В прошлом месяце исполнилось 250 лет со дня рождения Людвига Ван Бетховена. «Лехаим» вспоминает историю о еврейской возлюбленной великого композитора.

Жизни великих людей прошлого, известные, казалось бы, до мельчайших деталей, оставляют нам порою некую маленькую неразгаданную тайну. Такая неразгаданная тайна в жизни немецкого музыкального гения Людвига ван Бетховена будоражит нас по сегодняшний день.

С юношеских лет Бетховен пребывал в состоянии постоянной влюбленности: он мечтал о достойной его девушке, о взаимной любви, о создании семьи… Его помыслы были абсолютно искренними и чистыми. Однако, хотя фактически все возлюбленные отвечали взаимностью красивому, умному и уже знаменитому молодому человеку, его мечтания всегда завершались печальным концом: девушки совершенно неожиданно выходили замуж за кого-нибудь другого.

Людвиг страдал, терпел ужасные муки, огорчался и… вновь влюблялся. Увы, его мечтам так и не суждено было сбыться; всю жизнь — 57 лет — он оставался влюбленным мечтающим холостяком.

Имена его возлюбленных хорошо известны; иным он посвятил некоторые свои сочинения, со многими оставался в дружбе до конца жизни. О них пишут в своих воспоминаниях его друзья, их называют в своих исследованиях историки и музыковеды. Однако никто не может раскрыть тайну «далекой бессмертной возлюбленной», о которой так много размышляет, пишет и говорит Бетховен. Кто же она, эта таинственная незнакомка? Вполне может быть, что она выпестована в любовных мечтаниях гениального композитора…

Однако есть одно имя, которое действительно никем и нигде не упоминается. Это имя Рахели Левенштайн, 18-тилетней дочери венского банкира. Но как и почему она осталась никем не замеченной?

Так случилось, что 22-летний Бетховен страстно влюбился в умную, образованную и к тому же необычайно красивую Рахель, и она с не меньшей страстью полюбила его. Свидетельством тому служит их непродолжительная переписка с 8-го мая по 3 июня 1792 года.

Уехав на время из Вены, влюбленный и тоскующий Бетховен пишет Рахели:

«Доколе еще мой грустный взор будет искать понапрасну твой образ? Солнце светит мне лишь тогда, когда ты со мной. Без тебя же оно гаснет, где бы я ни находился. Я удручен разлукой, чувствую себя покинутым и одиноким». 

Рахель немедленно отвечает ему страстными словами любви:

«Я во власти галлюцинаций! Мои глаза видят твой сладкий образ, но рука не осязает его. Высокие холмы отделяют нас. Наше счастье омрачено расстоянием. Приходится покоряться участи».

Разлука становится для Бетховена невыносимой, и вопреки планам через неделю он уже в Вене ради встречи с Рахелью. Следуют обоюдные признания в глубокой и верной любви; Бетховен предлагает Рахели выйти за него замуж. И тут он узнает ужасную весть: Рахель — еврейка, и их брак абсолютно невозможен. В угаре любви Бетховен предлагает девушке самые разные способы решения проблемы, вплоть до тайного бегства Рахели из дома. Однако теперь Рахель непреклонна. Удрученный сложившейся безысходной ситуацией, Бетховен немедленно покидает Вену. Но безумная любовь к Рахели не оставляет его, и он ищет пути для преодоления запрета. Вскоре он пишет ей письмо, в котором предлагает девушке сменить веру.

«Не упрекай меня! Я не в силах расстаться с тобой, хотя ты и еврейка. Святому писанию известны имена героев твоего народа. Оно повествует нам об их подвигах. Однако я обратил свой взор внутрь моего сердца и в глубине его ощутил святыню моего народа — Спасителя…

Какое отчаяние! Какой ужасный рок поверг нас во мрак! Рахель, любовь моя, признай силу Спасителя, ибо Имя Его из поколения в поколение окружается все большим ореолом. Никто не жалеет народ твой, и наши священники поносят его прошлое. Обрати душу твою к Спасителю и приумножь втайне богатство твоих переживаний. Страдание — участь твоего народа. Будь моею и познай радость христианства».

Оскорбленная такими словами до глубины души, Рахель, униженная в своих лучших чувствах, немедленно пишет Бетховену откровенное и резкое письмо не столько от себя, сколько от имени своего народа:

«Я пишу Вам в последний раз. Вы оскорбляете мой народ. Страдания наших предков стяжали благословение Неба для их потомков. Ни один народ не отличается такой стойкостью, как Израиль. То, что гений этого народа создал в течение веков своими силами, вы обратили в свою пользу, вы — пришедшие позже и не воздавшие ему за его наследие ни почестей, ни простой благодарности.

На хрупком суденышке мы переносили самые ужасные бури и оглядываемся на прошлое наше с глубоким благоговением. Когда я наблюдаю черты лица моего отца, мне кажется, я вижу перед собой великие образы нашего народа. Ваш народ, преисполненный самыми злыми чувствами, умерщвлял лучших представителей во Израиле. Они умирали в муках, преследуемые палачами и убийцами.

Когда-нибудь, через много лет, ваши потомки поймут свою несправедливость и отпустят на свободу искалеченную жизнь Израиля. В вашей среде не найдется ни одного, вплоть до ваших священников, который не обесчестил бы себя ложью. Но уважая наиболее достойных во Израиле, они хотели обратить их в свою веру. Некоторые из наших склонились перед власть имущими, приобретя их милость, но вместе с тем и презрение своего народа, который отрекся от них навсегда. Оставьте меня, милый иноверец! Оставьте меня, я умоляю вас! Не преследуйте меня Вашей любовью. Быть может, предчувствие слабости моей и страх этого заставляют меня умолять Вас — оставьте меня. О, Б-же! Что было бы, если бы мой отец знал про это… Сжальтесь надо мною и не губите мою бедную жизнь!».

Диву даешься, сколько в этом письме искренности, любви и ума; и, не удержусь, сколь оно, написанное более двухсот лет тому назад, актуально и в наши дни. Трудно оставаться равнодушным, читая эти строки. И неравнодушный Бетховен тоже понял всю искренность, всю любовь и всю скорбь любимой девушки. И остался честным и порядочным человеком. Впрочем, таким он был всегда. Вскоре он написал Рахели свое последнее письмо:

«Рахель, прекрасная моя! Какие дети мы еще с тобой! Прощай, прощай! Мы не суждены друг другу. Но запомни мои последние слова: твое сердце страждет, и ты можешь быть достаточно мужественной, чтобы победить недуг».

И действительно, Рахель осталась верной своему народу. Бетховен оценил это. Он всегда уважал людей нравственных, честных и благородных. Были среди них и евреи. Назовем его юного ученика и верного друга — Игнаца Мошелеса, которого Бетховен неизменно называл «мой милый благородный и добрый Мошелес»; Мошелес — пианист, композитор, дирижер и аранжировщик оказывал Бетховену материальную и моральную поддержку, организовал концерты из произведений Бетховена в его пользу, переложил для фортепиано его оперу «Фиделио» и так далее.

Среди прочих, встречаются также знакомые Бетховену еврейские фамилии венских банкиров. Однако среди них нет Левенштайна. Можно предположить, что Рахель наложила вето на общение ее семьи с Бетховеном. Вспомним восклицание: «Ах, если бы мой отец знал про это…» — в ее последнем письме Бетховену. Он же это понял и принял «обет молчания».

В его комнате до самой смерти висели портреты бывших возлюбленных, даже с мужьями и детьми, но среди них не было Рахели. Ей не посвящен ни один опус композитора. Случайно ли это?

Прошло двадцать лет. В городе Теплиц, фешенебельном курорте, где собралась знать из Германии, Франции, Чехии и других стран, Бетховен встретил Рахель Левин, молодую, красивую и образованную женщину. Она была хозяйкой художественного салона в Берлине (а позднее в Париже), где собирались самые видные ученые, литераторы, музыканты. Бетховен, тогда уже почти глухой, не увлекался этим обществом, однако к Рахели относился с необычайной симпатией и уважением; он мог часами издали вглядываться в ее красивое лицо. Ее будущий муж — Карл Август Варнхаген в своих воспоминаниях («Достопамятные факты») писал, что Бетховен, встретив Рахель, «был поражен ее выражением лица, напомнившим ему иные черты, дорогие его сердцу». Не черты ли лица Рахель Левенштайн? Кстати, даже немузыкальное ухо услышит созвучие имен и фамилий — Рахель Левен (штайн) и Рахель Левин…

И еще… Именно в Теплице Бетховен написал письмо «К далекой возлюбленной», начинающееся словами: «Мой ангел, мое всё…» Но кто этот «ангел», это «всё», так и остается загадкой.

Хотя Варнхаген не мог знать о давнем увлечении Бетховена, но черты Рахели Левин, бесспорно, всколыхнули в памяти композитора любимые черты. Так может быть, именно Рахель Левенштайн и есть та самая, далекая и бессмертная возлюбленная?

Быть может все… Но мне кажется, что романтическая тайна двух любящих сердец так и должна оставаться тайной, даже если высказанная догадка верна…

Из Гейне

За столиком чайным в гостиной 

Спор о любви зашел. 

Изысканны были мужчины, 

Чувствителен нежный пол.

«Любить платонически надо!» —

Советник изрек приговор, 

И был ему тут же наградой 

Супруги насмешливый взор.

Священник заметил: «Любовью, 

Пока еще пыл не иссяк, 

Мы вред причиняем здоровью». 

Девица спросила: «Как так?»

«Любовь — это страсть роковая!» —

Графиня произнесла 

И чашку горячего чая 

Барону, вздохнув, подала.

Тебя за столом не хватало, 

А ты бы, мой милый друг, 

Верней о любви рассказала, 

Чем весь этот избранный круг.

(Перевод С. Я. Маршака)

(Опубликовано в газете «Еврейское слово», №147)