АННА НАРИНСКАЯ
Не зяблик. Рассказ о себе в заметках и дополнениях
М.: Corpus, 2016. — 288 с.

Анна Наринская давно известна в качестве культурного обозревателя газеты «Коммерсант» и в качестве спикера по самым разнообразным вопросам на телеканале «Дождь», радиостанции «Эхо Москвы» и других важных медиаресурсах отчетливо либеральной направленности. Слушать Наринскую всегда интересно: в отличие от множества ее коллег, ей удается сочетать аргументированность мнений, пусть и достаточно очевидных, с эффектностью их подачи, не уходящей, однако, в театрализованно оформленную прямолинейность. Вспомним, что даже в рамках близкого ей жюри премии «НОС» Наринская выделялась независимостью и категоричностью суждений.

Конечно, Наринская блестяще чувствует свой формат: в небольшом предуведомлении к книге «Не зяблик» она отмечает, что корпоративная этика газеты «Коммерсант» предполагает называть тексты на культурные темы заметками, а не статьями. На мой взгляд, это довольно красноречивый комментарий, и дело тут не только в объеме исходного текста. Для любого «разумного и делового» человека очевидно, что написание короткого текста о новой книге, фильме или на общемировоззренческую тему отнимает гораздо меньше времени и сил, чем аналитический материал экономиста или журналистское расследование. Более того, нередко именно публикация подобных общественно‑политических материалов служит экономическим базисом для существования культурной заметки. В случае «Коммерсанта» это наверняка не совсем так, и тем не менее ясно, что роль книжного обозревателя очерчена достаточно четко, и профессионализм критика заключается в том, чтобы не обнажать перед читателем тот прием, благодаря которому он или она ощущает социальную общность даже тогда, когда речь идет о таких дискомфортных вещах как одиночество и разобщенность. Тексты Анны Наринской увлекают тем, что порой она позволяет себе быть «непрофессионалом».

С другой стороны, ее работа существует в рамках специфического контекста сегодняшней литературной критики, в которой Наринская занимает позицию скорее традиционалистскую: она подходит к чтению текста или просмотру фильма с отчетливым легко распознаваемым комплексом культурных ожиданий, личных пристрастий и смутно улавливаемого Zeitgeist’а. Лично у меня нет оснований не доверять чутью Наринской, и я получаю особенное удовольствие, например, от того, как она, не стесняясь в выражениях, разбирает на части книжную продукцию «с душком», будь то халтурная биография Андрея Вознесенского или черносотенный панегирик Иосифу Бродскому. Последней книге Наринская противопоставляет мемуары Эллендеи Проффер, гораздо более объективно описывающей мытарства русского поэта, которому все‑таки удалось стать американским эссеистом и прорваться в культурный истеблишмент. Рассуждая о его неврастении или конъюнктурных хлопотах, Проффер держит себя в руках, не забывая, о ком и для кого пишет. Немного упрощая, можно назвать такое письмо респектабельным.

Книга «Не зяблик» начинается с эссе о другой героине, приобретшей международную известность, — Надежде Толоконниковой, в письме которой описываются многочисленные беззакония и экзистенциальная тщета российской тюрьмы. Анна Наринская признает правоту Толоконниковой, но ввиду радикальности акций Pussy Riot она все‑таки стремится найти ей в пару «проверенного временем» персонажа, и таким персонажем становится участвовавшая в покушении на Столыпина Наталья Климова, женщина исключительного ума и смелости. Это легко объяснимый шаг, ведь для критика‑традиционалиста любое современное явление нуждается в историко‑культурном алиби, и Наринская тут не исключение: лишь при отражении в прошлом сегодняшний жест приобретает полновесность и верифицируемость. Но обращение к письму Толоконниковой, которое она зачем‑то объявляет «лучшими страницами русской прозы», символично и в том смысле, что позволяет сразу же обозначить одну из важнейших коллизий, разворачивающихся в книге Наринской: можно ли на языке вполне традиционалистски ориентированной критики писать о социальных и культурных явлениях, которые этой оптикой все же не улавливаются или, если угодно, просто на нее не рассчитаны? К таким явлениям следовало бы отнести и уже упомянутый акционизм, и, например, военные действия в Чечне, увиденные глазами военного журналиста «Новой газеты» Вячеслава Измайлова. Как подступиться к подобным темам, когда ты заранее оговариваешь, что твое оружие — это всего лишь культурная заметка в респектабельной газете? На помощь приходит эмоция, которая в случае Наринской является не просто манипулятивной стратегией критика, но тем состоянием, которое позволяет соединить принципиально несоединимые элементы социальной и культурной жизни общества.