреи могли пройти. Вот а когда… когда они хотели гнаться за евреями… так Б-г соединял обратно воду и они все утонули, эти фараоны. И евреи были уже там, они там… там они успели испечь хлеба, так они пекли лепешки, почему маца – они пекли лепешки пресные, без дрожжах, на солнце просто пеклись лепешки за то, что сейчас мы семь дней кушаем мацу». – «А на чем они пекли мацу?» – «Да просто, просто на голову – на солнце пекли за то, что жара была такая, что можно было яйцо печь на солнце»[9].

Интересно отметить, что хотя пересказ истории Исхода очень близок к библейскому тексту, многие информанты добавляют характерную деталь, отсутствующую в Танахе: мацу пекли прямо на телах людей – на головах, на плечах, на спине или на коленках[10]. Вероятно, эта красочная подробность, передающая тяготы путешествия древних евреев по раскаленной пустыне, ярко запечатлелась в детской памяти и поэтому сохранилась во множестве вариантов.

Иногда нам удается записать пересказы библейской истории, у которых есть параллели в раввинистической традиции. Так, знаменитая история о том, как реагировал фараон на исход евреев, зафиксированная в целом ряде мидрашей (Танхума Бешалах, 7; Шмот раба, 20:2), нашла своеобразное отражение в рассказе Розы Овшиевны Штернберг, уроженки г. Хотина:

«<…> А почему их фараон не отпускал?» – «А они были рабы. Они работали тяжело, и было им жаль их отпускать. А Мойсей все ж таки был послан от Б-га, они не хотели это… выпустить – он дал ему таки болячки, шо он сказал: “Бери!” – стал и скот умирать, и люди, и кадухес [“лихорадки”] одни были, – и сказал: “Бери соби жиды, иди уже к черту!” И когда они вышли, когда они вышли, так… фараон кричал: “Гевалт!” – и у них… бегали за ними вернуть. Но он бе… он штукал… штукал…» – «Чем?» – «Палкой, расходилась эта… река, и евреи все перешли. А… а… там войска – это всё затопили, все удрали, и всё».

В мидрашах говорится о том, что фараон кричал: «Вай!» Так обыгрывается в мидраше начало стиха «Когда же фараон отпустил народ» (Шмот, 13:17): «Вайеи бешалах фаро эт а-ам». Авторы мидраша выделяют первый слог первого слова, получая слово «вай» – горестное восклицание. Роза Овшиевна, скорее всего, была знакома с этим сюжетом в его идишском варианте, поскольку ключевое для мидраша слово «вай» заменено здесь на классическое идишское восклицание «гевалт»[11].

Наряду с традиционными сюжетами мы сталкиваемся и с новаторской интерпретацией нашими информантами сюжета Исхода. Как и ряд других библейских историй, связанных с угрозой уничтожения еврейского народа (например, история происхождения праздника Пурим), история Песаха в сознании некоторых наших собеседников связывается и сравнивается с событиями недавнего прошлого, с Холокостом:

Гитлер… Гитлер уничтожил 6 миллионов евреев, где ж твой Б-г?! Где Он? Раньше чудеса были, евреев вывез Б-г из Египта, так он – Мойсей – ударил палкой по морю Черному, или какое там море? Там не Черное море? Там – Мертвое море. И море разошлася, и евреи перешли, и он обратно ударил палкой и все войска египетские потонули. А почему сейчас он Гитлера не убил? Значит, это потому, что мы крепко грешные[12].

Седер

Центральным событием празднования Песаха является пасхальный седер, и седер, устраиваемый в довоенное время, прочно запечатлелся в детской памяти. Вспоминают общую церемонию, роли основных участников и, конечно, свои роли – что должны были делать дети. Часто сравнивают отца, ведущего седер, с царем:

Папу сажали на диван, вот, значит, он садился на пол на перине, чтоб ему мягко было, по бокам подушки, сзади подушки, он как царь сидел, мама тоже была красиво одета, стол красивый, три мацы накрыты красивыми полотенечками[13].

«Ну, как отмечали Пейсах? Значит, когда в доме мужчина есть главный, там, дедушка или отец, или что, так он главный. Эсебет. Он лежит на – “эсебет” называется». – «На чем?» – «Эсебет. “Бет” – это кровать, “эсе” – еда. <…> Лежит там, застелено, и подушкой, он должен опираться на подушку вот так вот, и так свободно – он царь. Он царь. Он теперь царь»[14].

Самый красивый сейдер. Я помню, как мама делала два стула, подушка и это для отца… как царь, это… на столе было три мацы, харойсив[15].

Отмечают, что, поскольку на Песах положено выпивать четыре бокала вина, у детей были свои маленькие стаканчики – косийот, которые сохранились в некоторых домах до сих пор:

«Последний сейдер довоенный я помню очень хорошо, я и брат, мы все сидели за столом. Детям наливали такие маленькие стаканчики вина. Это надо было выпить». – «Это всем и детям тоже нужно было выпить?» – «Да, да. Дети тоже пили. Взрослые пили большие бокалы, а дети маленькие такие. Было интересно, конечно, было много евреев»[16].

«фир кашес» – о том, чем отличается пасхальная ночь от других ночей. И многие наши информанты до сих пор помнят наизусть эти вопросы. Некоторые могут их произнести на иврите, но большинство – на идише:

«А как говорили фир кашес? Вы можете нас научить?» – «Тоте, их вил дих фрейгн ди фир кашес. Ди эрште каше вил их дих фрейгн. Фарвус оле туг финн а гонц юр вилн мир эсн хумец, вилн мир эсн моце, одер дидоцике тег финн йонтеф эсн мир нор моце?.. [“Папа, я хочу тебя спросить о четырех вопросах. Первый вопрос: почему во все дни года мы едим  хамец и мацу, а в эти дни праздника мы едим только мацу?”]»[17].

Один раз нам удалось записать даже шуточный вариант таких вопросов, которые были очень популярны в фольклорной традиции евреев Подолии и Бессарабии в довоенное время:

«А я вам расскажу несколько этих самых… Кашес! Только это такие каши, не религиозные, как: А топ от а лох – ди васер э… ринт аройс? А галош от а лох – ди васер ринт арайн? [“Почему у горшка дырка – вода из него вытекает, а у галоши дырка – вода в нее втекает?”]. А второй, подожди, а второе как? Ага! А топ от ан ойер. Хенгт. Висит. Ди ост цвей ойер ун хенгст нит! <…> Горшок имеет… ну, кастрюля имеет, это самое, одно ухо. И висит. Ты имеешь два уха – и не висишь!» – «Это вспоминали именно на Песах, или это вообще?» – «Не, на Пейсах, это ж а каше! Фир кашес. Фир кашес гит мен аф Пейсах [“Четыре вопроса задают на Песах”]. Вот такие это для юмора»[18].

Илья-пророк

Еще одно яркое воспоминание о праздновании Песаха связано с фигурой пророка
Элияу – Элиюху а-Нуви, как называют его наши информанты. Ему наливали отдельный стакан вина и ждали, что он посетит те дома, где проводится седер:

«Да, это ставили бокал… Эли… Эли-Аврум или как… святому какому-то, Эли. Возьмут да ставят – но это уже почти в конце, когда мы уже почти поели, перед последним бокалом – вот тоже ставят, наливается бокальчик небольшой и ложится кусочек мацы, – и это все ставится на окно. А потом – я не знаю, куда девалось. Все время хотела проследить, куда девается этот стаканчик [смеется]». – «А утром его уже не было?» – «Ну, утром уже не было». – «Вы пытались проследить?» – «Я хотела проследить, но никак. Ни разу не проследила куда»[19].

Дети очень хотели увидеть если не самого Илью-пророка, то хотя бы как убывает вино в бокале. Одна наша собеседница вносит рационализаторские моменты в свои детские воспоминания:

Мама вдруг встает, и открывает дверь, и начинает: «Бурех абу, бурех абу…» [«Благословен входящий»]. А я сижу, и мне холодно. Апрель месяц. Или март. «Закрой дверь, мне холодно». – «Сейчас, сейчас. Бурех абу, бурех абу», – закрыла дверь. Попили это вот вино. Там каждому свой кос [стаканчик]. Ну и продолжаем. Я говорю: «Мама, а кого ты приглашала?» Она говорит: «Элиоху а-Нуви». <…> Мне шесть лет было. Проходит год, и опять этот – седер. Опять мама открывает и просит. Я смотрю внимательно на дверь, смотрю на кос – кто же придет пить? Кончилось. Я говорю: «Мама, мне кажется, что ты меня обманываешь, – я так следила внимательно – не видела никого, никто не пил – вот его кос полный». Она говорит: «Это не человек, которого мы видим, это малах – ангел, который летит, и он не может пить много – он должен облететь все еврейские семьи». <…> А потом я начала учиться, начала совсем по-другому мыслить – как это можно кто-то летать? Евреи живут почти по всему миру – как в один вечер может кто-то их облететь? Нет. Это что-то мне непонятно[20].

Любопытно, что именно с размышления над этим обычаем в послевоенный период начался отход нашей информантки от еврейской религиозной традиции. А кто хотел увидеть Илью-пророка, уверял себя и окружающих, что видел, как дрожало и убывало вино:

И потом, значит, один стакан, бокал для Элиюху а-Нуви, значит, это… Элиюху а-Нуви. И мать открывает дверь в полночь, шо Элиюху а-Нуви должен прийти, он должен побыть… И действительно, что-то меньше стало, что-то меньше стало… [смеется]. Что-то меньше стало в бокалах![21]

Синагога. Черновцы

Остальное

Последним аккордом пасхального седера был обряд, снова требующий активного участия детей, – поиск заранее спрятанного кусочка мацы, называемого «афикоман». Ребенок, который находил афикоман, получал подарок, и благодаря подаркам дети особенно хорошо запоминали этот обычай.

И наконец, ни один разговор о праздновании Песаха не обходится без упоминаний кулинарной составляющей этого праздника. Помимо традиционных рецептов харосета и хазерета, то есть ритуальных блюд, рассказы о праздничных трапезах изобилуют рецептами фаршированной рыбы, картофельных оладий, запеканки из мацы и пасхального борща. Именно в этот момент воспоминания о довоенном седере сменяются подробными рассказами о том, как раньше эти блюда готовили близкие родственники информантов, а сейчас – сами информанты. Кулинарная компонента праздника сохранялась на протяжении всех лет советской власти, сохраняется она и в наши дни.

Таким образом, основные элементы довоенного празднования Песаха, зафиксированные в детской памяти наших информантов, связаны с участием детей в подготовке праздника и в пасхальном седере. Хорошо запомнилась и история Исхода из Египта, поскольку ежегодно пересказывалась во время седера, но лучше всего отложились в памяти детали, поразившие детское воображение: выпекание мацы на плечах и головах, ожидание визита Ильи-пророка, получение подарков за нахождение афикомана, праздничная посуда и красивые одежды родителей.

Песах глазами славян

Название Песаха в славянской традиции

В славянской традиции Песах считается самым главным еврейским праздником. Зачастую это единственный еврейский праздник, о котором наши информанты что-то помнят и могут рассказать. В отличие от других еврейских праздников, вспоминая о которых славяне говорят лишь об обрядовой, видимой стороне (ряженье на Пурим, строительство шалашей на Суккот) и ничего не знают об истории и концепции праздника, происхождение Песаха, как правило, всем хорошо известно.

Своего особого наименования Песах в славянской традиции не получил. Чаще всего его называют просто Пасха, реже – Песах. Нам удалось записать название праздника «Маца» – в честь главного ритуального блюда: «Той дэнь назывався Маца. Як це у нас Паска, так у них Маца»[22]. И еще одно любопытное название, которое нам встретилось, это «Рамадан»: «Пасха їхня. У нас Пасха, а у їх Рамадан называеця чы як»[23]. Видимо, здесь важный праздник одной «чужой» традиции отождествляется с важным праздником другой «чужой» традиции и сравнивается со «своей» Пасхой. Вообще, сравнение традиции празднования «своей» Пасхи и соседской – важный момент в обсуждении праздников. Сходство названий и временная близость к христианской Пасхе делают Песах особенно привлекательным для славян.

Изготовление мацы

В еврейских праздниках внимание соседей привлекает, прежде всего, обрядовая сторона. Песах в этом отношении не исключение. Наиболее важным моментом этого праздника в восприятии славян является приготовление евреями ритуального хлеба – мацы и угощение мацой соседей. Славяне обычно хорошо знают, как выглядит маца и как ее готовят: только из муки, без соли, сахара и яиц, – и сравнивают ее с пасхальными куличами. При описании мацы обычно отмечают, что она тонкая, как бумага, похожа на вафли или блины, а тесто для нее делают такое же, как на вареники или пельмени. 

На Пасху вони пеклі такі тоненькі, маци вони се називали… Таке тоненьке тісто було, як папір[24]. 

Паска то таки вот коржики, але тонюсенька як на миллиметр… така е и биленька печена, да <…> несолена, не ничого, ни там, ни цукру – ничого, одна мука первно и вода[25].

Многие украинцы рассказывают о том, как в советское время мацу пекли подпольно или привозили из других городов: например, в Ивано-Франковскую область из Черновцов, а в Ямполь (Винницкая область) из Могилева-Подольского: «На Пасху еврейску, то как раз они пекли мацу, то в Черновцах, в основном»[26]. Некоторые наши информанты сами участвовали в приготовлении мацы, у некоторых это делали родители. Одним из наиболее ярких детских воспоминаний о выпечке мацы является рассказ о том, как вилкой или специальным приспособлением делали дырочки в тесте.

Все славянские информанты знают о том, что в этот праздник евреям вообще нельзя есть хлеб, и все блюда готовят из мацы: «Это тоненькое, ну вот такой толщины… корж… ну корж с такими, ну как тебе, как пупырышки. Вот это они едят. Но 8 дней они не варят ничего, ну как, такого, а только из мацы делают всякие-всякие. <…> И то, и то, все с этой мацы»[27]. Кроме того, славянам известен обычай сжигать хлеб перед Песахом или же выносить его из дома и символически продавать неевреям, а после праздника – возвращать, так же как и посуду:

Вони на Пасху хліб не їли, вони всю посуду з хати виносили, мала бути друга посуда, і казали вже, як треба заносити посуду: «Хам-хам, ходи хліб від нам. То не ми казали, але пси брехали». І забирали то ту посуду назад, і хліб заносили в хату, але два тижні [две недели] хліб вони не їли[28].

Интересно отметить, что такое же выражение «Гам, гам, ходи хлібе ’д нам»[29] было записано в Галиции в XIX веке и имело тот же самый смысл. Гораздо реже рассказывают о кошеровании посуды на Песах, так как, вероятно, эта процедура была гораздо менее заметна, но некоторым нашим информантам известна и она: «И перекипячено все должно было быть, то называлось “кошерно”, то есть таки, ну, стерильно вроде. Каки кастрюли не стерильны, то не можно было ни молоко, ничего, кошерно»[30].

Угощение мацой

Важным моментом в описании праздника является угощение мацой соседей и коллег на работе и ответное угощение пасхой[31]: «“А вы ели мацу когда-нибудь?” – “Да. А как же?!” – “А вы евреев угощали своей паской?” – “А как же?! Мы к ним, они к нам. Они тоже не чурались, и свое, и нашу паску ели”»[32]. Но существовали определенные запреты на то, чтобы есть «чужое» обрядовое блюдо, хотя отказываться считалось неприличным: «“А мацой вас угощали?” – “Да, но чуть-чуть, немного, они говорили, что нам нельзя. Да, это только ихня паска, они должны кушать свою. Мы свою, они свою. Но угощать угощали”. – “А вы угощали?” – “Своей – да”. – “А ели?” – “Ну, подружка-то моя чуть-чуть взяла: „Это ваша пасха“”»[33]; «Мне родители говорили: не бери мацу – ее грех кушать. Нам, крестьянам, грех мацу кушать. Но мы, чтобы не обидеть, ее брали»[34]. Иногда говорили, что мацу есть можно, но только после христианской Пасхи.

Часто сравнивают вкусовые качества двух ритуальных блюд: неевреи обычно отмечают, что маца вкусная, но пасха гораздо вкуснее: «Она [маца] не вкусна, ни жиров туда не кладут. Вот наша пасха. Там всё! Всё! <…> Наша паска, наша паска все кладе: и масло, и подсолнечное масло, и корица, и яичко, и изюм…»[35] По-разному отзываются о возможности визитов к евреям на Песах; одни говорят, что их специально приглашали: «“Стефа Степанивна, приходить на Паску!” Приходить… и приносилы мени»[36], другие, наоборот, свидетельствуют, что в эти дни евреи гостей не ждали: «Не-не, не они соби… в гости никого не гостили в ту Паску»[37].

Кровавый навет

Самым фантастичным и опасным славянским представлением о приготовлении мацы является представление о том, что в мацу добавляют христианскую кровь, – одна из разновидностей кровавого навета[38]. Многие иноэтничные соседи евреев утверждают, что рассказы о добавлении крови в мацу – ложь, что они много раз ели мацу, видели, как ее готовят, и что в ней нет ничего, кроме воды и муки. Но есть информанты, придерживающиеся версии о добавлении крови, пусть и полученной ненасильственным путем. Например, в Галиции нам удалось записать сюжет о том, как кровь берут у человека добровольно, никого не убивая, и нужно этой крови совсем немного. Обычно с такой просьбой обращаются либо к служанке-нееврейке, либо к близкой подруге, соседке-нееврейке: «И вот я казала, шо наша сосидка, Альтер, приходила, абы мама дала: “Давай уколим у пальчик, доню”, – каже. И вколют, маме дае капельку крови йийя на шось, и она пекла пасху»[39]. Иногда встречаются рассказы о том, что евреи в советское время работали врачами или медсестрами и могли брать кровь для мацы из анализов: «Берут анализ в больнице, через пальцы»[40]. Запрет христианам не есть мацу иногда объясняется именно тем, что в нее добавляют христианскую кровь: «Да, я слыхала трошки, нельзя кушать их паску. Мать моя объясняла, что всегда они трошки нашей кровь, чтобы ложили на той тесто»[41].

Происхождение праздника Песах

В отличие от ситуации с другими еврейскими праздниками библейский сюжет о происхождении Песаха, а заодно и главного пасхального ритуального блюда – мацы – хорошо известен нашим нееврейским информантам. Этот сюжет был многократно записан и в Галиции, и в Подолии. Обычно рассказывают, что при исходе из Египта евреи не успели испечь хлеб, поэтому пекли его на солнце, разложив тесто либо на камнях, либо на собственных коленях или плечах: «То таке у їх се називало маца на ту памятку, що коли їх Моїсій виводив, то вони не мали де печи, то вони на плечах сушили собі то тісто. То вони на ту памятку обходили Пасху. Таке тонесеньке, що таке було таке сухе»[42]. Пресный хлеб, полученный таким нетривиальным способом, сравнивается с пресной католической облаткой: «Так, на Пасху у них прісне, так як в поляків. <…> в євреїв, там вони пекли так усе прісне. Тісто прісне у них було, то Пасха в них була пов ’язана з виходом їх в Обетовану землю, пекли на сонці хліб. І за того вони так посвятили собі, що вони вже. Розумієте, прісна пасха в них»[43].

Моисей – почти единственный персонаж Ветхого Завета, о котором славяне подробно рассказывают (исключение еще составляют, пожалуй, Адам и Ева). В этих рассказах есть три основных мотива: история чудесного спасения младенца Моисея и его воспитания во дворце фараона, история исхода евреев из Египта и получение Моисеем заповедей на горе Синай. Историю Исхода рассказывают чаще прочих:

Еще цэ, ну, знаем точно, шо так було, колы уже Моисей их вывел, вот тыи люды яки булы, они с косякамы помащенными, сохранилися, оны в ночи… як евреи празднуют пасху? Оны в память про сей выход з Египта, оны печут хлиб, только нэ броженный на дрожжах, а такий, з водою замишанный. Цэ значит, шо колы оны малы идты в дорогу, то у ных нэ було колы пекти с тэми дрожжамы, бо дрожжи, оны ж в дорози, допустим, возьмут с собою в пазуху той хлиб, то вин будэ тикаты. <…> То оны его просто з водой замесили, и в пазуху, и вперед! <…> Оны в ночи тикалы з Египта. И Б-г их… вот воны вже шли, аж до рички… аж до моря дойшлы. А дольше идты – уже за ними погоня, египтяне пустылыся. И оны злэкалыся, а Моисей сказал: «Б-г за вас, знае, вин вас провэдэ, нэ бийтэся». И вин такой жезлом показав на море, а воно раз! – и роступылося. Це Б-г чудо вэлыкое зробыв. Тэперь Пасха – именно за цэ. <…> Да, но потом же ж вэсь народ ту пасху перенял. Бо Иисус воскрес, и… понимаешь, от вси события якие в Библии описываются, оны былы як бы предвестниками… як же ж тоби сказаты… о цэ ягняты – тою кровью спаслися люди[44].

Моисей описывается обычно как святой, но не совсем «свой»; его сравнивают, например, со св. Николаем, говоря, что они похожи, что Моисей также спасал людей и т. д. 

Песах в аграрном календаре

Песах оказывается значимой датой в календаре славян по двум причинам: во-первых, он по времени близок к христианской Пасхе, а во-вторых, он празднуется весной, в начале земледельческого периода.

Совпадение праздников во времени – распространенная тема для обсуждения. Обычно информанты рассказывают, что пасхи три: еврейская, католическая и православная. Еврейская Пасха, по мнению славян, бывает за неделю до православной. Очень часто утверждают, что на христианскую Пасху всегда бывает солнце, а на еврейскую – идет дождь. Вообще, принято говорить о том, что на любой еврейский праздник (Суккот, Пурим) идет дождь, меняется погода. Период празднования еврейской Пасхи (иногда и перед ней) получает в некоторых славянских традициях наименование «кучки»[45], как Суккот и Пурим: «А это да, говорили, если еврейская Пасха – дождь. Это самое, еврейские кучки, это до сих пор, как только Пасха, значит, настали еврейские кучки, дождь идет. Да любого спросите в нашем поколении пацана, если на Пасху дождь, значит, еврейские кучки начинаются»[46].

Приготовления к Песаху и изготовление мацы. Страница из Агады в «Сборнике Ротшильда». Италия. XV век

* * *

Таким образом, детские воспоминания о праздновании Песаха у евреев и их иноэтничных соседей во многом схожи: все помнят о приготовлении мацы, о том, как ею угощали, знают историю происхождения праздника. Но все же есть вещи, которые оказались «закрытыми» для неевреев, – то, что происходило дома: пасхальный седер, праздничная кухня, традиция четырех вопросов и четырех бокалов, ожидание Ильи-пророка. Для славян, кроме того, важным оказывается включение Песаха в свой земледельческий календарь, что неактуально для евреев, земледелием, как правило, не занимавшихся.

(Опубликовано в №215, март 2010)