Университет: Интервью,

Александр Мелихов: «Я не чувствую отвержения ни от еврейской, ни от российской истории»

Беседу ведет Андрей Мирошкин 14 марта 2016
Поделиться

В конце прошлого года в издательстве «Эксмо» вышла трилогия Александра Мелихова «И нет им воздаяния». Она писалась и шла к читателю долго: роман «Исповедь еврея» (в нынешнем издании — «Изгнание из рая») появился в 1994 году. Вторая часть трилогии — «Изгнание из ада» — увидела свет в 2011 году. А уже через год была опубликована часть третья — «Изгнание из памяти». В центре сюжета — судьба российской еврейской семьи на фоне великих и трагических событий ХХ века и во взаимосвязи с судьбами множества других персонажей. Эпическое повествование, соединившее психологический реализм и элементы фантасмагории, «роман идей» и горькую исповедь, стало большим событием русской прозы. Автор трилогии Александр Мелихов ответил на вопросы «Лехаима».

Александр Мелихов. Из семейного архива

Александр Мелихов. Из семейного архива

Андрей Мирошкин → Когда возник замысел первого романа трилогии, в какие годы и в каких обстоятельствах шла работа над ним?

Александр Мелихов ← При Брежневе слово «еврей» было непечатным, и серьезные неприятности по антисемитской линии я имел только от государства. Однако же при свободе в журналах и на митингах развернулись такие юдофобские красоты, в сравнении с которыми прежняя «антисионистская» пропаганда оказалась верхом политкорректности. Тогда‑то я и понял, что отвергает еврея не начальство, а народ, нация. Но что такое нация, что ее создает? Вопреки сталинскому определению нацию создает не территория — бывает так, что народ лишается территории, но национальную идентичность сохраняет, а есть кочевые народы и вовсе без территории. Экономика нацию тем более не создает, а скорее разрушает. Язык тоже не создает нацию — вся Латинская Америка говорит на испанском и португальском, а Северная — на английском. Нацию создает общий запас воодушевляющего вранья, вместе со мной додумывается герой, выбрать которого мне помог роман Карабчиевского «Жизнь Александра Зильбера». Там главный герой был хиленький, забитый — такие в мальчишеской компании оказываются париями, будучи любой национальности. И я, чтобы исключить отвлекающие факторы, сделал героя атлетом, храбрецом, красавцем с внешностью русского витязя… Чтобы показать, что не спасает ничто. Выдержать отвержение от того, что неизмеримо сильнее и долговечнее тебя, без душевной деформации невозможно. А картинки эдемского детства на бумагу просились давно.

АНМ → Выход второго романа трилогии отделяют от выхода первого 17 лет. Продолжение планировалось изначально, или мысль об этом пришла позже?

АЛМ ← Просидеть 17 лет за письменным столом можно только по приговору суда за тройное убийство с особой жестокостью. Годы потребовались, чтобы открыть, что народы объединяет и разъединяет воодушевляющее вранье. Еще годы, чтобы понять, что вранье — источник жизни, а правда — орудие ада. И еще годы на то, чтобы определить духовные поиски человечества как поиски суррогатов бессмертия, а национализм как один из таких суррогатов. А после уже нетрудно было разглядеть трагедию репрессированного поколения в отсечении от Истории, где и творятся главные суррогаты жизни после смерти. Главный труд и время уходят на то, чтобы пережить, перечувствовать и осмыслить.

АНМ → Третий роман был написан вслед за вторым, без промежутка?

АЛМ ← Да. Если во второй части отец просит отомстить его губителю, рассказав о нем ложь его потомкам, то естественно было задуматься, каковы эти потомки. И увидеть, что среди них есть и праведники, и жулики, и диссиденты, да и при Сталине один брат сделался палачом, а другой — сталинским лауреатом, благодаря случаю. На одной презентации меня спросили, почему первая часть заострена на еврейском вопросе, а третья на «советском», — да потому, что предвоенные и военные годы порождали иллюзию общей судьбы. Но Сталин приревновал к тому, что какая‑то часть евреев не пожелала полностью отказаться от национального прошлого ради грезы об общем будущем, и предпочел отсечь всех. Хотя имперская мечта вполне допускает и смешанную идентичность — немцы очень даже неплохо послужили Российской империи. Да и «инородческие» части в Первую мировую показали себя молодцами. Вот и наиболее романтичная когорта молодых евреев со всей душой влилась в аристократию советской империи. Однако Сталин принялся строить из многонациональной империи национальное государство, оттолкнув от себя множество сильных союзников.

АНМ → В журнальных и книжной версиях романы называются по‑разному, это авторский замысел или издательское пожелание?

АЛМ ← Нет, со мной работала замечательный редактор — Ольга Аминова, и она на редкость чутко относилась к моим замыслам. Но ведь при публикации отдельных частей и названия подбирались отдельно, а в трилогии возник сквозной мотив изгнания.

АНМ → В аннотации на обложке трилогию сравнивают с «Тихим Доном». Усматриваете ли вы и вправду что‑то общее?

АЛМ ← По яркости и мощи характеров и языка «Тихому Дону» нет равных. Но общая формула «история страны, явленная через историю семьи», к моему роману, надеюсь, приложима.

АНМ → Отец героя, Яков Каценеленбоген, — из того поколения, что строили Еврейскую автономию на Дальнем Востоке в 1930‑х. Чем он похож и не похож на тех энтузиастов, о которых вы рассказываете в книге «Красный Сион»?

АЛМ ← Он был из тех евреев, которым было мало еврейского пролетарского государства, — ему требовалась всемирная советская республика без Россий, без Латвий.

АНМ → Лева Каценеленбоген — русский интеллигент или еврейский Гамлет?

АЛМ ← Русский интеллигент, поставленный перед выбором, быть или не быть евреем.

АНМ → Почему Лева, «двойной изгой», так одержим поиском единой судьбы всего российского народа?

АЛМ ← Чтобы слить воедино разрывающие его начала.

АНМ → Лева — счастливый человек?

АЛМ ← Счастье — ощущение своей жизни красивой и значительной. Такого счастья он лишен.

АНМ → Поиск Левой виновника ареста его отца — метафизическая месть Волчеку или искупление собственной вины за отрыв от национальных корней?

АЛМ ← Формально — исполнение посмертной отцовской воли, глубинно — искупление вины перед отцом.

АНМ → Что могло бы стать с Левой, если бы он уехал из страны в 1970‑е или 1990‑е?

АЛМ ← Страдал бы оттого, что снова изгнал себя из истории, какой ее нам Б‑г дал.

АНМ → Какие аспекты еврейской темы из тех, что затронуты в романе, важны и актуальны лично для вас?

АЛМ ← Уже практически никакие. Я не чувствую отвержения ни от еврейской, ни от российской истории.

АНМ → Как бы вы сами определили жанр трилогии — сага из российско‑еврейской жизни, «роман идей», как‑то еще?

АЛМ ← Сага, события которой перерастают в борьбу идей.

АНМ → Каким персонажам других ваших произведений наиболее родственны — в литературном и жизненном отношении — Яков Абрамович и Лев Яковлевич?

АЛМ ← В романе «Нам целый мир чужбина» главный герой тоже еврей‑полукровка, но он поставил себе за правило истреблять романтические фантазии, так его когда‑то разочаровавшие, однако уже немолодым человеком он понял, что «воодушевляющее вранье» — это главное, чем люди живы, дело человека витать в облаках. Отец героя тоже антипод Якова Абрамовича: он борется с антисемитизмом не тем, что собирает про евреев все хорошее, а тем, что собирает про русских все плохое. Но сам при этом тоже замечательный человек с трагической и достойной судьбой. Такие вот родственники.

АНМ → Какова роль «говорящих» имен в трилогии (фамилия Каценеленбоген труднопроизносима, а в фамилии Волчек соединились «волк» и «ЧК», и т. д.)?

АЛМ ← Фамилия Каценеленбоген была избрана как нечто нелепо звучащее для русского уха и труднопроизносимое для русского языка, а Волчек — так звали реального следователя моего отца. Ваше созвучие возникло случайно. Но оно мне нравится.

АНМ → Выход романа «Исповедь еврея» в 1994 году вызвал волну отзывов в прессе, были среди них и весьма эмоциональные. Какие‑то из тех высказываний, фраз, эпитетов использовались вами в двух следующих частях трилогии, в других книгах?

АЛМ ← Евгений Шкловский написал в «Огоньке», что человеку вряд ли по плечу одиночество, как‑то так. Это меня укрепило в моем понимании, что включенность в нацию вовсе не пережиток, а средство психологической защиты от ощущения собственной мизерности и бренности. Впоследствии я стал называть ее экзистенциальной защитой и начал истолковывать духовную деятельность человека как поиск такой защиты — смотрите мою «Броню из облака».

АНМ → «Мичуринский метод», о котором говорит ваш герой («прививка аристократизма к дичку» в советское время), применялся целенаправленно в государственных масштабах?

АЛМ ← Конечно, нет. Власть не понимала и не понимает необходимости национальной аристократии.

АНМ → Можете ли вы, вслед за героем трилогии, сказать, что настоящий Эдем бывает только утраченным и только при взгляде со стороны можно в полной мере осмыслить «незабвенный, безвозвратно утонувший» рай своего детства?

АЛМ ← Да. Прелесть жизни, не знающей сомнений, можно оценить лишь тогда, когда сомнения познаешь.

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Недельная глава «Ахарей Мот». Святой народ, Святая земля

Евреи бродят по свету давным‑давно: с тех пор как вышел в путь Авраам, почти четыре тысячи лет. За это время им довелось пожить во всех странах мира, в хороших и плохих условиях, в условиях свободы и в условиях гонений. Однако за весь этот период было только одно место, где евреи составляли большинство и обладали суверенитетом. Это Земля Израиля — крошечная страна, где местность сильно пересеченная, дожди слишком редки, а со всех сторон — недруги и империи.

Происхождение букв и чисел согласно «Сефер Йецира»

Происхождение алфавита было и остается актуальным вопросом для ученых. Произошел ли он из египетских иероглифов, или из клинописной системы ассирийцев, или из иероглифики хеттов, или из слоговой письменности Кипра? «Сефер Йецира» отвечает: «Из сфирот». Но что она имеет в виду под сфирот?

Что было раньше: курица, яйцо или Б‑жественный закон, регламентирующий их использование?

И вновь лакмусовой бумажкой становится вопрос с яйцами. Предположим, что яйцо снесено в первый день праздника и его «отложили в сторону». Нельзя ли его съесть на второй день, поскольку на второй день не распространяются те же запреты Торы, что и на первый? Или же мы распространяем запрет на оба дня, считая их одинаково священными, хотя один из них — всего лишь своего рода юридическая фикция?