Алаха однозначно запрещает самоубийство, выводя этот запрет из общего запрета на убийство: «Не [footnote text=’Шмот, 20:13.’]убий[/footnote]» — «не убей [footnote text=’Псикта рабати, Шмот, 24.’]себя[/footnote]»; «Особенно же кровь вашей жизни [footnote text=’Берешит, 9:5.’]взыщу Я[/footnote]» — «включая и того, кто удушил [footnote text=’Берешит раба, 34:13; см. также: Бава кама, 91б.’]себя[/footnote]». Маймонид постановляет, что самоубийца «совершает кровопролитие, на него ложится грех [footnote text=’Мишне Тора, Гилхот роцеах, 2:2. Впрочем, некоторые комментаторы отмечают, что Маймонид прибегает к более мягкому термину арига, а не рециха, в то время как именно корень ‑рцх‑ употреблен в заповеди «не убий» (Минхат хинух, 34). ‘]убийства[/footnote]». Некоторые алахические авторитеты даже утверждают, что «самоубийца лишается своей доли в Мире грядущем», хотя у этой максимы и нет никакой основы в талмудических источниках и древних [footnote text=’См. об этом в книге: Йехезкель‑Шрага Лихтенштейн. А‑Меабед ацмо ладаат: гебетим гилхатиим, гисториим ве‑агутиим. Тель‑Авив, 2008. С. 110–113.’]мидрашах[/footnote]. В результате этого четкого запрета, наложенного на жизнь небольшого, сплоченного и мотивированного выстоять меньшинства, количество самоубийств среди евреев на протяжении истории было сравнительно невелико. В своем классическом труде, посвященном самоубийствам, Дюркгейм отмечает, что «предрасположение к самоубийству среди евреев очень слабо… из всех [footnote text=’Имеются в виду католичество и протестантство.’]вероисповедований[/footnote] меньше всего самоубийств наблюдается среди [footnote text=’Эмиль Дюркгейм. Самоубийство: социологический этюд / Пер. А. Н. Ильинского. СПб., 1912. ‘]иудейского[/footnote]». При этом резкий взлет количества самоубийств среди евреев Европы в конце XIX — начале ХХ века, который превышал по своим темпам рост в количестве самоубийств среди христиан всех конфессий, отличал районы, характеризующиеся быстрыми процессами секуляризации и [footnote text=’Dublin Louis I. and Bessie Bunzel. Suicide in Jewish History. // To be or not to be: A study of suicide. NY, 1933.’]ассимиляции[/footnote]; существенная разница в количестве самоубийств между религиозными и ассимилированными евреями сохранилась даже во время [footnote text=’Konrad Kwiet. The Ultimate Refuge: Suicide in the Jewish Community Under the Nazis. The Leo Baeck Institute Yearbook 29, № 1 (1984). P. 135–167. ‘]Катастрофы[/footnote]. Современные статистические данные указывают на крайне низкий, по западным меркам, процент самоубийств в [footnote text=’При этом следует учесть, что количество самоубийств среди арабского населения еще ниже, чем среди еврейского.’]Израиле[/footnote]; в частности, процент самоубийств среди еврейских подростков современного Израиля является одним из наиболее низких в мире; причем влияние иудаизма считается одним из основных защитных [footnote text=’Eliezer Wiztum and Daniel Stein. Suicide in Judaism with a Special Emphasis on Modern Israel. Religions, 2012, 3. Р. 725–738.’]факторов[/footnote].

По мнению некоторых алахических [footnote text=’Лихтенштейн. С. 110–113.’]авторитетов[/footnote], в определенных исключительных ситуациях — в случае безнадежного, мучительного заболевания, острой депрессии или меланхолии и пр. — самоубийство простительно задним числом. Порой, однако, самоубийство воспринимается не просто как акт отчаяния, но как благочестивый и богоугодный поступок, становится высшим проявлением веры.

Массовые и одиночные самоубийства и взаимные убийства были распространенным выбором евреев перед лицом преследований в странах средневековой Европы, о чем свидетельствуют и еврейские, и христианские хроники. Как же относилась к ним алаха? В первую очередь следует отметить, что самоубийства происходили при полной поддержке духовных лидеров тех общин. До нас дошло описание одного алахического запроса, осуществленного непосредственно на месте действия: «И был там (в Ксантене) один праведный прозелит, раб Б‑жий, и спросил он нашего учителя рабби Моше‑первосвященника, и сказал ему: “Господин, если я зарежу себя ради единства великого Б‑жьего имени, что станется со мной?” Он ответил ему: “Ты воссядешь рядом с нами, ибо ты будешь воистину обратившимся и будешь восседать с прочими праведниками из обратившихся, и пребудешь ты вместе с праотцем нашим Авраамом, первым из прозелитов”. Услышав это, тот благочестивый человек тут же взял нож и зарезал себя. И вот, душа его вплетена в узел жизни в райских кущах и озарена Б‑жьим [footnote text=’Там же. С. 49–50.’]светом[/footnote]». Рабейну Там (XII век), один из крупнейших средневековых алахических авторитетов и фактический глава школы тосафистов, вынес в этой связи следующее постановление: «Тому, кто опасается, что язычники могут склонить его к греху, например посредством мучений, заповедано покончить с [footnote text=’Тосфот, Авода зара, 18а.’]собой…[/footnote]» В обоснование своего мнения рабейну Там ссылается на приведенную в [footnote text=’Гитин, 57б.’]Талмуде[/footnote] историю о массовом самоубийстве еврейских детей, захваченных в плен во время Иудейской войны и отправленных в Рим «на поругание». В версии этой же истории, приведенной в «Эйха [footnote text=’Эйха раба, 1:45.’]раба[/footnote]» возникает мотив страха вероотступничества: «Вставшие первыми сказали: “А если мы забудем там Б‑га нашего и станем простирать руки к чужим богам?!” — и бросились в море. Вставшие вторыми сказали: “Ведь из‑за Тебя мы гибнем всякий [footnote text=’Псалмы, 54:23.’]день[/footnote]” — и бросились в море… А дух святой вопиет и возглашает: “Об этих [footnote text=’Плач Иеремии, 1:16.’]плачу я[/footnote]”».

Позиция рабейну Тама было поддержана многими тосафистами и алахическими авторитетами средневековой Европы, что находило свое выражение не только в алахическом, но и в литературном [footnote text=’Таковы, например, поэмы рабби Элизера бар Натана (Майнц, XII век).’]творчестве[/footnote], а также на практике. Один из учеников рабейну Тама, рабби Йом‑Тов бен Ицхак из Жуаньи, «самый знаменитый знаток закона», по отзыву Вильяма Ньюбургского, стал идейным вдохновителем массового самоубийства в Йорке. Рабби Меиру из Ротенбурга, знаменитому законоучителю XIII века, право на самоубийство во время религиозных гонений казалось само собой разумеющимся: «Тот, кто хочет убить себя во имя единства Г‑спода, разумеется, имеет право покончить с [footnote text=’См.: Лихтенштейн. С. 204–205.’]собой[/footnote]». Дополнительными обоснованиями самоубийства в исключительных обстоятельствах служили интерпретации самоубийства Шауля, готовности на мученическую смерть Мишаэля, Хананьи и Азарьи, самоубийства матери семи детей, погибших во время гонений на [footnote text=’Шмуэль I, 31:4; Даниэль, 3; Мидраш асерет а‑диброт, 2.’]иудаизм[/footnote]. Важную роль играла и история самоубийства в Масаде, сохраненная в средневековом переложении исторического труда Иосифа Флавия; по преданию, одну из его копий переписал сам рабейну Гершом (X–XI века), прозванный Светочем [footnote text=’См.: Robert Chazan. In the Year 1096. Jerusalem, 1996. Р. 85; Simha Goldin. Ways of Jewish Martyrdom. Brepols, 2008. Р. 81–82. Их мнение оспаривается Соловейчиком: Haim Soloveitchik. Halakhah, Hermeneutics and Martyrdom in Medieval Ashkenaz, II. The Jewish Qarterly Review. V. 94. № 2. Р. 278–299, see p. 279–282. ‘]изгнания[/footnote].

О том, что алахическое одобрение самоубийства во имя освящения Б‑жьего имени являлось органической частью традиции, восходящей к Стране Израиля, может свидетельствовать и инцидент, произошедший задолго до Крестовых походов в первой половине Х века в итальянском городе Отранто. Когда над еврейской общиной города нависла страшная угроза крещения, двое мудрецов, известных своей мудростью и благочестием, и их ученик покончили с [footnote text=’См его текст в книге: J. Mann. Texts and Studies. Cincinnati, 1931. Р. 24.’]собой[/footnote]. «Рабби Йешаяу своими руками вонзил нож себе в шею и был зарезан, подобно агнцу на алтаре… На третий день мы вышли из мрака на свет, ибо Г‑споду была угодна жертва Его благочестивых, словно жертва всесожжения». «Принесем же себя в жертву Г‑споду, словно жертву всесожжения», — скажет полтора века спустя рабби Моше из [footnote text=’Авраам‑Меир Габерман. Сефер гзерот Ашкеназ ве‑Царфат. Иерусалим, 1945. С. 49.’]Кельна[/footnote].

Общенациональный искупительный характер самоубийства, совершенного во имя освящения Б‑жьего имени, сочетается и с концепцией самоубийства как искупления индивидуальных грехов, возникающей в рамках широко распространенного в еврейских общинах средневековой Европы учения хасидей Ашкеназ о страдании, уравновешивающем греховное наслаждение, и раскаянии как искуплении. «Хорошо умертвить себя из‑за своих [footnote text=’Респонса XII века, цит. по: Лихтенштейн, с. 415.’]грехов[/footnote]» — этот подход, развитый рабби Йеудой Хасидом (XII–XIII века) и рабби Эльазаром из Вормса (XII–XIII века), также органически вытекал из ряда агадических текстов [footnote text=’См., например: Авода зара, 17а.’]Талмуда[/footnote]. Отметим, что акты мученического самоубийства совершались не только в абсолютно безвыходных ситуациях, в которых предстояло выбирать между крещением или немедленной гибелью; представляется, что порой то была добровольная смерть. «В одном городе было два ученика. И стали там гои убивать евреев, потому что те не хотели отречься от веры. Двое юношей укрылись в потайном месте, и гои их не замечали. А ночью они могли бежать. Один из них сказал: «Я выйду, чтобы меня убили ради освящения Б‑жьего имени… А его товарищ ответил: “Если меня найдут, я пойду на смерть, но сам к ним не [footnote text=’Рабби Йеуда Хасид. Сефер хасидим. 251.’]выйду[/footnote]”». Возможно, нечто подобное имело место в 1010 году, когда «епископ Илдуин принудил иудеев Лиможа к крещению, объявив закон, что они должны либо стать христианами, либо уйти из города, и постановил в течение месяца ученым богословам спорить с иудеями, чтобы те отошли от своих книг; и трое или четверо иудеев сделались христианами, остальное же множество поторопилось рассеяться по другим городам вместе со своими женами и детьми. Некоторые же из них сами себе перерезали горло мечами, не желая принять [footnote text=’Адемар Шабаннский. История, III, 47 / Пер. В. Андерсена. М., Восточная литература. 2010.’]крещение[/footnote]».

В оправдывающих самоубийство постановлениях алахических авторитетов средневековой Европы складываются в единый комплекс мотивы страха перед вероотступничеством, святого мученичества и искупительной силы страдания. Этот баланс проявляется в парадоксальном употреблении слова «святые»: «А те святые, которые зарезали себя, ибо не полагались на то, что выстоят в [footnote text=’Рабейну Перец бен Элияу из Корбея (XIII век), комментарии к Малой книге заповедей, 3.’]испытании…[/footnote]» Трансформация слабости в святость бросается в глаза и в словах рабби Менахема из Реканати (XIII–XIV [footnote text=’Диней тшува, 69.’]века[/footnote]): «Тот, кто не полагается на себя, что сможет выстоять в испытании язычников, и убивает себя, именуется святым, как и все, кто освящает Б‑жье имя». В дальнейшем, на исходе Средневековья, этот комплекс распадается. С одной стороны, в респонсе встречается разрешение, а порой даже изначальное одобрение самоубийства ради искупления грехов — в частности, в связи с грехом [footnote text=’Рабби Яаков Рейшер (XVII–XVIII века): «Дозволяется в раскаянии довести себя до смерти»; рабби Яаков бен Цви Эмден (XVIII век): «Это зачтется ей в заслугу» (цит. по: Лихтенштейн, с. 429–431) и др.’]прелюбодеяния[/footnote]. С другой — допускаются самоубийства из страха перед вероотступничеством. Рабби Хаим‑Йосеф‑Давид Азулай (XVIII век), запрещая самоубийство из страха перед будущими страданиями, делает одно исключение: «Однако, если, кто боится, что страдания подвигнут его на грех или на вероотступничество, это (самоубийство) разрешено. Основа разрешения — не из‑за страданий, а из‑за страха перед вероотступничеством, вызванном [footnote text=’Лихтенштейн. С. 200–201.’]страданиями[/footnote]». Слово «заповедано» в этой связи вновь встречается в алахическом постановлении рабби Шломо Горена, выпущенном им во время пребывания на посту главного раввина Армии обороны Израиля и вызвавшем немало критики: «Если во время войны кто‑либо оказался в плену безжалостных врагов, собирающихся его убить, и он опасается, что его пытками заставят нарушить те заповеди, о которых сказано: “Погибни, но не преступи!” — то есть запреты на идолопоклонство, убийство, прелюбодеяние и инцест, — ему заповедано покончить с собой и избежать [footnote text=’Героизм Масады в свете алахи. Маханаим, 87, 1963. Рабби Горен говорит об обязанности самоубийства и в тех случаях, когда пленный боится, что под пытками сообщит информацию, которая поставит под угрозу жизнь его товарищей. ‘]плена[/footnote]». Характерно, что рабби Горен приводит это постановление в заключение анализа алахических аспектов самоубийства в Масаде. В его статье, объединяющей воедино исторический, агадический и алахический материал, можно усмотреть попытку возрождения традиции, некогда перенесенной из страны Израиля в Европу, а теперь снова вернувшейся к своим истокам.