Мудрецы разных поколений пытались объяснить порядок изложения материала в книге Дварим. В каждом ее разделе — особенно начиная с Реэ — содержится множество заповедей; больше, чем почти в любом из прочих разделов Торы. Тем не менее заповеди в книге Дварим не приводятся в четкой последовательности. Одни являются лишь Мишне Тора, «Повторением Торы» — повторным изложением того, что было написано в других частях Пятикнижия, другие сообщаются впервые. Кажется, что нет никакой возможности выделить общий принцип, который позволил бы объяснить порядок приведения заповедей в каждом разделе и тонкие связи, соединяющие между собой стихи Писания и различные заповеди.

Интересно, что именно в отсутствие жесткой структуры смежность тем, которые, казалось бы, не имеют ничего общего, стала источником не только различных интерпретаций, но и ряда законодательных постановлений. Как отмечает Талмуд (Брахот, 21б), даже те мудрецы, которые, как рабби Йеѓуда, считали, что во всех остальных книгах Торы нельзя делать законотворческих выводов на основании смежности тем, делают исключение для книги Дварим, полагая, что в ней подобный подход легитимен. Порядок (или его отсутствие) изложения материала в книге указывает, что на основании одной темы можно делать выводы касательно другой и в результате устанавливать правило. Подобные рассуждения встречаются применительно к самым разнообразным вопросам, которых касается книга Дварим, несмотря на то, что общий подход, позволяющий объединить разнообразные стихи и заповеди книги в единую систему, так и не был выработан.

Место, которое изберет Г‑сподь

Раздел Реэ охватывает множество разных заповедей и тем. Некоторые из них встречаются только здесь, а другие в большей или меньшей степени повторяют то, что было сказано ранее. Сложно усмотреть логический принцип в порядке приведения заповедей, но вместе с тем можно указать на одну особенность, которая повторяется — иногда даже подчеркивается — во многих его законах. Значительная их часть связана с местом — как со всей Страной Израиля, так и с локализацией святого города и Храма. Правда, ни название святого города, ни его месторасположение вообще не упоминаются в Торе. Всегда говорится просто о месте, «которое изберет Г‑сподь для водворения там имени Своего» (Дварим, 12:11 и др.). Вместе с тем наш раздел уделяет особое внимание этой точке на карте. Если другие разделы не касаются избранного места и излагают самые разные заповеди, многие из которых вообще не имеют никакого отношения к Стране Израиля, не говоря уже о тех или иных зонах на ее территории, здесь же самые разные темы подаются именно под этим углом зрения.

Мотив избранного места проходит красной нитью через самые разные темы данного раздела. Речь идет о законах жертвоприношений, причем подчеркивается их связь с местом, «которое изберет Г‑сподь»: это обособление налагает запрет на принесение жертв во всех других местах Страны Израиля и, разумеется, за ее пределами. Затем упоминается заповедь десятины, которая отличается от той, что приводилась ранее. В книге Бемидбар (глава 18) говорится об отделении первой десятины левитам, а в нашем разделе — об отделении второй десятины, которую надо принести в Иерусалим. Заповедь о седьмом годе также носит локальный характер, она не действует за пределами Страны Израиля. Только на Святой земле соблюдаются, казалось бы, совершенно с ней не связанные законы о городе, впавшем в идолопоклонство. Оттенки локальности прослеживаются и в завершающем раздел перечислении праздников. Сказанное, в основном, повторяет то, что нам уже известно, однако здесь подчеркивается заповедь паломничества на «избранное Г‑сподом место».

Можно сказать, что большая часть содержания раздела — как подробно излагаемые заповеди, так и бегло намеченные темы, которые будут разъяснены впоследствии (например, благословения и проклятия на горах Гризим и Эйваль), связаны с избранным местом или с определенными местами в Стране Израиля.

Многочисленные законы этого и последующего разделов вводятся словами: «Вот уставы и законы, которые вам бережно исполнять в стране, которую дал тебе Г‑сподь, Б‑г твоих отцов, для владения ею» (Дварим, 12:1). Даже те законы, которые не связаны напрямую со Страной Израиля, упоминаются здесь в рамках общей подготовки к предстоящей жизни на Земле обетованной, отличающейся особой святостью. Поэтому не приходится удивляться необыкновенной чувствительности этой земли, ее нетерпимости к различным видам нравственной распущенности. Уже ранее (Ваикра, 18), в связи с заповедями о запрещенных половых связях, подчеркивалось, что «земля изрыгнет» тех, кто будет совершать эти мерзости. Представляется, что и другие заповеди, которые не имеют прямого касательства к Стране Израиля, приведены здесь именно в связи с ее отличительными особенностями. Таковы, например, законы о запрещенных видах пищи. Еще в книге Ваикра они излагаются в контексте общей темы святости — Творца и Страны Израиля. Эта связь подчеркивается следующими словами: «Освящайтесь и будьте святы, ибо Я свят» (Ваикра, 11:44). Здесь же эти законы приводятся в рамках подготовки к вступлению в Страну Израиля, словно Тора имеет в виду, что обитателям этой земли не подобает есть пищу, которая не соответствует ее, земли, особой внутренней сути.

Народ неба

Еще одной важной темой нашего раздела, которая также, хотя и несколько иным образом, связана с проблематикой жизни на Земле обетованной, является требование отдаляться от всяческих форм языческих культов. Вступив в Страну Израиля и овладев ею, евреи должны будут создать в ней совершенно новое общество, в котором не останется ни следа от предшествующей цивилизации. Вся книга Дварим полна запретов, наглядно демонстрирующих опасение растлевающего влияния древних языческих культур и религий.

Видимо, речь идет не столько о прямом влиянии представителей иных народов, сколько о воздействии места, которое может вызвать чувство близости разнообразным языческим божествам. В самом деле, как нам известно, весь комплекс этих запретов никогда не соблюдался в полной мере: не только на первых порах завоевания страны, но и спустя столетия в ней можно было встретить отдельные очаги — порой небольшие, а порой и довольно значительные — языческих народов и культур. Это не случайно. Кажется, что евреев охватило недостойное и недозволенное, но при этом глубоко аутентичное чувство связи между жизнью на земле и близостью к культам ее богов. Книга Шофтим рисует нам картину тяготения к символам и архетипам древних религий и суеверий, связанных с землей. В этом явлении была своя логика. Вступившим в Страну Израиля евреям предстояло кардинальное изменение образа жизни. Наши праотцы были пастухами, так определяли себя и родоначальники колен: «Пастухи овец твои рабы, и мы, и наши отцы» (Берешит, 47:3). И в Египте у евреев, чем бы они ни занимались, даже на принудительных работах, не было никакой прямой связи с земледельческим трудом и сельским хозяйством.

Таким образом, становится ясно, какое испытание предстояло первому поколению евреев, поселившемуся в Стране Израиля. Их корни — в обществе, оторванном от земли, существующем за счет совсем иных ресурсов. Связь с землей знаменовала не только смену рода деятельности, но и преобразование сознания. Люди должны были свыкнуться с определяющей ролью круговорота времен года, с миром сельскохозяйственных работ, с почти чувственной привязанностью к земле. Если же, начиная новую жизнь, сталкиваются с существующей уже материальной и культурной базой, которая основана на культах плодородия, то подчас бывает трудно отделить чисто профессиональную, техническую сторону сельскохозяйственной деятельности, связанных с ней примет и навыков, от переплетенных с ней элементов язычества.

Эти обстоятельства сами по себе не порождают стремления к язычеству в полном объеме, со всеми его мифами, однако они приводят к созданию смешанной культуры: новые поколения земледельцев служат Творцу, следуя традиции своих предков, однако наряду с этим соблазняются почвенническими, связанными с плодородием культами. Они не видят в этом никакого противоречия. В книге пророка Ирмияѓу (глава 44) гнев обрушивается на женщин, продолжающих совершать воскурения языческим богам, не осознавая, что иудаизм однозначно отрицает подобный синтез религий и обрядов. Поэтому именно при вступлении евреев в Страну Израиля следовало максимально заострить запрет перенимать языческие обычаи населявших эту землю народов.

По этой причине наш раздел содержит в себе заповеди о подстрекательстве к идолопоклонству, о лжепророках, проповедующих от имени языческих божеств, о целом городе, попавшем под влияние древних культов. В них идет речь о людях, которых охватывает соблазн изменять (или, по их мнению, добавлять, якобы способствуя полноте картины мира). Тора подчеркивает, что тот, кто призывает к идолопоклонству, кем бы он ни был, в действительности «домогался отвратить тебя от Г‑спода, Б‑га твоего, выведшего тебя из страны Египетской, из дома рабства» (Дварим, 13:11).

Требование максимально отстраняться от всех форм языческих культов призвано напомнить об особом предназначении еврейского народа, подчеркнуть его отличие и отдаленность. Евреи должны помнить, что, в конце концов, их «народ живет отдельно» (Бемидбар, 22:9), и законы и обычаи иных народов не для них.

Недаром неоднократно встречающееся в Писании неопределенное выражение «народ земли» (Берешит, 23: 12–13 и др.) стало в еврейской традиции бранным выражением, обозначающим далеких от Торы невежд. Еврейский народ, как бы тесно он ни был связан со Страной Израиля, никогда не станет «народом земли»; он остается «народом неба».