Юрий Сергеевич, представить вас читателям очень просто: достаточно сказать, что вы — автор таких песен, как «Чунга-Чанга», «Антошка», песенка Водяного, «Кто на новенького?», «Крылатые качели», «Прекрасное далеко», «Лесной олень»… Можно называть и называть еще десятки известных и любимых народом песен, вышедших из-под вашего пера. При встрече с вами меня не покидает странное ощущение, будто мы давно знакомы…

Мне это приятно слышать. Знаете, а ведь я чувствую такое отношение людей ко мне… Сейчас я подвел некие итоги творчества — у меня вышла книга «Самое… самое…», где собрано лучшее, что я написал…

И как же это вы определили, что самое лучшее?

Определял не я, а народ. Я лишь отобрал 20 песен, которые люди чаще других называют любимыми. И еще написал воспоминания, как я сочинял эти песни. Воспоминания получились, по-моему, смешные. И фотографии веселые поместил. Еще вышел сборник из семи компакт-дисков с моими песнями — 137 штук. И, наконец, вышли две невероятно изданные книги — думаю, так издали впервые в России. Даже не побоюсь сказать: впервые в мире. В книгу встроено чудесное устройство: нажимаешь на нос какому-нибудь персонажу, и начинает звучать мелодия, причем достаточно громко. Я испытывал устройство в Кремлевском дворце — в любом уголке было слышно. Этим изобретением порадовала меня американская компания «Уорнер бразерс», имеющая филиал в Челябинске — там и сотворили это чудо. Поклонники моих песен купили и подарили мне один экземпляр…

Ваши песни поют не только в России, но теперь уже по всему миру…

Недавно прислали пластинку из Израиля — мои песни поют на иврите. Есть записи на английском. Но чаще всего мои песни — вернее, фрагменты песен — раздаются из… китайских игрушек, оснащенных так называемыми музыкальными чипами. Эти игрушки даже пляшут под мои песни. Я несколько телепередач начинал так: заходит ведущий, рядом «шагает» китайская игрушка «Антошка» и поет про картошку. Или игрушка «Осел» поет песню из «Бременских музыкантов»… Моя внучка воспитывалась на куклах, распевающих песни дедушки…

Видя все это, я решил: надо ездить по стране с выступлениями. Но не с обычными! И придумал ноу-хау — до меня так никто не делал: еще до приезда присылаю в какой-то город свои песни в виде «минусовок». Там готовятся к моим выступлениям: разучивают 30-40 песен, в том числе новых; для меня принципиально важно, чтобы были новые песни. И когда я приезжаю, мы поем их вместе с залом. Такие концерты прошли уже в нескольких городах. И, поверьте, каждый раз им сопутствовал не просто успех — это были, не побоюсь громкого слова, триумфальные акции. Вот, скажем, я выступал в ледовом дворце Оренбурга. Дворец на 1800 зрителей был полон, но тысячи оренбуржцев не попали на концерт. И я снова туда поехал. Теперь уже вместе с Давидом Тухмановым. Он работал за границей над оперой. Но когда я попросил его прервать работу и присоединиться ко мне, он охотно согласился. Во-первых, мы написали свыше ста новых детских песен — очень хотелось, чтобы он спел их именно в этом городе. Во-вторых, мы с ним написали гимн Оренбурга — по просьбе мэрии и губернатора. Исполнял гимн муниципальный хор, объездивший весь мир. А управляет хором… Мстислав Ростропович, почетный гражданин Оренбурга. Ростропович был там в эвакуации, а его отец — зачинатель музыкального образования в этом городе. В Оренбурге есть музей Ростроповича. Должен заметить, что теперь в краеведческом музее есть и мой уголок. Я передал музею дорогие для меня вещи, например костюм, в котором впервые вышел на сцену «Союзмультфильма», когда завершили работу над фильмом «Бременские музыканты». Там же черновики моих известных песен, первые пластинки… Табличка «Эн-тин» рядом с табличками «Петр Первый», «Александр Пушкин», «Емельян Пугачев»…

Почему вы осчастливили именно Оренбург?

Оренбург меня, можно сказать, усыновил — я там провел детство. В 1941 году отец ушел на фронт, а мы с мамой и маленькой сестрой оказались в Оренбурге в эвакуации; сестренка там умерла. Я жил и учился в этом городе с 1 по 3 класс. В то же самое время там жил и Мстислав Ростропович. Мы даже приехали туда в один день и в один день уехали. Такое вот совпадение. Обнаружили это спустя годы местные архивариусы. А еще они обнаружили, что мы с Ростроповичем были соседями. И может быть, даже встречались друг с другом, но он не знал, что я — будущий известный поэт Юрий Энтин, а я не знал, что он — будущий известный музыкант Мстислав Ростропович…

Юрий Сергеевич, когда мы договаривались о встрече, вы сказали, что большое значение придаете интонации. Раскройте скобки, пожалуйста…

Я это не сам придумал, а прочитал у моего любимого поэта Корнея Ивановича Чуковского. Он писал, что в поэзии и в жизни очень важна интонация. Когда я пишу стихи, то об этом не думаю. Но вот на что обратил внимание: мои песни звучат ярко, искренно и весело, если их исполняет великий артист, и совершенно тускло, неинтересно и не смешно, если исполняет, допустим, хор, который не может соблюсти интонацию. Допустим, можно сравнить, как песню «Я водяной» исполняет хор, и как — великий артист Анатолий Папанов. У него не было идеального слуха, но он блестяще владел интонацией, тонко чувствовал слово и был искренен — потому так ярко спел эту песню: создал, можно сказать, духовный мир и характер Водяного. То же было с черепахой Тортиллой. Великая актриса Рина Зелёная — благодаря исключительному интонационному чутью — создала образ доброй черепахи, мудрость которой исчисляется, быть может, не тремястами годами, а тысячелетиями…

Но я слышал, что Рина Зеленая отказывалась петь эту песню…

Не всю песню, а несколько строчек: «Старость все-таки не радость, люди правду говорят. Как мне счастье улыбалось триста лет тому назад». Зеленая, как вы помните, уже была в почтенном возрасте и, видимо, настолько вошла в образ Тортиллы, что подобное признание ей пришлось не по душе. Она отказалась петь этот куплет. Я позвонил ей и принялся убеждать, что люди будут думать исключительно о старости черепахи. Но в ответ на мои уговоры она сказала: «Вы что, Карл Маркс, который написал “Капитал”, — не можете изменить несколько строчек?» Я ответил: «Считаю свое произведение намного сильнее “Капитала”». Она засмеялась и положила трубку. Я был уверен, что победил, и не стал ничего переделывать. А Рина Васильевна не спела куплет. Так песня и звучит по сей день…Но вернемся к чрезвычайно важному вопросу об интонации. Мои песни пели великие артисты. В фильме «Люди и манекены» пел Аркадий Райкин — его герои ярко индивидуальны именно за счет интонации. Много песен спел Андрей Миронов — и опять стопроцентное попадание в образ. У Миронова было потрясающее ощущение слова… Но, прежде всего, для меня очень важно, что мою интонацию чувствуют композиторы. Например, мой первый композитор, с которым мы создали «Бременских музыкантов», — Геннадий Гладков тончайшим образом чувствует слово. «Ох, рано встает охрана» может прозвучать только так, как она звучит у Гладкова! Он сам блестящий артист. Как он исполнил Короля в «Бременских музыкантах»! Когда Муслим Магомаев, спевший все роли, услышал Короля-Гладкова, то сказал: «Я лучше спеть не смогу»… Блестяще соблюдает мою интонацию Давид Тухманов. Когда я писал для Владимира Шаинского, то знал, что его сила в простоте и в невероятно веселой и озорной музыке…

В музыке Шаинского ощущается и народная музыкальная культура…

Это следствие, прежде всего, огромной внутренней культуры! Судите сами: учеба в Киевской консерватории, которую, к несчастью, прервала война; Московская консерватория по классу скрипки; три года работы в оркестре Леонида Утесова; с отличием окончил Бакинскую консерваторию, композиторский факультет, класс Кары Караева. Кара Караев учился у Шостаковича. Поэтому Шаинский часто называл себя внуком Шостаковича. Владимир Яковлевич владел несколькими иностранными языками. Блестяще знал русскую классику — настолько, что мог читать наизусть Гоголя и Достоевского страницами. Так что, прежде всего, общая культура…

Должен сказать, что я писал для ограниченного круга композиторов, в него входили: Геннадий Гладков, Владимир Шаинский, Евгений Крылатов, Марк Минков, Максим Дунаевский, Александр Зацепин, Алексей Рыбников, Давид Тухманов. Они профессионалы. И сочиняли — вечное! Допустим, «Бременские музыканты» написаны 50 лет назад. И живы! Я бы сказал, более чем живы, потому что такого количества каверверсий, которое появилось за последние годы, никогда не было. Включите телевизор в новогодние праздники — по всем программам будут звучать мои песни. У меня скопилось около 150 песен в исполнении современных эстрадных певцов. Даже такие группы как «Гражданская оборона» и «Кукрыниксы» пели их…

Вам нравится современное исполнение ваших песен? Мне, например, кажется, что оно лишено той самой интонационной искренности, о которой мы говорили. Это убивает детские песни, которые, по моему глубокому убеждению, были в 70-х и начале 80-х годов единственной музыкальной ценностью в своем жанре…

Вы затронули очень важный момент. Но для начала нужно заглянуть в 30-е годы — именно тогда случился необыкновенный расцвет детской поэзии. Какие потрясающие поэты — Корней Чуковский, Самуил Маршак, Сергей Михалков, Агния Барто, Даниил Хармс! Какие блестящие, изумительные, остроумные, легкие, неполитизированные стихи! А 70-е и начало 80-х действительно были годами расцвета детской песни. И тут, без ложной скромности, в какой-то степени причисляю себя к зачинателям, родоначальникам этого явления. В 1962 году я возглавил детскую редакцию фирмы «Мелодия». В то время мы с Геннадием Гладковым уже сочиняли какие-то сюиты, кантаты. Даже получили несколько премий. В 1963 году «Родная речь» поместила три моих стихотворения. Но я чувствовал, что это не то, что дети нуждаются в другой детской песне. И вот однажды я шел по Никитскому бульвару и обратил внимание на огромный заголовок в «Учительской газете», висевшей на газетном стенде: «Почему дети поют взрослые песни». Автор статьи с горечью писал, что у детей сегодня такие любимые песенные строчки: «Давай никогда не ссориться, никогда, никогда. Давай навсегда помиримся, навсегда, навсегда». Простые слова, речь идет о любви, но дети решили, что это про них. Или такие строчки: «Трутся спиной медведи о земную ось». Дети решили, что это игровая песня… Им было смешно и интересно. Но это не детские песни! В ту пору мне исполнилось 33 года. И вдруг подумал, что именно я стану тем автором, который сочинит детские песни… Такой вот толчок судьбы… И вскоре, как это часто в моей жизни бывало, судьба не подвела — я знакомлюсь с Владимиром Шаинским. И мы сочиняем первую нашу песню «Антошка». Я ее принес на радио в редакцию воскресной передачи «С добрым утром». В одно прекрасное воскресное утро программа вышла с нашим «Антошкой», а вечером я услышал, как какой-то пьяный шел вдоль Садового кольца и во всю глотку орал «Антошка, Антошка, пойдем копать картошку». Этот пьяный голос был для меня слаще любого бельканто. До сих пор его слышу. Рассказал об этом Шаинскому. Позже, когда я попрошу его дать короткое определение шлягера, он скажет: «Шлягер — это песня, которую поет пьяный»… Второй нашей песней стала «Чунга-Чанга». Вскоре и Геннадий Гладков «заразился» деткой песней — видимо, после того, как на одной из сюит я написал: «Мы пока не знамениты, общей связаны судьбой. Сочиняем мы сюиты — сюитимся мы с тобой». «Сюитились» мы, «сюитились», и в результате появились «Бременские музыканты». Сценарий писали вместе с Василием Ливановым. Это про нас: «Нам дворцов заманчивые своды не заменят никогда свободы».

Надо признаться, что мне к тому же очень хотелось доказать, что я ровня им: к тому моменту Геннадий Гладков был уже известным композитором, преподавал в Московской консерватории, а Василий Ливанов — знаменитым актером, снялся в фильмах «Слепой музыкант» и «Коллеги». К тому же вышла в свет его книжка с очень яркими сказками и предисловием Натальи Кончаловской. С одобрительными отзывами выступили Самуил Маршак и Лев Кассиль. А что я? Окончив исторический факультет Московского областного пединститута, преподавал в школе историю и к литературе имел только одно отношение: был библиотекарем в школьной библиотеке…

Юрий Сергеевич, как-то я наткнулся на статью, в которой ваши песни называют диссидентскими. Думаю, здесь, скорее, иное явление: стихи написаны внутренне свободным человеком — отсюда дерзкий вызов несвободе. Яркий пример — та же «Чунга-Чанга», населенная свободными людьми…

Это утверждение для меня в какой-то степени ново. Хотя, знаете, как-то один человек, который называл себя системщиком, говорил мне, что он и его единомышленники не принимали ничего советского, поэтому не слушали советскую музыку. И вдруг, сказал он, появились «Бременские музыканты», которые сломали этот порог. Они были потрясены тем, что, оказывается, можно жить в Советском Союзе и сочинять совершенно другую музыку. Что касается «Чунга-Чанга», то я с огромным удивлением прочитал, что эта песня стала гимном растаманов, поклонников стиля рэгги. Этот гимн записан ленинградской группой «Карибасы»… Я, действительно, диссидентом не был. Но, с другой стороны, мои песни называли диссидентскими. Было это в 1985 году. Меня пригласили в издательство «Советский композитор» и сообщили, что из моей первой книги выбросили два стихотворения. Одно — за пропаганду алкоголизма. Другое — как диссидентское. Пропагандой алкоголизма сочли песню «Вжик-вжик, уноси готовенького», а диссидентской признали песню Водяного. Кстати, песню выбросили, а Водяной так и остался на обложке. Кроме «Чунга-Чанги» в разряд диссидентских попала еще одна моя песня — о жирафе: «Есть на свете место беззаботное, где гуляет важно, словно граф, очень длинношеее животное под чудным названием жираф. До чего же, до чего же всем нам хочется братцы на жирафе, на жирафе на живом покататься». Была статья в «Литературной газете». Автор, называвшийся тогда литератором, вопрошал: «Почему беззаботное место? Почему дети всегда должны веселиться и отдыхать? А работать? А учиться в школе? А Родину любить?». Удивительное дело: прежде эти песни звучали в кино, на них внимания не обратили, а напечатанные на бумаге они вызвали подозрение у бдительных стражей коммунистической идеологии. Но в некоторых случаях я допускал «вольности» сознательно. Допустим, в фильме «Вкус халвы» киностудии им. Горького продавец птиц пел: «Птиц продаю в золоченой клетке, счастлив будет, кто был сердит, если птица сидит на ветке — сердце в клетке грудной болит». А Ходжа Насреддин отвечал: «Такие случаи не редки, когда свободу держат в клетке». Выбросили все, что отвечал Насреддин. Тут я идеологов еще могу как-то понять. Но порой были совершенно необъяснимые изъятия. В одной из моих песенок Лев был женат на светской львице. — Она мечтала быть модной. И хотела сумочку из крокодиловой кожи, сапожки и прочее. И она должна была петь: «Я разута, я раздета, ну а царь гуляет где-то. Нет, по-моему, я зря вышла замуж за царя». И вот эту песню с простыми, безобидными и озорными строчками выбросила главный редактор объединения «Экран». Позже, когда она уже сама стала писать, и мы вместе написали несколько сценариев, в частности «Приключения Буратино», то я как-то спросил у нее: «Почему ты это запрещала?» Она ответила: «Понимаешь, ты писал не наше»…

Юрий Сергеевич, при знакомстве вы сказали еще одну загадочную фразу: что у вас «сбывается не все задуманное». Что не сбылось?..

По большому счету, ответ на этот вопрос — объяснение трагедии моей жизни. Я говорю о смерти детской песни. Не моей песни, а песни детской вообще. Можно даже назвать дату. Случилось это, я считаю, в 1983 году, когда телевизионная передача «Песня года» присудила мне и Евгению Крылатову последнюю награду за песню «Прекрасное далеко». И вот «прекрасное далеко» наступило. Рухнул тоталитарный режим. Распался СССР. Безусловно, многие люди нашли себя в новой реальности; особенно инициативные, смелые, привыкшие думать самостоятельно. Они добились успехов. А я в это время стал абсолютным безработным и вынужден был жить только на то, что сдавал квартиру и продавал чай и макароны. Рухнули все структуры, которые запускали песни в народ, — «Союзмультфильм», киностудия им. Горького, фирма «Мелодия». Последняя не издавала даже старые записи, например, тех же «Бременских музыкантов». Выросло новое поколение, которое не слушало детских песен. Если, как я уже говорил, до «Антошки» дети пели взрослые песни, то теперь они напевают цитаты из рекламы. Детская песня не звучит! Нет ни одной телепередачи, где она могла бы прозвучать. Только в старых мультфильмах или в каверверсиях. Взамен пришли такие песни, как «Два кусочека колбаски». Или, допустим, моя внучка принесла из детского сада песенку: «Замуж захотела, вот и залетела». Это, как выяснилось, любимая песня детей. Внучка, конечно, не понимала, о чем поет, но уж очень ей понравилось слово «залетела». Даже в передаче Юрия Николаева «Утренняя звезда» появились маленькие женщинки и маленькие мужчинки, которые пели: «Дай мне день, дай мне ночь, и ты поймешь, я парень что надо, — ты не уснешь, пока я рядом». Вряд ли дитятко понимает, о чем поет. Взрослые дяди и тети тоже стали петь с экрана песни, в которых обязательным было слово «ночь». Ночь теперь олицетворяет любовь…

Это я и называю трагедией! Трагедией наших детей. Значит, и нас всех…— Но ведь вы противостоите этой «ночи»: по-прежнему пишете песни с хорошими композиторами…— Похоже, я единственный человек в стране, кто продолжал тогда сочинять детские песни. Но писал  «в стол», как когда-то Солженицын, понимая, что они не могут выйти сегодня. Но придет время… И вот так, успокаивая себя, я сочинил 150-200 песен. Например, создал цикл с Давидом Тухмановым, который называется «Знакомое насекомое» — песни-басни, веселые и красивые. Спели их Михаил Боярский, Наталья Гундарева, Людмила Гурченко, Николай Караченцов, Валерий Золотухин, Ирина Муравьева, Алексей Петренко — он даже написал эссе, почему их спел, назвал их «божественными»…

Впервые я написал песни для самых маленьких. Музыку к ним сочинил тоже Давид Тухманов. Цикл из 12 песен называется «Золотая горка». Спел их вместе с группой «Непоседы» Юрий Гальцев. Получились нежные, очаровательные и смешные песни.

Юрий Сергеевич, при знакомстве вы произнесли еще и слова, которые сегодня почти никто не говорит, — «Я берегу свое имя». Похоже, это не случайно брошенная фраза. Что для вас — беречь свое имя?

У меня есть друзья, соратники. Мне очень важно, чтобы они остались обо мне того же мнения, что сложилось в течение жизни. Хотя сегодня, когда национальной идеей стали деньги, соблазны окружают со всех сторон. Мне, например, предложили некую должность и положили за нее полмиллиона долларов. Потребовалось мое имя — об этом мне сказали прямо и открыто: «Вам будут верить». Я порадовался за себя и… отказался.И тем не менее, президентом я стал: возглавил творческий центр Юрия Энтина. Штат минимальный — Юрий Энтин. Отвечаю только за себя, за свое имя. Для меня это очень важно. Я уже говорил, что написал гимн Оренбурга — и сделал это совершенно искренне. Думаю, такого гимна никогда и ни у кого не было. Там есть такие строчки: «У нас особенные люди. Они — пример для многих стран. Здесь молятся Христу и Будде. Здесь рядом Тора и Коран».

Оренбуржцы слышали эти строки?

Конечно! И утвердили. Они так и живут, и это меня больше всего потрясло. У них действительно не было ни одного конфликта на национальной почве. Я был у них и в церкви, и в мечети, и в синагоге. Атмосфера везде одинаковая — благожелательная. Рядом со мной сидели русский мэр и его заместитель — татарин. В гимне еще есть такие   строчки: «Наши предки здесь давным-давно прорубили в Азию окно». Действительно, это был замысел Петра. Он хотел прорубить окно в Европу — построил Петербург. Мечтал прорубить окно в Азию. Анна подхватила эту его идею и начала строить Оренбург. Я писал этот гимн также искренне, как писал в свое время песню «Кучкудук, три колодца». Попав в этот город, я был потрясен его красотой и необычной историей. Там на самом деле три колодца. Под впечатлением увиденного и услышанного я за 15 минут сочинил эту песню и спел ее с ансамблем «Ялла». И берегу эту запись, потому что пленка сохранила то, что представляет для меня главную ценность: была не просто овация — зал плакал! Плакали исполнители. В этом городе живут бывшие заключенные, которые добывали урановую руду. Когда сроки заканчивались, многие там оставались — не было сил уехать… Поэтому я дорожу своим именем…

Подводя итог сказанному, я мог бы считать свою миссию на земле выполненной, если бы не одно «но». Хочу дождаться того дня, когда хотя бы одну мою песню вновь запоют дети и взрослые, и она станет таким же хитом, какими были детские песни в 70–80-е годы. С ними происходили настоящие чудеса. Например, песня «Крылатые качели» разнеслась по стране за несколько дней. То же было с песней «Прекрасное далеко»  из  кинофильма «Гостья из будущего»: песня прозвучала на титрах, не подкрепленная видеорядом, но и этого было достаточно, чтобы стать любимой. Восьмую серию мультфильма «Ну, погоди!» с песней «Расскажи, Снегурочка, где была» показали в новогоднюю ночь, и через пару дней ее пела вся страна. Пела весело и искренне…

Вот мы и вернулись к искренности. Все ваши песни — искренни. Потому — отдушина.

А отдушина — потому что от души…