…А первым был Восточный, советско-германский. Строго говоря, участие лейтенанта Лермана на этом, первом фронте, было минимальным. Утром 22 июня 1941 г. группа выпускников Воронежского пехотного училища прибыла во Львов. Молодые офицеры имели предписания явиться в свои части западнее Львова. В хаосе первых дней войны никто не мог точно сказать, где находятся их подразделения. Транспорта не было. Тогда они пошли пешком и очутились… в немецком тылу. Стали пробираться на восток, вступали в бои с тыловиками. По дороге Лерман поменял гимнастерку на красноармейскую, подобрал документы убитого солдата. И стал еврей и лейтенант Григорий Лерман украинцем и рядовым Григорием Лизогубенко. Сделал он это весьма вовремя. В одном селе попали в лапы к бандеровцам, те передали их немцам. И зашагал Григорий Лерман на запад в колонне пленных.

В школе и в училище по немецкому у Гриши было «отлично». Он сносно разговаривал, понимал беглую речь. В лагере день и ночь орало радио. В сводках мелькали названия городов Ленинградской и Московской областей. Вон куда забрался враг!

Мысль о побеге появилась с первого дня плена. В лагере Григорий уяснил для себя: первое – пробираться надо не на восток, а на запад, в Швейцарию, оттуда в Англию и уже потом на корабле в Мурманск. (Все бежавшие из лагеря оказывались в нем вновь, сильно избитые.) Второе – надо бежать вдвоем. И третье – запастись на первое время едой. При скудном лагерном пайке это было почти невозможно. Но Лерману повезло.

Он хорошо рисовал и однажды сделал с маленькой фотографии портрет девушки одного из конвоиров, хорошо относившегося к узникам. Вскоре и другие немцы попросили сделать портреты своих родных и близких. Заказов стало так много, что Григория освободили от работ и отвели каморку с зарешеченным окном, где он и творил свои шедевры.

Григорий долго присматривался – кого выбрать в напарники. И после долгого прощупывания остановил выбор на парне из Сталинграда, Евгении Доценко. Политрук роты связи 99-й стрелковой дивизии – одной из лучших в Красной Армии – он принял бой на рассвете 22 июня. Попал в окружение, выходил к своим с несколькими бойцами. В одном из сел они увидели бородатых мужиков с винтовками. Конечно, партизаны! «Товарищи! – закричал Евгений. – Мы свои!» Бросился к ним. Ближайший «товарищ» огрел его прикладом, всех запихнули в пустовавшую трансформаторную будку. А дальше – как с Лерманом: полицаи передали их немцам. Затем – долгий путь в лагерь, находившийся в центре Германии, тяжелые работы.

Григорий попросил офицера выделить ему в помощники Евгения – сколачивать рамки для портретов. Доценко принес из мастерских, где он работал, ножовку. Когда Гриша пилил прутья решетки, Евгений что было сил стучал молотком. Половину хлебного пайка сушили. Поздно вечером 22 июня 1942 г., в воскресенье (так было записано в дневнике. – Ред.), они вынули прутья, вылезли через окно и двинулись на запад.

Их одиссея длилась много месяцев. Сегодня просто невозможно представить, как двое безоружных беглецов пробирались не просто по чужой, но по враждебной стране без карты, без возможности что-либо спросить. И это не сибирские просторы, а немецкие города и поселки, порой тянущиеся сплошной чередой. Надо было обладать поистине звериным чутьем, чтобы ночью идти по незнакомой местности, выбирать дорогу и места, где они могли бы выспаться днем. И надо было питаться. Ни в один дом не постучишь, не попросишь еды и воды. Как они ни были экономны, но сухари скоро кончились, и много месяцев они не имели ни крошки хлеба.

Беглецы сбились с пути и пошли не на запад, а на северо-запад. Перешли две границы – германо-голландскую и голландско-бельгийскую. Это в военное-то время! Они форсировали реки, в них стреляли. Уму непостижимо, как они не попались! Пожалуй, едва ли отыщутся подобные факты бегства из лагеря.

Рассказ о том, как Лерман и Доценко стали в Бельгии бойцами Сопротивления, занял бы много места. Оставим их в тот момент, когда они начали сколачивать отряд из бежавших пленных и из тех, кто был угнан немцами на принудительные работы на бельгийские шахты. Но нужно объяснить, откуда у автора абсолютно достоверные сведения буквально о каждом шаге беглецов и о каждом действии отряда.

РАССКАЗЫВАЮТ ТОЛЬКО ДОКУМЕНТЫ И УЧАСТНИКИ

Летом 1961 года в составе туристической группы я оказался в маленьком бельгийском городке Комбле-о-Пон в предгорьях Арденн. На безупречно ухоженном городском кладбище среди могил местных жителей белели рядышком две необычные мраморные плиты. На одной по-французски было выбито – Евгений Доценко (Сталинград), на другой – Анатолий Степанов (Ленинград). Тут же меня познакомили с супругами Леоной и Жоржем Амуар. Это у них скрывались Доценко, Степанов, Лерман и еще сорок (!) человек советских людей.

Бельгия – не Белоруссия, и здешние леса не чета Брянским, где легко может укрыться не одна дивизия. В Бельгии в лесах – да и то временно – скрывались небольшие группки партизан. Часто они находили приют у местных жителей, тех, кто ненавидел оккупантов. Местные подпольщики днем работали на заводах и шахтах, пасли скот, а по ночам действовали. И плохо приходилось тем, кто выдавал патриотов.

Целый день я провел в семье Амуар. Переводчицей была бывшая харьковчанка, угнанная сюда немцами в 42-м, вышедшая замуж за бельгийца, да так здесь и оставшаяся. Леона и Жорж были необыкновенными людьми (были – потому что теперь они уже умерли и похоронены недалеко от русских парней, которых считали своими сыновьями). Потрясенный подвигом супругов (им грозила смертная казнь, узнай гестапо о том, что в их доме скрываются бойцы Сопротивления), я написал и опубликовал в «Московском комсомольце» очерк о них. Им заинтересовались в Президиуме Верховного Совета СССР. Редакция направила туда письмо. Через пять лет Леона и Жорж были награждены орденами Отечественной войны II степени. Наград удостоились и другие бельгийские патриоты, упоминавшиеся в очерке. Кстати, Жорж свой орден завещал Сталинграду.

В Льеже я встречался с участниками Сопротивления, которые были связаны с отрядом Лермана, хорошо знали Григория и Евгения. Тогда-то и зародилась идея написать документальную повесть о Доценко и Степанове, погибших на бельгийской земле. Работа в ежедневной газете почти не оставляла времени и сил для энергичных поисков. Об Анатолии Степанове так ничего и не удалось разыскать. Как будто и не было нигде этого боевого летчика.

А вот с Евгением Доценко мне несказанно повезло. Я разыскал его жену, Людмилу Павловну, и встретился с ней в Волгограде.

– В наш пионерский отряд (это было в седьмом классе) шефы – судостроительный завод – прислали отрядным вожатым Женю Доценко, – рассказывала Людмила Павловна. – Все девчонки моментально влюбились в красивого парня, весельчака, спортсмена. У всех со временем влюбленность прошла, а у меня осталась. И после окончания школы мы поженились. Женя окончил военное училище, служил на западной границе. Я приехала к нему под Перемышль.

…Людмила ждала ребенка. По всем расчетам это должно было произойти в конце июня. Поэтому на 23 июня 1941 г. для нее взяли билет до Сталинграда. Ночь 22 июня была душной, не спалось, она накинула халат и вышла во дворик. И вдруг совсем рядом взметнулся столб пламени и раздался взрыв. Затем второй, третий… Людмила побежала, солдаты втащили ее в кузов грузовика. Вот так – на машинах, поездами – добралась она до родного города и здесь родила сына.

Людмила Павловна не только много рассказала, но и передала мне… дневник Евгения! Он начал его вести сразу после бегства из лагеря. Какой же надо было иметь сильный характер, чтобы в тех невероятных условиях вести еще и записи!

Доценко старался записывать ежедневно. Когда уже под Льежом они устроились на квартире у надежных людей и по фальшивым документам (по которым оба были поляками) стали работать на шахте, кто-то на них донес. Евгений с Григорием были предупреждены об облаве и скрылись. Хозяина квартиры немцы расстреляли на глазах у сына. Гестаповцы нашли дневник Доценко.

В марте сорок третьего года Евгений начал восстанавливать записи. Прежде всего он записал все перипетии подготовки к бегству и сам путь. Потом стал описывать операции, которые проводил отряд. Каждую тетрадь Амуары закладывали в банки и закапывали их в саду. На всякий случай Доценко не писал фамилий (только их начальные буквы и иногда – имена). Только одно имя – Гриша – упоминается почти на каждой странице.

После войны супруги Амуар передали дневник советским представителям, а те разыскали Людмилу Павловну.

Вот такой бесценный документ оказался у меня. Но нужно было найти бойцов отряда, вернувшихся в СССР, и в первую очередь – Григория Лермана. Это оказалось очень сложным: никто не хотел лишний раз напоминать о том, что он был пленным, а по терминологии тех лет – предателем. На многие мои запросы по адресам, добытым самым невероятным образом, приходил ответ: такой-то выбыл в неизвестном направлении. Это были явно не отметки почты, а, подозреваю, что самих адресатов. Но все-таки троих я разыскал и встретился с ними.

Найти Лермана помогли украинские журналисты. Как только я узнал адрес – выехал в Киев.

Мы проговорили целый день. Григорий рассказывал не очень охотно, но дополнения к дневнику, особенно после гибели Евгения, были весьма кстати. Он показал множество фотопленок: заядлый фотограф, он и в Бельгии раздобыл аппарат и сделал уникальные снимки жизни отряда. Через две недели он прислал мне несколько фотографий. Но ведь снимков были сотни. Где или у кого сейчас эти бесценные кадры истории? Григорий Цезаревич умер в 2000 году в возрасте 85 лет. Найти родных в Киеве не удалось. В Нью-Йорке живет его двоюродная сестра Суламифь Лерман. Четыре года назад она опубликовала очерк о Григории в журнале «Вестник», выходящем там же. На запрос через интернет редакция ответила, что никаких сведений о С. Лерман не имеет. Печально. Но будем продолжать поиск.

СОСТАВ ОТПРАВИЛСЯ ПУСТЫМ

Мы оставили Г. Лермана и Е. Доценко в тот момент, когда они стали бойцами Сопротивления и начали сколачивать отряд. В нем было тогда около 20 человек. Григория избрали командиром, Евгения – комиссаром. Надо сказать, что движение Сопротивления в Бельгии было неоднородным. Одна часть поддерживалась Лондоном, который помогал «своим» оружием, деньгами. Другую организовали местные коммунисты. Последние, в отличие от «англофилов» (так их называл Доценко) действовали активно – сами добывали оружие, расправлялись с коллаборационистами. Тут был еще такой нюанс: ликвидацию предателей чаще всего поручали русским, поскольку местные жители нередко состояли не только в приятельских, но и в родственных отношениях со своими ближними и дальними соседями.

Отряд Лермана входил в полк, руководимый коммунистами. Командир полка Жан Коллар погиб в тот же день, что и Доценко, но в другом месте. Я встречался с братом Жана, и он рассказывал, что комполка был высокого мнения об отряде Лермана, особенно отмечал дисциплину в отряде и исполнительность.

Из дневника Доценко, рассказов Григория, бельгийцев (с ними я долгое время переписывался) вырисовалась картина действий отряда Лермана. Вот только несколько эпизодов.

…Отряд разрастался, надо было кормить людей. Чтобы приобрести продукты, нужны были талоны – темпы. Узнали, что 2000 темпов привезли в отдаленное село и они хранятся у секретаря бургомистра. Целый день добирались туда, к вечеру установили наблюдение за домом. Когда стемнело, постучали. Жена секретаря спрашивает: «Кто?» – «Из гестапо, – отвечает бельгиец Люсьен, – нужны сведения об одном жителе». Дверь открывают, в дом врываются Гриша, Доценко и Люсьен. Испуганный секретарь подтверждает, что талоны у него, в сейфе, а ключи у другого работника. Гриша и Люсьен отправились за ключами, Евгений перерезал телефонный провод. Вернувшись с ключами, забрали талоны и, поигрывая пистолетами, посоветовали секретарю сообщить в жандармерию о краже не раньше чем через час.

…Немцы отправляют квалифицированных бельгийских рабочих с заводов и шахт на работу в Германию. А сюда привозят людей из Советского Союза, Польши, Югославии. Этим недовольны и хозяева предприятий. И потому они смотрят сквозь пальцы на готовящуюся забастовку. Гриша и Евгений всю ночь пишут листовки с призывом поддержать забастовщиков. С первой сменой они попадают на шахты. Забастовка начинается на одном заводе. И вот уже остановилась одна шахта, другая.

…Получены сведения, что богатый бельгиец, сотрудничающий с оккупантами, приехал в поселок к родным. Командир полка поручает Лерману принять участие в акции. Марш-бросок на 10 километров в темноте. Окружили дом, дверь открыл «сам». Короткий разговор – держится с вызовом: да, сотрудничает, скоро Германия завоюет весь мир. Выстрелы не разбудили соседей.

…Знакомый железнодорожник сообщил: на пристанционный пакгауз свезли десятки тюков с шерстью. Завтра их отправят в Германию. Ночью одни партизаны уводят сторожей пакгауза в лес, другие переправляют тюки в укромное место. Пришедший утром состав отправляется с пустыми вагонами.

…Днем в доломитовом карьере гремят взрывы. В пробуренные отверстия закладывают динамит, поджигают шнур. Раздается взрыв. Подъезжает машина, ее загружают рудой.

Динамит позарез нужен партизанам. Немцы отпускают его взрывникам строго по нормативам, к тому же во время работ карьер охраняется. А где динамит хранится ночью? Верные люди сообщили: у пронемецки настроенного сторожа в специальной комнате. Ночной визит к сторожу. Тот испуган, но твердит, что взрывчатки у него нет. Партизаны взводят курки. Жена сторожа умоляет его открыть комнату. Динамит укладывают в рюкзаки – он должен сработать уже следующей ночью.

…В небольшом карьере добывают руду для завода, работающего на Германию. Двенадцать человек – в том числе Гриша, Евгений – разоружают охрану. Под компрессор, моторы, вентиляторы подкладывают взрывчатку. Все отходят в безопасное место. Прибывшие утром немцы констатируют: карьер надолго вышел из строя. Немецкий комендант приказывает произвести облаву. Железнодорожник, связанный с партизанами, «услужливо» подсказывает: с утренним поездом уехали какие-то люди, явно  нездешние. А в это время упомянутые люди после двух суток, проведенных на ногах, отсыпаются в лесу неподалеку.

…Григорий получает задание: пустить состав под откос, но обязательно на мосту. Изучены схема охраны, расписание товарных составов. Разработан план операции: одна группа разоружает охрану, вторая занимается поездной бригадой, третья – действует на мосту.

В полночь, под моросящим дождем начали. Охранники – из местных жандармов – не сопротивлялись и дали увести себя в лес. Стали разбирать рельсы, но не учли, что они лежат вровень с железным настилом моста и поэтому их никак не подцепишь. Все же в середине моста как-то сдвинули один рельс.

Из тоннеля показывается поезд. Его останавливают, ссаживают бригаду. Партизан – из бывших машинистов – разгоняет паровоз и выпрыгивает. Состав въезжает на мост, слышны два сильных щелчка и состав… следует дальше! Видимо, из-за вибрации рельс встал на место. О том, как проходил разбор операции, не было записано Женей и не рассказал Гриша.

…Несколько предприятий в округе работают на немцев. И охраняются немцами. К заводам идут высоковольтные линии. Вдоль них ходят патрули, ночью – с собаками.

Поскольку немцы очень пунктуальны, у патруля есть расписание. Его нужно изучить. Целующиеся парочки на опушке леса не вызывают подозрения у охранников.

– Ребята очень любили, когда их посылали на такие задания, – с улыбкой рассказывал Гриша.

Составили расписание, нашли «окна», когда патруль обедает. Все заранее подготовили. Быстро продолбили гнезда в цементном фундаменте, заложили взрывчатку. Все – в лес. Подожгли шнуры. Сверкая искрами, тяжелая металлическая ферма рухнула, ее провода потянули вниз верхушку соседней фермы, та в свою очередь потянула следующую.

…Свой человек, работающий на железнодорожной станции, сообщил: на таком-то пути стоит вагон с патронами. Гриша быстро набрасывает план. Снимать охрану не понадобилось – ее почему-то не было. Умело, не повреждая пломб, открыли люк, пролезли в вагон. Всю ночь по цепочке передавали ящики. Когда вагон опустел, так же умело закрыли люк. Утром подошел товарняк с немецкой охраной. Проверили запоры, пломбы – все в порядке. Вагон прицепили к составу, и он тронулся на восток.

…Поверженные фермы высоковольтной линии немцы восстановили. Но несколько дней предприятие не работало. Успех вдохновил командование Сопротивления на широкомасштабную операцию. Было решено обесточить весь округ Льежа. Расписали, кто и где рушит опоры. У Гриши есть опыт – быстро заложили динамит. Взрыв! Громыхает и в других местах. В тот день, записал Евгений, партизаны взорвали 450 ферм. В городе не работали троллейбусы и трамваи, остановились военные заводы.

…Информация из Центра была точной: утром прибудет пассажирский поезд с почтовым вагоном, в нем крупная сумма денег. Правда, неизвестно, какова охрана и есть ли среди пассажиров немецкие военные. Потому все 30 партизан имеют пистолеты, есть еще три винтовки, два автомата и гранаты. Каждый знает, что ему надо делать. Поезд пришел по расписанию – в 7.30. Одни атакуют почтовый вагон, разоружают охрану без стрельбы. Другие контролируют поездную бригаду, третьи – блокируют вагоны. Выносят мешки с деньгами. У станции уже поджидают грузовая и легковая машины. Состав отправляется с небольшим опозданием.

БЫЛО НЕ ДО ЗАПЯТЫХ

…Гриша и трое бельгийцев взорвали в Льеже кафе, посещаемое немцами. Быстро покидают город и прячутся в лесном доме. Гриша и один из бельгийцев ложатся спать, двое несут охрану. Они-то и увидели немцев. Крик «немцы!» разбудил Гришу, он подбежал к окну, увидел двух немцев, выстрелил – один фашист упал, другой успел бросить гранату. Началась перестрелка. К осаждавшим подошло подкрепление. У них пулемет, его очереди прошивают стены. Григорий с напарником перебираются на второй этаж, втащив с собой лестницу. У них кончились патроны. Последние оставлены для себя. Стало тихо, но немцы пока не входят в дом. Гриша пишет на стене карандашом: «Евгений отомсти», «Евгений расскажи моим родителям», «Дорогие товарищи умираю за Родину отомстите» (именно так, без знаков препинания, записано в дневнике Доценко. Грише было не до запятых в те минуты).

…Партизаны притаились по углам. Немцы вошли в дом, офицер увидел брошенную Гришей кожаную куртку и посчитал, что партизаны улизнули. Наверх почему-то не полезли и ушли, забрав пять трупов и девятерых раненых.

«Евгений отомсти» – написал Гриша. А мстить пришлось ему. Через несколько дней после этого события он и Доценко отправились в лес, где собралась группа русских, бежавших из шахт. «Они рады нашему приходу, принесли им кое-какое оружие, – записывает Евгений в дневнике. – Они уже два раза подвергались нападению немцев, последний раз потеряли пять человек, двое раненых застрелились сами». Это последние слова, которые записал Доценко.

На следующий день Евгений собирался опять идти к новеньким. При переходе железной дороги в месте, где обычно было безлюдно, нарвался на немецкий патруль. Стал отстреливаться, одного убил. До спасительного леса оставалось несколько метров, когда пуля попала в спину. Патрульные продолжали стрелять в уже бездыханное тело.

…Супруги Амуар привели меня к месту гибели Евгения. После дождя влажно поблескивали рельсы, шумел лес.

– Вот здесь Гриша с товарищами поставили обелиск, – рассказывал Жорж.

Случилось это 1 апреля 1944 г. – за шестьдесят шесть дней до открытия второго фронта. Мстить пришлось Грише…

До прихода американских войск отряд Лермана взорвал-таки тот самый злополучный мост и забил тоннель – движение надолго прервалось. Уничтожили лесопильный завод, откуда древесину отправляли в Германию.

Одна из крупных операций – вывод из строя оружейного завода на окраине Льежа. Акцию готовили тщательно: предприятие охранялось изнутри и снаружи – высокий забор с колючей проволокой, обыски при входе.

– Завод примыкал к горе, – рассказывал Гриша. – Единственная возможность проникнуть в цеха – через стеклянную крышу. Ночью ползком, между деревьями добрались до крыши, вынули один блок, по принесенным веревкам, как заправские альпинисты, спустились в цех. Рабочие-подпольщики заранее сообщили, где стоят самые важные станки. Стали их ломать, стараясь не шуметь. Ни один взрыв не причинил бы столько вреда. Уже рассветало, когда по этим же веревкам выбрались наверх. Веревки оставили, чтобы подозрение не пало на рабочих. Завод встал и практически не работал до прихода американских войск.

А когда они пришли, Гриша явился в комендатуру и назвал свою настоящую фамилию и звание – лейтенант Красной Армии. (Мне он показал бельгийские документы, мастерски изготовленные подпольщиками, на имя поляка из Кракова Станислава Ковальски. Показал Гриша и немецкий плакат с его портретом и обещанием 500 тыс. франков за его голову. Немцы почему-то называли черноволосого Гришу испанцем Франко. Если бы они еще знали, что он еврей!)

Комендатура передала Гришу и других граждан Советского Союза советским представителям. Вчерашние партизаны очутились в лагере. Начались долгие унизительные проверки: как попал в плен, что делал в Германии. Гриша пробыл там полгода и не выдержал – сбежал, добрался до Киева.

Еще до лагеря королева Бельгии наградила Гришу орденом. Я задал, как оказалось, бестактный вопрос:

– А какие есть советские награды?

Григорий горько усмехнулся:

– Меня даже участником войны не считают. А вы про награды…

По возвращении в Москву я написал тогдашнему председателю Всесоюзного комитета ветеранов войны генералу армии П. И. Батову, просил вмешаться, чтобы устранить вопиющую несправедливость. Комиссара отряда Евгения Доценко наградили орденом Отечественной войны I степени; в Указе в скобках стояло – посмертно. А командира отряда Григория Лермана за те же самые подвиги никак не отметили. Потому что остался живым? Или по каким-то иным причинам? Ответа из комитета ветеранов я не получил.

Второй фронт – июнь 1944 года… Он приблизил крах германского фашизма. Это несомненно. Немногие наши соотечественники открыли его в Европе намного раньше высадки союзников. И те германские солдаты, которых уничтожили бойцы отряда Лермана, и те патроны, которые были изъяты партизанами отряда Лермана, и те автоматы, что не были собраны на заводе Льежа потому что отряд Лермана разбил станки, – все они не стреляли в советских солдат – в меня, моих однополчан. Сколько нас вернулись домой живыми благодаря этому второму фронту!

(Опубликовано в газете «Еврейское слово», №195)