По случаю 50‑летия принятия Ватиканом декларации Nostra Aetate («Об отношении Церкви к нехристианским религиям») 10 декабря 2015 года Ватикан опубликовал документ Папской комиссии по религиозным связям с иудаизмом «Ибо дары и призвание Божие непреложны». В нем говорится о том, что отныне католическая церковь отказывается от «всякой активной попытки обращения евреев и миссионерства среди них» и более не предусматривает «никакой институциональной миссии, обращенной к евреям», поскольку «христианство и иудаизм взаимосвязаны и Бог никогда не отменял Своего договора с еврейским народом, а посему Церковь должна относиться к евреям иначе, нежели другие религии». Тем самым Ватикан признал самодостаточность иудаизма для спасения души.

Уже на следующий день группа ортодоксальных раввинов Америки, Европы и Израиля горячо приветствовала изменение позиции католической церкви, призвав весь еврейский мир пересмотреть свое отношение к вопросу о месте, занимаемом христианами «в общей перспективе Б‑жественного замысла». «Как это уже сделали в свое время Маймонид и Йеуда Галеви, нам также следует признать сегодня, что христианство — отнюдь не случайность и не историческая ошибка, но плод Б‑жьей воли и дар для народов. Разделив иудаизм и христианство, Б‑г пожелал видеть нас не врагами, но соратниками, имеющими значительные богословские различия», — писали раввины.

Главный раввин РФ Берл Лазар высоко оценил позицию Ватикана и назвал ее примером «подлинной религиозности», которая призвана «не разъединять, а объединять людей». По его мнению, «центральными моментами принятого документа стали принципиальный отказ от попыток обращения евреев (в христианство) и совместная с евреями борьба с антисемитизмом».

В свете этих революционных изменений, отдаленные последствия которых сегодня трудно себе представить, вспомним и о нелегком периоде иудео‑христианских отношений на заре появления новой религии.

Девятнадцатое благословение

Ядром молитвы, произносимой евреями трижды в день, является амида (букв. «стояние»), или «Шмоне эсре» — «Восемнадцать [благословений]». Между тем фактически этих благословений в амиде девятнадцать, поскольку двенадцатое из них было добавлено уже после того, как был канонизирован основной корпус.

В трактате «Брахот» (28б) рассказывается, что глава Сангедрина раббан Гамлиэль II из Явне поручил мудрецу Шмуэлю Малому составить текст еще одного благословения, получившего название «Биркат а‑миним» — «Благословение [защиты от] еретиков». Рабби Шмуэль, избравший своим жизненным принципом слова: «При падении своего врага не радуйся» (Мишлей, 24:17), был назначен на эту роль потому, что он считался наиболее миролюбивым и терпимым из всех мудрецов своего поколения. Таким образом, Сангедрин лишал еретиков всякой надежды встретить понимание даже у самых лояльных из еврейских мудрецов.

Вот текст благословения:

«И у доносчиков (“мальшиним”) да не будет надежды, и все вероотступники (“миним”) и злодеи пусть сгинут в одночасье. Да будут в ближайшем будущем уничтожены все враги Твоего народа. Искорени немедля нечестивое царство, разбей его и сокруши, повергни в прах — вскоре, в наши дни. Благословен Ты, Г‑сподь, сокрушающий врагов и повергающий злодеев!»

В ту пору сектантских течений в иудаизме было [footnote text=’См. Иерусалимский Талмуд: «Не началось рассеяние Израиля, пока он не разделился на двадцать четыре секты» (Сангедрин, 10:5).’]множество[/footnote], поэтому ни для кого не было секретом, что под миним в первую очередь подразумевались иудео‑христиане.

Введение этого благословения в богослужение являлось практической мерой отсечения сектантов от общества. Ведь отныне выкрест не мог молиться в общине верных Б‑гу и уж тем более вести молитву от их имени.

Раббан Гамлиэль возглавил Сангедрин около 80 года н. э., приблизительно через 10 лет после разрушения Храма, то есть вскоре после возникновения христианства. Это означает, что на протяжении жизни целого поколения, а то и двух ортодоксальные иудеи и приверженцы Йешу сосуществовали в синагогах, и у последних еще не было ни особых молитв, ни своих молелен. Согласно всем имеющимся свидетельствам, до разрушения Храма евреи‑христиане являлись одной из иудейских сект. При всей своей тенденциозности «Деяния Апостолов» показывают, что последователи Иисуса на протяжении десятилетий проповедовали свою веру в Иерусалиме практически беспрепятственно. Если кто‑то из них и подвергался преследованию, то лишь те, кто утверждал, что евреи освобождены от исполнения Закона. Почему же тогда в конце I века ортодоксальному иудаизму вдруг понадобилось самым решительным образом отмежеваться от евреев, верящих в Йешу?

Ответ на этот вопрос мы получим, если вспомним о событиях, разворачивавшихся тогда во внешнем мире через 10–20 лет после разрушения Храма. Это были те самые годы, когда записывались или, вернее, переписывались евангелия.

Действительно, хотя не сохранилось никаких следов ранних евангельских текстов на арамейском или иврите, они безусловно имелись, о чем свидетельствуют многократные упоминания о них отцов Церкви, и в конце I века они как раз стали творчески «перерабатываться».

Результат внедрения креативных идей евангелистов в головы своей паствы хорошо известен. Так, Фрикке Веддиг, участвовавший в судах над нацистами, в предисловии к своей книге‑исследованию «Кто осудил Иисуса?» пишет: «Как адвокат, выступающий на стороне защиты, я должен был изучить исторический антисемитизм, или, точнее, антииудаизм. Явление это достигло своего апогея при Гитлере, но оно имеет древние корни и не ограничивается Германией. Исторический антииудаизм прочно укоренился во всех странах с христианской культурой. Прослеживая его источники, неминуемо возвращаешься, сколь ни прискорбно, к авторам Нового Завета. Их обвинение евреев в смерти Иисуса и свидетельство о проклятии, справедливость которого те якобы признали в отношении себя (Матф., 27:25‑26), на протяжении многих веков использовались в качестве юридического обоснования притеснений и массовых убийств евреев. Всякий раз, когда христиане давали волю ненависти в адрес евреев, свои действия они оправдывали словами евангелий — Евангелия от Матфея и Евангелия от [footnote text=’См.: Ф. Веддиг. Кто осудил Иисуса? М.: Теревинф, 2003. С. 6.’]Иоанна[/footnote]».

Внешнюю канву событий евангелисты, по‑видимому, сохранили. Именно евангельский текст позволяет тому же Веддигу заявить, что «Иисуса убили не евреи, а римляне, и это непреложный факт. Вопреки всем попыткам взвалить на плечи евреев основную долю ответственности за смерть Иисуса, а римскому прокуратору отвести роль невольного посредника, библейские описания совершенно ясно дают понять, что именно Пилат вынес смертный приговор, который был приведен в исполнение его [footnote text=’Там же. С. 144.’]легионерами[/footnote]».

Анализ тех же евангельских текстов привел израильского исследователя Хаима Коэна к заключению, что описанное в них заседание Сангедрина являлось последней отчаянной попыткой еврейской элиты спасти Йешу от римского суда. Попытка провалилась, так как подсудимый отказался сотрудничать с судьями, продолжая настаивать на своей царской миссии. Таким образом, он сам отсек от себя возможность помилования, и первосвященник вернул арестованного прокуратору.

Итак, усилиями евангелистов история о неудавшемся претенденте на роль Машиаха выросла до учения, приверженность которому стала символом отрицания еврейского мира. Своим решением ввести «Биркат а‑миним» в канон амиды мудрецы однозначно заявили, что в мессианских спорах только восстановление царства Израиля является критерием истины и что тот, кто после случившегося продолжает верить в Йешу как в Мессию, ставит себя вне еврейской общины.

Синедрион. Гравюра Ромейна де Хоге из сборника материалов по классической мифологии и иконографии. «Иероглифы и символы древних людей». Амстердам. 1735

Но где справедливость? Почему и еврейская, и христианская стороны, не сговариваясь, постарались утаить истинный ход евангельских событий и исказить образ проповедника из Назарета, который только в ХХ веке, каждый на свой лад, попытались восстановить такие исследователи, как Хаям Маккоби, Хаим Коэн и Давид Флуссер?

В завершении своего исследования Коэн указывает на некую трудность, способную пошатнуть его стройную в остальном теорию интерпретации событий: «Если Сангедрин был не в состоянии спасти Иисуса, судьи могли оправдать себя в глазах многих, если бы только пожелали предать гласности свои старания. В таком случае отчет об этом непременно просочился бы в Талмуд или [footnote text=’Х. Коэн. Иисус — суд и распятие. Иерусалим, 1997. С. 284.’]мидраши[[/footnote]». Между тем никаких упоминаний такого рода в еврейских источниках мы не встречаем. Если мудрецы и священники, как это убедительно доказывает Хаим Коэн, действительно пытались спасти Йешу от римлян, отчего они не повторили свои попытки сто лет спустя и даже не попытались восстановить, хотя бы частично, его доброе имя в Израиле? Возможно, все дело в том, что в той ситуации забвение показалось им для него лучшей долей.

Оправдать реальный исторический персонаж, отделив его от учения его последователей, было невозможно. Комментировать евангельский текст мудрецы Талмуда тем более не желали. Оставалось одно: хранить молчание, предварительно объявив основоположником христианства другую личность.

А ведь так и есть: роль возможного основателя христианской церкви еврейская традиция отводит ряду лиц, которые им заведомо быть не могут. К такому выводу приходит не только Хаим Коэн. О том, что в Талмуде нет ни единого упоминания о настоящем Иисусе, писали и некоторые законоучители, например р. [footnote text=’Рабби Яаков бен Меир, или Рабейну Там (1100–1171).’]Яаков бен Меир[/footnote]. Во всем Вавилонском Талмуде само имя Йешу упоминается всего три раза: дважды в трактате «Сангедрин» (43а, 107б) и единожды в трактате «Гитин» (57а). В остальных случаях там фигурирует некто Бен Стада.

На 107‑м листе мы читаем: «Когда царь Яннай казнил мудрецов, ушел Йеошуа бен Перахия и Йешу в Александрию Египетскую… Поднялся и встретился в некоей гостинице. Ему устроили почетный прием. Сказал: “Как прекрасна эта гостиница!” Сказал ему Йешу: “Рабби, ее глаза гноятся” (слово “гостиница” — “ахсания” — может означать также и хозяйку гостиницы). Сказал ему: “Грешник, так вот что тебя занимает!”, собрал четыре сотни шофаров и объявил ему херем. Йешу пришел к нему через некоторое время, сказал ему: “Прими [меня]”, [но] он не обратил на него внимания. Однажды [Йеошуа бен Перахия] стал читать утреннюю молитву. Встретился ему Йешу. Решил он принять его и поманил рукой. Но тот решил, что он его отсылает».

Вопрос: каким образом Иисус мог быть отлучен во времена царя Янная, а казнен при Понтии Пилате, то есть на сто лет позже?

Автор недавно изданной книги «Мессианский квадрат» Ури Шахар высказал предположение, что описанный здесь Йешу — современник Янная — на самом деле не кто иной, как основатель кумранской общины, так называемый Учитель праведности и, по всей видимости, первый в истории претендент на роль Мессии. Гипотеза Шахара выглядит правдоподобной уже хотя бы по хронологии, тем более что автор убедительно подтверждает свое мнение, сопоставляя приведенный текст трактата «Сангедрин» с некоторыми фрагментами кумранских рукописей.

Что касается 43‑го листа того же трактата, там действительно упоминается казнь некоего Йешу а‑Ноцри «накануне Песаха», но, во‑первых, речь идет о побитии камнями, а во‑вторых, Талмуд не дает нам ни малейшей хронологической зацепки. То есть и здесь речь могла идти все о том же Учителе праведности.

Впрочем, гораздо лучше этот фрагмент вписывается в истории о Бен Стаде, которого также пытаются представить евангельским Йешу, в то время как он лишен даже самого отдаленного с ним сходства. Так, в Талмуде (Сангедрин, 67а; Тосефта Сангедрин, 10:11) говорится, что Бен Стада был казнен в Лоде, а не в Иерусалиме. Но главное, он был побит камнями и после этого повешен по приговору еврейского суда за колдовство, а не распят по приговору римского суда (совершенно неприемлемый для еврейской традиции вид казни) за претензии на царский титул. Как мы видим, отличается все: время и место событий, выдвинутые обвинения, политическая фигура, вынесшая приговор, и способ казни.

Сложно поверить, что Талмуд и Евангелие говорят об одном и том же лице. По‑видимому, еврейские мудрецы просто предпочли видеть основоположником христианства патентованного колдуна Бен Стаду или, на худой конец, кумранского сектанта.

Если же мы хотим узнать, как мудрецы относились к Йешу в действительности, нам следует внимательно прочитать 57‑й лист трактата «Гитин», где описывается, как задумавший принять иудаизм римлянин Онкелос советуется по этому поводу с душами Тита, Билама и Йешу. Тит отговаривает Онкелоса, утверждая, что самые почетные места в Грядущем мире уготованы тем, кто ненавидел и преследовал евреев. Билам сообщает, что в Грядущем мире Израиль занимает центральное место, но в то же время отговаривает Онкелоса принять иудаизм. И только Йешу поддержал Онкелоса, сказав, что тот, «кто выступает против Израиля, как будто повреждает зеницу ока» (Зхарья, 2:12).

В этой притче проступает подлинное отношение мудрецов к Йешу. Да, тот оказался среди величайших врагов Израиля, на одной доске с Биламом и Титом, но в то же время сам он остается на стороне Израиля, мало того, именно по его совету Онкелос становится иудеем, и не просто иудеем, а одним из величайших еврейских мудрецов всех времен!

Из приведенного текста Талмуда явствует, что мудрецы считали исторического Йешу тем же, кем считают его Маккоби и Коэн. Но его реальная личность находилась в сложном статусе, и потому все, что они могли для него сделать, — это рассказать вышеупомянутую притчу и объявить казненного накануне Песаха колдуна Бен Стаду основателем христианства.

Кто‑то возразит, что в трактате «Гитин» Йешу представлен как человек, терпящий наказание за осмеяние еврейских мудрецов. Но могли ли они не перенести на него хотя бы малой доли того, чем грешило впоследствии подавляющее большинство его последователей?..