В рамках спецпроекта «Лехаима» о Войне Судного дня мы публикуем эпизод блестящего подкаста Льва Ганкина «Кумкум. Плейлист», осуществленного в рамках проекта «Идеи без границ» культурного центра «Бейт Ави Хай». Эпизод этот посвящен израильским 1970‑м и Войне Судного дня, нашедшим свое отражение в популярной израильской музыке.
Путеводитель по израильской популярной музыке для чайников (вроде меня) сегодня останавливается в 1970‑х. Это было еще одно судьбоносное десятилетие для страны. Израиль вступал в него на волне оптимизма, охватившей всех после триумфальной Шестидневной войны. Впрочем, уже в 1973‑м ей суждено было разбиться о волнорез следующей войны — Войны Судного дня, в которой Армии обороны Израиля было нанесено несколько чувствительных поражений.
Это был первый военный конфликт в истории страны, из которого Израиль не смог выйти однозначным победителем. И патриотический подъем мгновенно уступил место горечи и разочарованию, а герои вчерашнего дня вроде Моше Даяна и Голды Меир вынуждены были в скором времени уйти с политической сцены. В 1977 году левые силы, управлявшие страной с момента ее образования, и вовсе потерпели поражение на парламентских выборах — победу праздновала правая партия «Ликуд», по сей день играющая заметную роль в израильской политике. Именно ее представителям суждено было подписать Кэмп‑Дэвидские мирные соглашения с Египтом, по итогам которых Израиль впервые установил дипломатические отношения с одним из граничащих с ним арабских государств. Если бы можно было провести эксперимент и на «машине времени» перенести человека из 1 января 1970 года в 1 января 1980‑го, вероятно, он бы просто не узнал эту страну и решил, что его разыгрывают.
У Войны Судного дня был свой саундтрек: Наоми Шемер, шестью годами ранее написавшая бессмертный гимн «Йерушалаим шель захав», по этому случаю создала — и сама же исполнила — абсолютно иную по атмосфере и месседжу композицию «Лу йеи». Эта песня выросла из идеи перевести на иврит битловскую Let It Be, правда, в итоге Шемер поменяла текст и, что важнее, перевела гармонию из маккартниевского мажора в напряженный, пронзительный минор.
Тем не менее сегодняшней темой я выбрал другой музыкальный отрывок. Коль скоро даже Наоми Шемер вдохновлялась творчеством The Beatles, не будет преувеличением сказать, что 1970‑е годы в израильской музыке — это эпоха рок‑музыки. А самой популярной рок‑группой в стране без всякого сомнения были «Каверет», записавшие в середине десятилетия три альбома и по сей день нередко называемые «израильскими битлами» (название группы переводится с иврита как «Улей», то есть здесь используется похожая «насекомая» метафора). Об их творчестве мы поговорим на примере песни, которая вошла в первую пластинку группы, «Сипурей Пуги», и называлась «Йелед миздакен» .
Чтобы рассказать эту историю максимально полно, пленку придется отмотать немного назад — и затронуть удивительный израильский феномен армейских бэндов, или лахакот цваийот.
По понятным причинам — геополитическая обстановка, враждебно настроенные соседи со всех сторон — военная служба в Израиле с момента основания государства имела несколько иные коннотации, чем в других странах мира. Для большинства израильтян (и вчерашних, и сегодняшних) армия — не просто место, где ты рутинно отдаешь долг родине. Скорее, она мыслится как обязательный этап человеческого становления, как инициация во взрослую жизнь для каждого нового поколения граждан Израиля. Альтернативные точки зрения существуют, но остаются маргинальными.
Отсюда то место, которое армия занимает в самом устройстве израильского общества: она в буквальном смысле гарантирует его — общества — существование. Поэтому на ней нередко оказываются завязаны те процессы, которые в иных обществах имеют сугубо гражданскую природу, в том числе процесс производства культуры.
Известно, что в Великобритании подавляющее большинство выдающихся рок‑музыкантов — от Джона Леннона до Брайана Ино — были выпускниками художественных школ. В Израиле такой кузницей кадров стала армия, а точнее, многочисленные театрально‑музыкальные труппы, существовавшие с середины 1950‑х годов под ее эгидой. У каждого рода войск была своя лахака цваит. Самой известной и успешной из них оказалась «Лаакат а‑НаХаЛь»: в ней свою карьеру начинали и авторы первого классического ивритоязычного рок‑альбома «Шаблуль» Арик Айнштейн и Шломо Ханох, и большинство участников группы «Каверет».
Почему это важно? Потому, например, что от израильского рока в этих условиях наивно ожидать ярко выраженного контркультурного радикализма, привычного по англо‑американским образцам. Эта музыка имела другие корни, ее колыбелью стала одна из ключевых государственных институций — вооруженные силы.
Но другие черты, присущие зарубежным образцам рок‑музыки, израильские исполнители благополучно восприняли. И речь не только про электрический саунд, но и про внимание к частной жизни, чувствам конкретного человека — лирического героя песни — в противовес привычным для более ранних «ширей Эрец‑Исраэль» высказываниям от лица широкой социальной группы. На место коллективной идентичности израильский рок ставит индивидуальную: в центре внимания песни «Йелед миздакен» — главный герой, «стареющий ребенок», если дословно переводить ее название.
Пунктиром, коротко, но мы становимся свидетелями его жизни, и жизнь эта выглядит незавидно. В первом куплете он просыпается в два часа дня, и отец отчитывает его: мол, возьмись за ум, тебе уже пора жениться. Во втором он смотрит на расфуфыренных тель‑авивских мажоров — но сам не чувствует себя одним из них и не хочет жить, подобно им. В третьем он утверждает, что жизнь сплошная тоска, и включает обогреватель от недостатка тепла — надо думать, душевного. Наконец, в четвертом он вспоминает маму и обращается к ней: забери меня отсюда, поговори со мной, дай мне поиграть в кубики на ковре! И безжалостный припев, с которого, кстати, песня начинается, что довольно нетипично и нарушает стандартную поп‑структуру: «Йелед миздакен, йелед миткалкель ломед эт а‑принцип, рак ахарей ше‑ху нофель» («Стареющий ребенок, испорченный ребенок, он осознает принцип только после того, как падает»).
Надо сказать, для «Каверет» это не очень типичная песня: большинство их хитов решено в более легком ключе, с шутками‑прибаутками и абсурдистским юмором. По соседству с «Йелед миздакен» в первом альбоме группы содержалась, например, незабываемая композиция о человеке, у которого украли ботинки, а чуть более поздний шлягер рассказывал историю битвы Давида с Голиафом и содержал следующий текст: «Вся Библия благодарила его с большим энтузиазмом / Если хочешь стать нашим царем, сказали ему, перезвони нам завтра в районе шести». Первоначально текст «Йелед миздакен», сочиненный лидером «Каверет» Данни Сандерсоном, тоже был выполнен в похожей манере: предполагалось, что песня будет частью абсурдистской рок‑оперы с главным героем по имени Пуги. Но вмешался другой музыкант ансамбля, Алон Олеарчик, и сказал, что, по его мнению, инструментал трека слишком хорош, чтобы тратить его на «смешную песенку», — стоит сочинить к нему что‑нибудь посерьезнее.
Веселый музыкальный энтертейнмент всегда был востребован в армии: солдаты на службе нуждались в легкой музыке и юмористических театрализованных сценках, чтобы снять напряжение и отвлечься от казарменной рутины, не говоря уже о ситуациях, когда им приходилось принимать участие в боевых действиях.
По итогам Войны Судного дня в похожем положении оказалась вся страна — и альбом «Сипурей Пуги», изданный вскоре после ее завершения, разошелся солидным для маленького Израиля тиражом в 70 тыс. экземпляров.
Но именно «серьезная» песня «Йелед миздакен» из дюжины песен, которые в него вошли, «состарилась» едва ли не лучше всех. Задним числом в ней, несмотря на вроде бы узкий фокус на конкретном человеке и его экзистенциальной тоске, слышится и метафора состояния страны в 1973 году. Как показала практика, в год своего 25‑летнего юбилея Израиль был немного похож на стареющего ребенка — того самого, который «осознает принцип только после того, как упадет» (а результаты Войны Судного дня воспринимались и до сих пор воспринимаются в стране именно как падение). Возможно, я подгоняю задачу под ответ и вчитываю в песню не присущее ей содержание, но должен заметить, что музыканты «Каверет» никогда не были чужды актуальному социальному комментарию — он регулярно проникал даже в самые бодрые и легкие их композиции.
Когда в 1974‑м группа на «Евровидении» исполняла песню «Натати ла хаяй», то вставила туда строчку: «Кше йеш маспик авир ле‑медина о‑штаим» («Когда хватает воздуха на целую страну — или две»): прозрачный намек на популярную в те годы идею «двух государств для двух народов», Израиля и Палестины.
На сайте проекта «Кумкум. Плейлист» помимо оригинала «Каверет» можно послушать и другие версии песни «Йелед миздакен», причем намеренно отобраны те, что выдержаны в разных стилях. Тут и напряженная рок‑версия группы «Кнесият а‑сехель», и своеобразное исполнение от Моше Бен‑Ари, музыканта, обычно работающего с регги и world music, и, наконец, инди‑фолк‑вариант относительно свежего тель‑авивского проекта Jane Bordeaux