Как известно, в ряду дарованных Октябрьским манифестом 1905 года свобод были и некоторые послабления нацменьшинствам; в 1906 году П. А. Столыпин, министр внутренних дел и премьер‑министр, предложил уравнять в правах еврейское население с большинством, ибо ограничения лишь «питают революционное настроение еврейской массы». Но, считая еврейство в целом враждебным государству и его христианскому населению, правительство боялось его организованности. После кишиневского погрома тогдашний министр внутренних дел В. К. Плеве заявил, что можно даже согласиться с сионизмом, если его адепты содействуют переселению евреев в Палестину, но не с теми еврейскими организациями, которые проповедуют развитие и укреп­ление своей национальной особенности, что «противоречит началам русской государственной идеи». Даже такой смелый реформатор, каким был Столыпин

, в циркуляре 1910 года предписывал губернаторам тщательно ознакомиться с деятельностью культурно‑просветительных обществ и «при необходимости закрывать их, если они содействуют пробуждению узкого национально‑политического самосознания» и «ведут к усугублению начал национальной обособленности и розни». Между тем национально ориентированная еврейская интеллигенция меньше всего была настроена против государства, занимаясь другими делами.

Еврейское население Одессы после эпохи стремительной ассимиляции, «мирного братания [footnote text=’Владимир Жаботинский. Пятеро. Москва: Книжники, 2014. С. 29. ‘]народностей[/footnote]», в начале века потянулось к национальной культуре, и городские власти должны были руководствоваться спущенными сверху установками, а подопечные им инициаторы новых образовательно‑просветительских обществ — их обходить. Как это удавалось тем и другим во время военного положения и «столыпинской пятилетки» (1906–1911)? Работа Канцелярии одесских градоначальников оставила множество документов [footnote text=’Государственный архив Одесской обл. Ф. № 2. Оп. 7. № 55, 351, 389.’]общения[/footnote].

 

Его Превосходительству

господину Одесскому градоначальнику

 

ПРОШЕНИЕ

Настоящим честь имеем просить ВАШЕ ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО разрешить нам устройство шестого июля с. г. в четверг 8 ч. вечера в зале «Унион» по Троицкой ул. публичной лекции о территориализме (устройство организованной эмиграции еврейского населения России и других государств в особенно для них предоставленную территорию, где они могли бы устроиться на автономных началах). В публичной лекции должны принять участие: приват‑доцент М. Э. Мандельштам из Киева, Л. Паперин и М. Гепштейн.

М. Э. Мандельштам будет читать на тему: еврейский вопрос в широком смысле и территориализм.

Л. Паперин будет читать на тему: территориализм как решение проблемы еврейской эмиграции.

М. Гепштейн на тему: территориализм и еврейские массы.

27 июня 1906.

 

Прошение подписано тремя евреями, из которых двое принадлежали к коммерческому среднему классу, а один, кандидат математических наук, к интеллигенции. Это был характерный выбор — национальное просвещение после обычной ассимиляции. И идею группы И. Зангвила они прямодушно объяснили начальству. Все лекторы: знаменитый киевский офтальмолог Макс Мандельштам, редактор газеты «Еврейская будущность» Л. Паперин и переводчик и издатель из Белостока М. Гепштейн — известные сионисты. Но дело не пошло. Сначала свое мнение изложил чиновник канцелярии градоначальника: «Представляя настоящее прошение на благоусмотрение Господина Временного Градоначальника, докладываю Вашему Превосходительству, что ходатайство это желательно отклонить». Потом свое мнение высказал временный губернатор генерал‑майор К. А. Карангозов, обратившийся к градоначальнику (генерал‑майору А. Г. Григорьеву): «Разрешить не признаю возможным до разъяснения Министра внутренних дел». Им был тогда Столыпин. Тенденция к нацио­нальной обособленности вычитана, видимо, в словах: «еврейский вопрос», «еврейские массы» и «автономия».

*  *  *

Немало зависело от опытности инициаторов. 20 февраля 1907 года врач Иосель Сапир пишет тому же градоначальнику Аполлону Григорьеву заявление, в котором ставит его в известность, что год назад был открыт клуб «Кадима». К тому же речь не о новом проекте, а о распространении известной формы организации еврейской жизни, созданной П. Смоленским и Н. Бирнбаумом в Вене в 1883 году.

 

ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВУ

ГОСПОДИНУ ГРАДОНАЧАЛЬНИКУ

Учредителя сионистского клуба «Кадима» врача И. Сапира

 

Заявление

Честь имею заявить, что сионистский клуб «Кадима», разрешенный явочным порядком в июле 1906 г., открывается для посещения членов в четверг 22 текущего месяца. Клуб, находящийся в д. Кузнецовой по Базарной ул. № 69, будет открыт ежедневно с шести часов вечера, а по субботам, воскресным и праздничным с 4‑х часов пополудни для членов общества.

20.II.1907
Врач И. Сапир, учредитель клуба «Кадима».

 

Не разрешить уже открытое трудно. Но проверить необходимо, и начальник Жандармского управления организует слежку. Назначенный для нее чиновник рапортует:

 

В Канцелярию Господина Одесского Градоначальника Письмоводителя Петропавловского полицейского участка

г. Одессы Сергея Вельбина

Рапорт

Вследствие предписания от 6‑го сего Апреля за № 482 доношу, что я присутствовал на литературном вечере, состоявшемся 7‑го Апреля в помещении Одесского сионистского клуба «Кадима», устроенном членами сего клуба в доме № 69 по Базарной улице. Вечер состоял из реферата, прочитанного студентом‑медиком 5 курса Императорского Новороссийского Университета Михаилом Самойловичем Шварцманом, проживающим в доме № 39 по Екатерининской улице, на тему «О времени, переживаемом современным еврейством». В реферате этом оратор много говорил о бедственном положении евреев во всех частях света, событиях последнего времени, происшедших в Румынии, заметно усилившейся эмиграции и пассивной роли, сыгранной ими в последнее время перед выборами в Государственную Думу <…>. Во время чтения реферата оратор коснулся равноправия евреев, указав на него как на важного фактора [так!] к достижению улучшения положения евреев в социальном и экономическом отношениях, причем за все время чтения им ничего явно предосудительного произнесено не было, и все присутствующие, численность которых доходила до 250 человек, вели себя совершенно спокойно…

Письмоводитель С. Вельбин

Апреля 8 дня 1907 г. Г. Одесса.

 

Через неделю он же посещает литературный вечер, «на котором читался реферат Арона Абелевича Борухова “Элементы национальной жизни”. Присутствовало 300 человек, содержание реферата носило чисто сионистский характер, было прочитано очень сухо и ничего предосудительного в себе не заключало».

Письмоводитель Вельбин проинструктирован, что «чисто сионистское» направление не опасно, но начальству этого недостаточно. Проследить за собраниями поручается приставу Радченко. 10 апреля 1907 года «срочно» и «совершенно секретно» он докладывал полицмейстеру: клуб «служит для устройства собраний, избегающих наблюдения со стороны правительственного чиновника, кроме членов клуба, в последнее время посещают посторонние лица», и «там устраиваются совещания на еврейском языке». Еврейская публика как‑то мас­кируется, полагает пристав, в том числе с помощью перехода на свой язык. Тем более что Иосель Берков Сапир состоит под наблюдением: в то же время товарищ прокурора Минского окружного суда запрашивал в декабре 1907 года Одессу: не открыл ли врач в Одессе общество «Необилуйцев», на которое собирал средства в Минске? Столыпинский консервативный переворот 3 июня 1907 года, когда была досрочно распущена II Государственная дума, позволил перевести подозрения в действие; 16 августа Радченко доложил полицмейстеру о закрытии «Кадимы», которая просуществовала всего полгода.

Интересно, что имя не пропало: параллельно клубу тот же Сапир издавал в Одессе еженедельную газету «Кадима».

 

*  *  *

Следующая история открытия‑закрытия еврейского общества Одессы, работавшего под присмотром градоначальника, продолжалась около года и была очень любопытной как по сути его деятельности, так и по причудливости заведенного над ним контроля.

Разрешать его не было необходимости, ибо формально оно было отделением столичного. В 1908 году в Петербурге начало функционировать Еврейское литературное общество (ЕЛО), создатель — еврейский депутат Л. Н. Нисселович, председатель — историк С. М. Дубнов. Общество заботилось о культурных нуждах всей «черты», издавало книги, разрабатывало новые проекты образования, организовывало помощь нуждающимся литераторам — все было будто бы разрешено культурной политикой власти. В ЕЛО собрались блестящие специалисты: ученые, журналисты, писатели; в 1910 году было разрешено открыть отделения в городах.

Учредительное собрание Одесского ЕЛО прошло 22 марта 1910 года во время правления знаменитого, назначенного Столыпиным генерал‑майора Ивана Толмачева, деятеля Союза русского народа. «Одно только плохо в Одессе: это ее генерал‑губернатор Толмачев. <…> второго такого еврейского несчастья, такого врага народа израильского, такого антисемита еще свет не видел», — писал Шолом‑Алейхем в рассказе «Одесса». Верный служака, Толмачев провозгласил: «Я солдат и признаю только своего Государя. Его приказания я и буду исполнять в точности, не останавливаясь ни перед чем <…> Национального вопроса я не касаюсь <…>, он для меня не существует».

Евреи, как и все граждане империи, прекрасно помнили завоевания революции, и тон обращений к градоначальнику был довольно спокойный: учредительное собрание «доводит до сведения». Список членов комитета открывается Х.‑Н. Бяликом, председателем избран «еврейский национальный поэт на русском языке» С. Фруг. Хоть и больной, после перенесенной недавней операции, он не был формальным председателем: много отчетов и бумаг для начальства написаны его изящным почерком бывшего писаря. Хотя петербургское центральное общество занималось распространением рефератов, Одесское отделение имело собственную программу.

Членами Комитета и выступающими были люди известные. Доктор философии И. Клаузнер прочел академическую лекцию «Общий взгляд на историю еврейской литературы» в четырех этапах: древнейшем, древнем, среднем и новом, которая стала началом разработки курсов для Одесского университета, а потом — для Иерусалимского. Самый заслуженный сионист Нахум Соколов выступил с докладом «Быт и литературные течения среди сефардов», где проследил их исторические корни, культурную жизнь, духовное своеобразие, а также связи со Святой землей.

Полемическое начало содержалось в реферате Жаботинского «Язык еврейской культуры». Дубнов в Петербургском ЕЛО доказывал необходимость трехъязычия: «Если мы в силу языковой ассимиляции имеем интеллигенцию, не читающую на еврейском языке, то мы обязаны подносить ей литературу на государственном языке с еврейским [footnote text=’Дубнов С. Книга жизни. Воспоминания и размышления. Материалы для истории моего времени / Вступ. статья и комментарии В. Е. Кельнера. СПб., 1998. С. 320.’]содержанием[/footnote]», — Жаботинский же настаивал на двух национальных языках с выделением иврита: «Полагают, будто рациональное воспитание должно обязательно вестись на разговорном языке населения. Это неправильно». Но и он строил свои выводы на исторических аналогиях: «…всюду в культурных странах, где разговорный язык не совпадает с национальным, в системе воспитания преимущество отдается второму. Например, Италия, немецкая Швейцария и т. п. Древнееврейский язык не прерывал никогда своего культурного существования и развития…»

Специальное внимание и дополнительная слежка («Поручаю чиновнику Канцелярии В. И. Белогриц‑Кот­ля­рев­скому присутствовать на этом собрании и о последующем представить мне на сем же») вызвал реферат Х. Гринберга «Бердичевский — проповедник ницшеанства в еврейской литературе». Необычное видение мира в новоеврейской литературе («трагизм двойственности: страстная жажда жизненных наслаждений и неумение осуществлять свои желания <…> Бердичевский, однако, надеется на душевное исцеление…») кажется докладчику признаком обновления и развития. Картина еврейской культуры и литературы в прошлом и в современности дополнялась новыми идеями европейской социологии (доклад О. Инбера «Зомбарт о евреях»). Последним, заявленным Комитетом, был доклад И. Клаузнера «Закат еврейского профетизма»; состоялся ли он, неизвестно.

Способы контроля стали более разнообразными. На каждую лекцию необходимо не только испрашивать разрешения, но и подавать конспекты самих лекций, или рефератов, как можно более подробные, так чтобы не оставалось докладчиков, «избегающих наблюдения», как в «Кадиме». Посылались также наблюдатели и не отменялась проверка политической благонадежности. Оформление разрешений, переписка конспектов были процессом длительным и нудным. Но слежка оказалась напрасной: вследствие закрытия Центрального общества завершилась деятельность и Одесского отделения. Жандармское управление было теперь спокойно.

Дубнов писал: «…правительство Столыпина закрыло Еврейское литературное общество с его центром в столице и 120 отделениями в провинции. Нашу организацию и другие общества (украинское, польское) еще раньше предупреждали, что, поскольку мы увеличиваем национальное самосознание “подчиненных” народностей, мы вредны для российской государственности. А теперь нас прихлопнули, погасили культурные очаги по всей [footnote text=’Дубнов. Книга жизни. С. 319.’]стране[/footnote]».

Ни полемики между партийными течениями, ни грандиозных проектов, как издание «Еврейской энциклопедии на русском языке», в Одесском отделении ЕЛО не было. Но преобладала целостность: сионизм органично сочетался с просвещением, национальное образование было универсальным. Отделить одно от другого, как хотелось Плеве и Столыпину, было невозможно. Такой вариант культурно‑просветительной работы продолжался до 1920‑х годов, когда и политическая, и образовательная составляющие оказались несовместимыми с идеологией советского государства.