Порядочность в деловых отношениях заповедана нам Торой. Успехи представителей нашего народа во многом обусловлены взаимным доверием и солидарностью. И действительно, от своих родичей (а Дом Израиля, став народом, не перестал быть большой семьей) как‑то априорно ждешь большего понимания и учета взаимных интересов, чем от посторонних людей. Однако все далеко не так хорошо, как нам бы хотелось.
В последние годы я стал свидетелем нескольких историй, когда некие люди, пользующиеся кредитом доверия, заимствовали значительные суммы, после чего переставали реагировать на звонки и письма заимодавцев, а когда те обратились в раввинский суд, тот не стал спешить с санкциями против злостных неплательщиков по тем или иным причинам.
Впрочем, зачастую до суда дело так и не доходило, поскольку должник не был готов участвовать в судебном разбирательстве у раввинов. Во многих случаях ссуды не были оформлены юридически именно в силу кредита доверия, который имели заемщики у заимодавцев. Поэтому возможность взыскать с них долг путем разбирательства в гражданском суде тоже отсутствовала. Как быть кредиторам в такой ситуации?
Раньше у еврейского суда имелись полномочия даже на то, чтобы наказать плетьми отказывающихся подчиниться решению суда, наложить санкции, подвергнуть бойкоту, конфисковать имущество недобросовестного должника… Теперь же еврейские суды, даже в Израиле, не говоря уж о других странах, лишены эффективных средств воздействия, увы.
Неизбежно возникает вопрос о допустимости самостоятельных внесудебных действий кредитора. По‑простому — о легитимности самосуда, который позволил бы вернуть одолженные деньги. Очевидно, что подобная тема уже рассматривалась в прошлом и нашла отражение в наших источниках. С определенными оговорками самосуд допустим. К примеру, в случае, когда у человека собираются отобрать его имущество или уже сделали это, закон разрешает вернуть оное даже с применением насилия, если требуется. Давайте обратимся непосредственно к тексту «Шульхан арух»; мы процитируем соответствующий параграф целиком, снабдив его необходимыми пояснениями в скобках.
Итак, «Шульхан арух», раздел «Хошен мишпат», начало четвертой главы.
Самосуд — разрешен. (Далее последуют оговорки, в каких случаях действует это разрешение, но правило — вот оно.) Если человек обнаружил свою вещь у ограбившего его, он вправе ее отнять. (Можно привести два подхода, объясняющие это разрешение: 1. Речь идет об очевидной ситуации, в которой суд однозначно постановил бы, что эта вещь принадлежит ограбленному и тот вправе продолжать владеть ею. В таком случае полномочия изъять вещь из рук грабителя как бы делегируются человеку от еврейского суда. 2. Речь идет о вещи, относительно которой ограбленному ясно, что она принадлежит ему. Тора дозволяет вернуть неправомочно отнятую вещь, приравнивая полномочия частного лица к тем, которыми обладает суд.) И даже если хозяину вещи будет оказано сопротивление, он может применить силу, дабы вернуть себе принадлежащее ему по праву. (Несмотря на то что поднимающий руку на ближнего зовется «злодеем», разрешается применить физическую силу к тому, кто препятствует возвращению отнятого у хозяина имущества. По ассоциации можно упомянуть мнение рабби Хаима бен Атара в его комментарии к Торе «Ор а‑хаим». Он объясняет поведение Шимона и Леви, сыновей Яакова, которые перебили всех мужчин в Шхеме, хотя их сестру изнасиловал лишь один из последних. Согласно его рассуждению, жители города хотели воспрепятствовать свершению правосудия, братья же не обязаны были отступать, дабы не погибли невиновные). [Если иначе как через применение силы своего не добиться.] (В квадратных скобках приведена оговорка — дань уважения мнению, согласно которому мудрецы все же сделали разделение между судом и частным лицом. Возможно, чтобы самосуд оставался в неких рамках.)
И даже если нет срочности в том, чтобы немедля вернуть вещь в свое владение, не прибегая к помощи суда. (То есть хозяин вещи полностью в своем праве, и его действия — не результат особого дозволения, а следствие права владельца отстаивать свое имущество.)Однако он должен убедиться, что борется за возвращение именно своей вещи. (Требование очевидное. Тем не менее в приведенных ниже словах Рама приведено мнение, согласно которому в том случае, когда речь не идет о физическом насилии, не требуется предварительно выяснять, что вещь точно его, перед тем как ее отобрать.)
Но в любом случае не разрешено забирать у должника какую‑либо вещь в счет долга (пока не вернет то, что должен). (Ведь кредитор сам, своими руками, отдал эти деньги для того, чтобы они были потрачены. Так что на данный момент у должника есть только обязательство отдать денежный долг, но никак не в материальном его эквиваленте.)
Приведенная выше цитата из «Шульхан арух» выражает позицию автора, составителя этого кодекса, рабби Йосефа Каро. Пора дать слово и его «соавтору», рабби Моше Иссерлесу, выразившему традицию европейских раввинов‑ашкеназов. Тот дополняет написанное и приводит сразу несколько подходов к проблеме.
Существует мнение, что только при классическом варианте «кредитор—должник» запрещено отбирать в качестве залога что‑либо из вещей задолжавшего. Однако иные варианты — вне этого ограничения. (Другое дело, если речь идет о, скажем, съемщике, который задолжал хозяину квартиры, здесь ситуация иная: в распоряжении съемщика находится жилплощадь хозяина, полностью принадлежащая владельцу. Поэтому, если и у хозяина в руках окажется одна из вещей съемщика и ее удержание заставит того скорее расплатиться, они будут в равном положении.) Также в том случае, когда уже какое‑либо имущество должника находится в распоряжении кредитора или в распоряжении третьего лица, разрешено удержать это имущество до отдачи долга. (И на это не требуется санкция суда.)
Другое мнение не допускает самосуд, если человеку не известно однозначно, что вещь принадлежит ему, и ее или украли, или собираются украсть. Однако, если речь идет об обязанности заплатить, пусть даже и за украденное, самосуд запрещен. (То есть второе мнение не усматривает различий между разными вариантами задолженности. Но даже в рамках этого мнения, если тот, кому должны, пошел и все же «захватил» какую‑либо вещь должника, чтобы мотивировать того отдать долг, суд не будет вмешиваться, так как должник всегда может прийти со второй стороной и разобрать все дело с начала. Это не консенсус, но есть и такие мнения. Во всяком случае, если человек приходит с «трофеем» в суд и рассказывает всю историю, как и почему данная вещь, по его же словам, не принадлежащая ему, оказалась в его распоряжении, что может быть лучше! И в таком случае, опять же, суд вызовет вторую сторону, а не ограничится только лишь возвращением захваченного залога законному владельцу.)
Самосуд если и разрешен, то только самой заинтересованной стороне, без привлечения третьего лица, даже нееврея. (В данном случае статус подручного, еврея и нееврея, одинаков: ни один из них не может взять чужую вещь без разрешения, и только участнику тяжбы это может быть дозволено, так как вторая сторона должна ему лично. Возможно, нееврей упомянут потому, что зачастую евреи прибегали к помощи неевреев для силовых решений различных проблем. Надо сказать, что законоучители разрешают пользоваться помощью третьих лиц в случае, когда влияние, сила, характер должника таковы, что иначе невозможно получить искомое.)
Однако если он все же воспользовался услугами нееврея (речь идет о человеке, для «убеждения» которого отдать долг не требуется физическое насилие), в случае когда иного варианта получить искомое не существовало, что сделано, то сделано.
Существует еще одно мнение, которое относит к категории самосуда только нанесение вреда непосредственно второй стороне, к примеру избиение должника; и в таких случаях необходимо точно знать, что вещь, которую человек старается вернуть, принадлежит ему. Однако один лишь захват залога не подпадает под определение самоуправства и разрешен, но с условием, что затем заимодавец обратится в суд.
Итак, мы привели обширную цитату из «Шульхан арух», напрямую касающуюся нашей темы. Таким образом, если задолженность — результат моей несвободной воли, у меня как у кредитора есть данный мне законом определенный арсенал средств давления на должника. Тем более если речь идет не просто о задолженности, а о конкретной вещи, которая принадлежит мне.
Однако если речь идет именно о классическом долге, когда человек сам, своими руками, отдал другому определенную сумму, у кредитора нет серьезных средств давления на должника: забрать у того что‑либо в качестве залога в данном случае запрещено, а уж о физических мерах воздействия и речи быть не может! И как же быть всем тем, у кого одолжили деньги беспринципные люди, и с тех пор «ни ответа ни привета»?
Само собой, отчаяние — плохой советчик, и порой может создаться ситуация, в которой еврей пойдет до конца в попытке получить назад свои деньги. Но тогда возникает иной вопрос: так или иначе, та сумма, что изъята силой, является возвращением долга, или же долг по‑прежнему на месте, а этот акт — обычный грабеж? Вопрос совсем не праздный!
Наши мудрецы сформулировали необходимость отдать долг кредитору термином «мицва», «заповеданное», которое всегда означает некий, меньший по сравнению с «хова», «долг», уровень обязанности. И — еще раз — причиной тому является добровольная (!) передача кредитором некоей суммы должнику, при этом не обязанному хранить эти деньги в чулке.
Не случайно, вероятно, Тора, которая, как видно из различных примеров, всегда бережно относится к деньгам евреев, тем не менее запрещает взимать долг после шмиты, седьмого года. Видимо, потому, что и та тонкая нить, которая соединяла кредитора и эту сумму, порой обрывается, а деньги… деньги он сам отдал.
Поэтому так важно тщательно проверять в каждом отдельно взятом случае, кем является тот, кому вы собираетесь одолжить. Можно ли положиться на этого человека? Насколько он честен и обязателен? Ведь при тех скудных средствах, которые есть у наших судов, порой весьма непросто получить обратно те деньги, что были одолжены другим.
И уж конечно обязательно нужна расписка (не имеющая юридической силы, но служащая напоминанием должнику и доказательством справедливости претензий — суду), вексель, документ, подтверждающий факт ссуды. Талмуд требует написания оной, это даже не вопрос личного доверия, а обязательная процедура с точки зрения еврейского закона! Многие печальные случаи свидетельствуют о том, насколько это требование оправданно и необходимо.